Эпосы, легенды и сказания - Тысяча и одна ночь

• Название: Тысяча и одна ночь
• Автор: Эпосы легенды и сказания
• Жанр: Детская

Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков и таинственный блеск разноцветных арабских чаш.

Книга сказок и историй 1001 ночи некогда поразила европейцев не меньше, чем разноцветье восточных тканей, мерцание стали беспощадных мусульманских клинков, таинственный блеск разноцветных арабских чаш.

«1001 ночь» – сборник сказок на арабском языке, объединенных тем, что их рассказывала жестокому царю Шахрияру прекрасная Шахразада. Эти сказки не имеют известных авторов, они собирались в сборники различными компиляторами на протяжении веков, причем объединялись сказки самые различные – от нравоучительных, религиозных, волшебных, где героями выступают цари и везири, до бытовых, плутовских и даже сказок, где персонажи – животные.

Книга выдержала множество изданий, переводов и публикаций на различных языках мира.

В настоящем издании представлен восьмитомный перевод 1929–1938 годов непосредственно с арабского, сделанный Михаилом Салье под редакцией академика И. Ю. Крачковского по калькуттскому изданию.

---

А все это случилось по измышлению Зат-ад-Давахи, ибо царь обратился к ней перед тем, как выступить, и спросил: «Как поступить и что придумать? Ведь ты виновница этого тяжёлого дела». И она сказала ему: «Знай, о великий царь и грозный волхв, я укажу тебе дело, которое не в силах измыслить Иблис[154], даже если он призовёт на помощь свои поверженные рати…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Восемьдесят девятая ночь

Когда же настала восемьдесят девятая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что все это было по измышлению старухи, ибо царь обратился к ней перед тем, как выступить, и спросил её: «Как поступить и что придумать? Ведь ты виновница этого тяжёлого дела». И она сказала ему: «Знай, о великий царь и грозный волхв, я укажу тебе дело, которое бессилен придумать Иблис, даже если он призовёт на помощь свои поверженные рати. Пошли пятьдесят тысяч человек, и пусть они сядут на корабли и едут по морю, до самой Дымовой горы, и остаются там, не трогаясь с места, пока не придут к вам знамёна ислама, и тогда расправляйтесь с ними. А потом выйдут на них войска с моря и будут сзади них, а мы встретим их с суши, и никто из них не спасётся, и прекратится наша забота и будет нам вечный мир».

И царь Афридун одобрил план старухи и воскликнул: «Твой план – прекрасный план, о госпожа хитроумных стариц и прибежище волхвов, когда подымаются смуты!»

И когда войско ислама налетело на них в этой долине, они не успели опомниться, как уже огонь пылал в шатрах и мечи работали среди тел; а потом подошли войска Багдада и Хорасана, – сто двадцать тысяч всадников, и в передовых отрядах был Дау-аль-Макан.

И, увидя их, войска неверных, бывшие в море, вышли к ним из воды и последовали за ними. И Дау-аль-Макан, увидав их, воскликнул: «Обратитесь на неверных, о племя избранного пророка, и сразитесь с людьми нечестия и вражды, повинуясь милостивому, милосердному!»

А тут подошёл Шарр-Кан с другими отрядами мусульманских войск, числом около ста двадцати тысяч, а войск неверных было около тысячи тысяч и шестисот тысяч. И когда мусульмане соединились друг с другом, их сердца укрепились, и они закричали: «Поистине, Аллах обещал нам поддержку и пригрозил неверным покинуть их!» А затем столкнулись мечи и зубцы, и Шарр-Кан прорвал ряды и ворвался в гущу тысяч, и бился боем, от которого поседеют дети. И он гарцевал среди неверных и работал острорежущим мечом, возглашая: «Аллах велик!», пока не прогнал врагов обратно к берегу моря.

И тела их утомились, и Аллах дал победу вере ислама, и люди сражались, без вина пьяные. В этой стычке было убито сорок пять тысяч неверных, а мусульман погибло три тысячи пятьсот. И лев веры, царь Шарр-Кан, не спал в эту ночь, ни он, ни его брат, Дау-аль-Макан, – напротив, они подбодряли людей и обходили раненых, поздравляя их с победой и наградой по воскресении. Вот что было с мусульманами.

Что же касается царя Афридуна, царя аль-Кустантынии, и царя румов с его матерью, старухой Зат-ад-Давахи, то они собрали эмиров войска и говорили между собой: «Мы бы достигли цели и излечили бы нашу душу, но обольщение нашей многочисленностью – вот что нас предало».

И Зат-ад-Давахи сказала им: «Вам будет польза лишь в том, чтобы искать благоволения мессии и придерживаться правой веры. Клянусь мессией, войску мусульман придал силу лишь этот сатана, царь Шарр-Кан!» – «Я намерен, – сказал царь Афридун, – выстроить завтра против них войска и выпустить на них знаменитого витязя, Луку ибн Шамлута, ибо он, если выступит против царя Шарр-Кана, убьёт его и убьёт других витязей, так что из них не останется ни одною. А сегодня вечером я хочу окурить вас святейшим ладаном».

