Евгений Пинаев - Требуется Робинзон

• Название: Требуется Робинзон
• Автор: Евгений Пинаев
• Жанр: Русское современное

О чем эта книга? О многом. О крепости мужской дружбы, о смысле жизни, о том, как хочется одинокому сердцу настоящей любви. О морских приключениях и борьбе со всяческим злом. О том, как маленьким Пятницам – вроде отважного, но еще беззащитного Коськи, необходим крепкий друг – большой, сильный Робинзон. О том, как в любом возрасте нужна человеку забота и доброта… В. Крапивин

---

Они были уже готовы сцепиться, как два петуха, но вмешался капитан.

– Степан Петрович, – обратился он к помпоучу. – У каждого свои обязанности, а коли функции распределены, оставим старпому то, за что он отвечает головой. Своей и моей тоже. Да, обед уже объявлен, буфетчик, вижу, помчался на камбуз за борщом, отправимся и мы в кают-компанию. Кстати, сегодня, Степан Петрович, на второе ваше любимое блюдо – «макароны по-флотски». Они, уверен, и на этот раз приготовлены в традициях «хорошей морской практики».

Намек вырвался невольно, но старпом заржал самым бессовестным образом, не жалея душевного покоя Зозули. И тот, мысленно предавая Старцева самым изощренным пыткам и казням, но проглотив пилюлю, ушел с бизань-рубки. За ним последовал и капитан.

Зозуля оконфузился в самом начале рейса. В тот день «Эклиптику» тряхнуло первым по-настоящему осенним штормом. И был обед, начавшийся в положенный час с борща, и была сопутствующая ему неторопливая беседа на тему «как ни рулили, а все же зарулили». Зозуля молча хлебал варево и в разговор не вступал. Не было у него ничего достойного вниманию товарищей по профессии. И шторм мешал. Все время приходилось упираться и быть настороже. Расслабился Степан Петрович лишь в тот миг, когда буфетчик доставил с камбуза его любимое блюдо: жирные, ароматные макароны по-флотски. Зозуля с негодованием отверг слишком мелкую для такой вкуснятины тарелку и потребовал алюминиевую миску.

– Да не жадничай, как в прошлый раз, – напомнил буфетчику. – Отоварь по полной программе – выше крыши.

Приказ командира – закон для подчиненного. Перегруженная посудина перешла из рук в руки в тот момент, когда судьба-злодейка завалила баркентину в резкий и глубокий крен. Отброшенный к спинке дивана, Степан Петрович, как по команде «хенде хох», вздернул руки и вознёс ту, с миской, на «головоцентрическую орбиту». Все замерли. Глаза всех вперились в миску, обретшую грозное сходство с противопехотной миной. В следующий миг «Эклиптика» вздыбилась, как норовистый конь, а «мина», сорвавшись с орбиты, устряпала Зозулю с головы до выпуклого живота, обтянутого, как на грех, новехонькой бостоновой тужуркой.

Секундное замешательство обедавших сменилось дребезжащим смешком, каким смеются люди, только что избежавшие смертельной опасности, но Зозулю добили недипломатичные слова второго штурмана: «Жадность фраера сгубила».

Зозуля бросился вон, однако на палубе угодил под волну, ворвавшуюся в тесное пространство между кают-компанией, гальюном и входом в жилые помещения комсостава. Вал разметал кабузные дрова, сложенные за капом, опрокинул «палубного» курсанта, а дежурного столкнул с помпоучем и выполоскал последнего так основательно, что Степан Петрович, переодевшись, растерял весь пыл и гнев, который собирался обрушить на штурмана, посмевшего при всех обозвать его «фраером».

Заурядное, в общем и целом, происшествие обросло палубным фольклором и ожесточило Зозулю, а тут – напоминание, сделанное к тому же недругом-капитаном.

Но в этот раз Степану Петровичу не пришлось доесть даже борща: в кают-компанию заглянул дежурный и сказал, что вахтенный помощник просит капитана подняться наверх.

– Что там стряслось? – спросил Старыгин.

– По левому борту – «Галактика», – ответил курсант. – Лежит в дрейфе, а с нее семафорят, что имеют на борту командира отряда, который сломал ногу. Требуют врача.

– Товарищ Черноскул… сломал ногу?! – воскликнул Зозуля, выбираясь из-за стола. – А где же их собственный доктор?

– Не пошел в рейс, – ответил Константин Константинович, пробираясь следом. – Сослался на семейные обстоятельства. Если у Черноскула серьезная поломатость, пусть радуется, что и наш эскулап не сбежал, как намеревался, в «валютный» рейс с морагентщиками.

Баркентины сблизились на расстояние, безопасное для рангоута.

Капитан «Галактики» Бакшеев, высокий и худой, похожий на унылую цаплю в черном плаще и с рупором в руках, повторил то же самое: у Черноскула сложный перелом, присылайте врача.

– Ну, нет у них врача, так шлюпки на месте! – злился старпом. – Моряки и курсанты из того же помола. Так почему это мы – и то, и другое?

– Как вам не стыдно?! – взвился Зозуля. – В такую минуту! Там же товарищ Черноскул! Где ваш гуманизм и человеколюбие, наконец!