И, услышав его слова, начальники облобызали землю. А ладан, который он разумел, был кал великого патриарха отрицающего, отвергающего. И они соперничали за обладание им и одобрили его мерзкие свойства, и патриархи румов посылали его во все области своих земель в шёлковых лоскутках, и смешивали его с мускусом и благовониями, и когда слух об этом доходил до царей, они брали кал по тысяче динаров за каждую драхму, и цари даже посылали его разыскивать, чтобы окуривать им невест. И патриархи смешивали его со своим калом, так как кала великого патриарха не хватало на десять областей. А величайшие цари клали немного этого кала в сурьму для глаз и лечили им больных и страдающих животом. И когда настало утро и засияло и заблистало светом, витязи поспешили в бои копьями…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Ночь, дополняющая до девяноста

Когда же настала ночь, дополняющая до девяноста, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что, когда настало утро и засияло светом и заблистало, витязи поспешили в бой копьями, а царь Афридун призвал своих приближённых патрициев и вельмож своего царства и наградил их и начертил крест на их лицах и окурил их тем ладаном, о котором помянуто раньше, то есть калом великого патриарха и коварного волхва. А окурив их, он призвал к себе Луку ибн Шамлута, которого называют меч мессии. И, окурив его калом и потом натерев им его небо, он дал ему кал понюхать и выпачкал им его щеки, а остатком кала он намазал ему усы. А в земле румов не было значительнее человека, чем этот проклятый Лука, и не было лучшего стрелка и бойца мечом и копьём в день схватки, и он отличался гнусной наружностью, и лицо его было как морда осла, а образ, как образ обезьяны. Его внешность – внешность соглядатая, и близость к нему тяжелее, чем разлука с любимым; от ночи ему досталась мрачность, от льва – зловонное дыхание, и от тигра – наглость, а неверие оставило на нем клеймо. И он подошёл к царю Афридуну, поцеловал ему ноги и встал перед ним, и царь Афридун сказал ему: «Я хочу, чтобы ты выступил против Шарр-Кана, царя Дамаска, сына Омара ибн ан-Нумана, и отвёл от нас к облегчил эту беду». И Лука отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» И царь начертил на его лице крест и объявил, что победа достанется ему вскорости.

И Лука ушёл от царя Афридуна, и потом этот проклятый Лука сел на рыжего коня, и на нем была красная одежда и золотая кольчуга, выложенная драгоценными камнями, и нёс он копьё с тремя зубцами, словно он проклятый Иблис в день уничтожения племён[155]. И он и его нечестивое племя тронулось в путь, как бы гонимое в огонь, и среди них был глашатай, который возглашал поарабски: «О народ Мухаммеда, – да благословит его Аллах и да приветствует! – пусть выходит из вас лишь один ваш витязь, меч ислама Шарр-Кан, правитель Дамаска Сирийского!» И он не закончил ещё своих слов, как вдруг на равнине раздался гул, звуки которого услышали все люди, и конский топот рассеял войска, напоминая о дне Хонейна[156]» И злодеи испугались и повернули шеи в сторону шума, и вдруг оказалось, что это царь Шарр-Кан, сын царя Омара ибн ан-Нумана. Когда его брат Дау-аль-Макан увидал этого проклятого на поле и услышал глашатая, он обернулся к своему брату Шарр-Кану и сказал ему: «Они хотят тебя». И Шарр-Кан отвечал: «Если так, это мне тем любезней». И, убедившись в этом и услышав глашатая, который кричал на поле: «Пусть не выходит ко мне никто, кроме Шарр-Кана!», мусульмане поняли, что этот проклятый – витязь румских земель и что он поклялся очистить землю от мусульман, а иначе он будет в числе понёсших потерю, ибо это он жёг сердца, и его злобы боялись войска турок, дейлемитов и курдов.

И тут Шарр-Кан вышел к нему, подобный ярому льву, а сидел он на хребте чистокровного коня, похожего на испуганного газеленка. И он погнал его к Луке и, оказавшись подле него, потряс в руке копьё, подобное змее-ехидне, и произнёс такие стихи:

«У меня есть рыжий, узде послушный, воинственный,
И отдаст тебе, сколько хочешь ты, он из сил своих.
И копьё прямое, остёр и гибок зубец его,
И как будто мать всех превратностей на древке его,
И клинок индийский, отточенный, – обнажив его,
Словно молнию, что мелькает в небе, увидишь ты».

И Лука не понял значения этих речей и силы нанизанных слов; нет, он ударил себя рукою по лицу из уважения к кресту, нарисованному на нем, а затем поцеловал её и, направив дротик на Шарр-Кана, бросился на него. Он подкинул дротик одной рукой так, что он скрылся из глаз смотрящих, и поймал его другой рукой, как делают чародеи, а потом бросил им в Шарр-Кана. И дротик вылетел из его руки, как сверкающая огненная стрела. И люди зашумели и испугались за Шарр-Кана. Но когда дротик подлетел близко к Шарр-Кану, он схватил его в воздухе, и умы людей смутились.

А затем Шарр-Кан потряс дротик той рукой, которой он взял его у христианина, так что едва не сломал его, и подбросил его в воздух, и дротик скрылся из глаз, но он поймал его другой рукой быстрее мгновения ока, и издал вопль, исходивший из глубины сердца, и воскликнул: «Клянусь тем, кто создал семь небосводов, я ославлю этого проклятого во всех странах!»

И он бросил в него дротик, и Лука хотел сделать с дротиком то же, что и Шарр-Кан, и протянул руку, чтобы поймать дротик в воздухе, но Шарр-Кан поспешил метнуть в него второй дротик и ударил его, и дротик попал в середину креста, бывшего у него на лице, и Аллах устремил его душу в огонь, скверное это обиталище![157] И когда неверные увидали, что Лука ибн Шамлут упал убитый, они стали бить себя по лицу и кричать: «О горе! О гибель!» И взывали о помощи к патриархам монастырей…»