– Так и я о том же – о флотской взаимовыручке, – усмехнулся старпом.

– Иван Федорыч, – обратился к нему капитан, – третий номер на воду. Гребцов возьмешь самых опытных. Сам пойдешь с ними.

– А почему не Зозуля? Горит желанием лично наложить шину, а то и отдать свою ногу. Уже побежал одеваться.

– Зозуля, если пожелает, пойдет пассажиром, а командовать будешь ты. Заодно и узнаешь, как там и что. Главное, зачем Черноскула из удобного кабинета понесло в море. И когда? Осенью! Ну, давай, с Богом, как говорится.

Шлюпка уже плясала у борта. Гребцы заняли места. Зозуля, экипированный, как положено, по погоде и в спасательном нагруднике, осторожно перебрался через фальшборт на привальный брус и был принят курсантами «дубликатом бесценного груза». Старцев спустился последним, и шлюпка отвалила, с трудом преодолевая какую-то сотню метров, что разделяла оба судна. Капитан, убедившись, что экспедиция благополучно добралась до «Галактики», а гребцы, старпом и Зозуля оказались на ее палубе, спустился в радиорубку.

Маркони курил и что-то писал в журнале.

– Зря, Константиныч, ты позволил нашему прыщу пойти к Черноскулу, – сказал радист, закрывая журнал. – Он очень и очень не любит тебя, как, впрочем, всех нас, но он метит в замы к Черноскулу, имея для этого достаточные основания.

– Ну и что? Зозуля с палубы, нам полегше.

– А будет ли легче? Сейчас много говорят, что одну из баркентин пора списать и отдать – недаром, само собой! – под кабак Общепиту. Зозуля, по тем же слухам, ратует за то, чтобы продали «Эклиптику». Возможно, в пику тебе. Вот и делай вывод.

– До этого еще далеко.

– Не скажи!

– Нас ли, их ли или другую баркентину спишут – всё равно, – вздохнул капитан. – Вот прижмут к ногтю, тогда и будем чесаться, а сейчас… Я буду у себя, если появятся новости с «Галактики». Отдохну чуток. Наши методисты дали циркулярно хороший совет: «У рыбака закон простой: люби работу и покой».

Он прошел в каюту, но не прилег, как собирался, а достал папку с «руководящими документами», чтобы, наконец, разобраться, что в них сказано о замах и помах, и предугадать направления, с которых можно ждать очередного подвоха в скором будущем.

Итак, командиру отряда, который в то же время является заместителем начальника управления реффлота, к которому приписан отряд, хотя назначается и освобождается приказом министерства, дана власть казнить и миловать любых отрядных специалистов. Быть его замом для Зозули – лакомый кусок. Зам принимает непосредственное участие в комплектовании командного состава учебных судов. Всё ясно: это и есть та дубинка, которой добивается сукин сын Степка! Ишь ведь: «перемещение специалистов, поощрения и наказания, участие в комиссии по проверке знаний плавсостава». Словом, все рычаги в его руках.

Константин Константиныч поперебирал страницы, отпечатанные синим и черным шрифтом, и чуть не плюнул в хлам, в котором при желании можно отыскать всё, что угодно, для оправдания всего, чего угодно.

Он сунул папку в стол и, кажется, вовремя. Дежурный постучался, а войдя, сообщил, что они снова сближаются с «Галактикой», от которой отходит шлюпка с доктором.

Шлюпка, однако, еще болталась у чужого борта.

Капитан поднял бинокль: курсанты на месте, старпом на корме, доктор пробирается к нему, Зозуля лезет через планширь на штормтрап, а загребные тянут руки – готовятся принять в объятия любимого помпоуча.

Море немного успокоилось, но выглядело неуютно. Серое небо сливалось с горизонтом, с которого ветер срывал неопрятные клочья облаков. Он гнал их, как перекати-поле, прямиком на щетинистый горбик острова, который мог быть или Родшером, или Вайндло. Скорее, Вандло, учитывая дрейф и перемену ветра…

На рубку поднялся радист.

– Телефонограмма с «Галактики», – сказал он. – Черноскул благодарит за квалифицированную медицинскую помощь, а капитан Бакшеев ставит нас в известность, что меняет курс и бежит не в Питер, а в Таллин. Так-де советуют доктор и погода.

– Вот и ладненько, – кивнул Константин Константинович. – Примем шлюпку и почти до Кайссара можем посостязаться с «Галактикой» в скорости. Тогда и посмотрим, кому из нас превращаться в кабак, а какому капитану отправляться на мыло.

Подошла шлюпка.

Первым делом, буквально с рук на руки, передали на борт доктора и его чемоданчик. Зозуля, сказав «я сам» и очевидно уверившись в полной безопасности, снял нагрудник и швырнул его на палубу, после чего начал поторапливать курсантов. Тех подгонять не было надобности. Собравшись вскочить на привальный брус, помпоуч чуть помедлил, а судно накренилось так стремительно, что навалилось многими тоннами своего веса на планширь шлюпки и… опрокинуло ее. Зозуля вынырнул по другую сторону и принялся колотить руками по воде. Глаза его вылезли из орбит, рот заходился хрипом: