Евгений Пинаев - Требуется Робинзон

• Название: Требуется Робинзон
• Автор: Евгений Пинаев
• Жанр: Русское современное

О чем эта книга? О многом. О крепости мужской дружбы, о смысле жизни, о том, как хочется одинокому сердцу настоящей любви. О морских приключениях и борьбе со всяческим злом. О том, как маленьким Пятницам – вроде отважного, но еще беззащитного Коськи, необходим крепкий друг – большой, сильный Робинзон. О том, как в любом возрасте нужна человеку забота и доброта… В. Крапивин

---

– Молчание – золото, – усмехнулся шкипер, – а его у меня пуды. Такой монетой согласен платить за труды, – срифмовал он и снова усмехнулся. – И знай, каких-то особых забот у тебя не будет. Они – прерогатива боцмана. Он и с чековой книжкой знаком, и с ведомостью на зарплату, и к доставке оной на шхуну. Твоя забота – наладить отношения со всеми, особенно с Варькой и Санькой. Изжогой не маешься? – поинтересовался шкипер и тут же пообещал: – Будешь! Она может готовить, но если вздумает кобениться, то такого нафордыбачит…

– Дал бы по шапке – и нет изжоги.

– Больно ты скор! Но с ними это не проханже. Столько крови испортят – не возрадуешься. Такой у них подлый норов.

– Спасибо за информацию. Учту.

Шкипер движением ног сбросил кирзачи и размотал портянки.

– Сейчас прокачусь на Южный берег, а ты поступай, как знаешь. Хочешь, оставайся и привыкай, есть дела в городе – прошу со мной.

– Нет, я останусь на шхуне.

– Твоя воля, коли ты домосед. Сейчас Проня прибудет. За хлебом уехал. Он тебе место укажет, команду на всякий случай я дал еще вчера. Он тебя бельишком снабдит. И вообще, пока меня нет, все вопросы к нему. Проня – парень бесхитростный. Ежели полюбит – будет верен. С ним ты, думаю, подружишься.

Константин проводил шкипера до катера и ушел с причала, когда возле шхуны появился грузовичок, с которого Проня начал таскать в домик мешки с хлебом.

Та еще парочка – баран да ярочка! Куркули! В общем, с этой парой, Костя, держи ухо востро. Будут третировать – не поддавайся, в обиду себя не давай, но постарайся сразу поставить обоих на место. С ними – только так.

6

Константин поселился в узком отсеке по правому борту. Обстановка – койка и тумбочка. Перекошенная дверь до конца не закрывалась, отчего в этот деревянный пенал всегда узким лучом попадал свет из кают-компании, но эта мелочь не беспокоила нового матроса.

– Кэп слиняет в Ростов, а нам, случись что, обеспечена ха-арррошая клизма! Верно, Константиныч? – кинул боцман пробный шар насчет их ближайшего будущего, добиваясь от новичка прогнозов на этот счет. Но тот ограничился дежурной фразой: «Будут бить – будем плакать» и попросил Проню показать ему все закоулки шхуны. Боцман повел его за фок-мачту в носовой кубрик, утонувший в полумраке и пахнувший пылью.

В центре высились двухъярусные койки, вдоль бортов – узкие шкафчики, на которых тоже покоились лежанки. Над ними нависали рундуки с висячими замками. «Для оружия, которого сейчас нет», – пояснил боцман. В щели между ними и лежанками сгустилась первозданная тьма, вдруг пригрозившая человеческим голосом:

– Каррамба! Как долбану щас из базуки, чтобы не шлялись! – и Генка-матрос высунул из щели лохматую голову. – Ба, новый сторож у нашего крыльца! Зачем-зачем ты снова повстречался, зачем нарушил мой покой?

– Я слышал, что вы на вахте, Геннадий?

– Я там, где я есть. И я не Геннадий, а Генка-матрос. А вы, как мы слышали, Константин Константиныч? Длинно и скучно – язык сломаешь. Ну почему вы не наш капитан?! Костя-капитан. Рыбачка Варька как-то в мае, направив к берегу кунгас… Звучит! Особенно в ряду других: Санька-механик, Варька-повариха и примкнувший к ним Проня-боцман. Нет, Проня-дракон. Дракон – это звучит гордо.

– Трепло ты и балаболка, а не матрос. Заткнулся бы, – посоветовал боцман.

– А ты – грубиян, как все невежественные люди, – вознегодовала тьма, скрывшая балаболку. – Тяжело мне, душно мне среди здесь, мон шер Константайн. Ведь я, к несчастью, единственный умный интеллигентный человек в этой шайке! – крикнул им вслед, но услышав звон бутылок, задетых ногами посетителей захолустья, издал вопль: – Нельзя ли поосторожнее! Я, как Гобсек, трясусь денно и нощно над каждой стеклянной крупицей социалистической субкультуры, а вы пинаете ее наследие деклассированными кирзачами!

– Заткнись! – повторил боцман прежний совет, разбрасывая бутылки сапогами.

– Сам заткнись! – вернулось к нему. – Вождь и учитель сказал, что социализм – это учет, и я, верный великим заветам, собираю их, чтобы сдать и помочь экономике государства и своему карману, а вы… Вы хуже вандалов и гуннов! – ораторствовал Генка-матрос, который, будучи в превосходном настроении, да и выспавшимся к тому же, сейчас развлекался как мог. – Вы не способны понять, на что он руку поднимал, а вы – ногу! Ноги! Четыре ноги в грязных сапожищах! Вы похожи на матросню, ворвавшуюся в Зимний дворец, вы…

В воздухе просвистел старый башмак, очевидно, угодивший в цель. Оратор захлебнулся и ойкнул. Проня злорадно расхохотался: «Что, съел?!».

Константин обошел кубрик, наощупь пошарил в рундуках и вернулся к себе с добычей, которая положила начало его библиотеке в личном «пенале». Это были «Робинзон Крузо», изданный «Академией», и «Остров сокровищ». Книги были, что называется, зачитаны до дыр, но ухитрились сохранить все листы.

Жилище Константина из-за конфигурации борта, уходившего здесь и к килю, и к форштевню, скорее напоминало высокий гробик, но он оставил за ним прежнее название: «пенал», что более отвечало истине. Он все-таки был пока еще жив, а когда «задвигался» внутрь, то походил на карандаш, положенный на койку, как в деревянную коробку до следующего употребления. А «употреблять» его будут уже завтра. Он сменит Генку-матроса и – Константин улыбнулся – станет вахтенным Костей-матросом.

В этот день он больше ничего не предпринимал – «вживался в образ», начав с конца книги, читал о приключениях Робинзона в сибирской тайге, ужинал вместе со всеми. Варвара расстаралась, – призрак изжоги отодвинулся на неопределенное время. Потом снова лежал в своей каморке и слушал, как Генка-матрос складывает бутылки в мешок и бормочет: «Пускай ты выпита другим, но мне осталась, мне осталась бутылка, мы ее сдадим и снова чекулдыкнем малость».

Шкипер вернулся утром следующего дня.

Его башмаки, несмотря на дождь, не потеряли блеска, мокрый плащ воинственно топорщился, морская фуражка, пошитая из мягкой кожи, сидела на нем с каким-то особым шиком, и весь нынешний Билли Бонс выглядел так шикарно, что Константин позавидовал его умению носить морскую форму так по-своему, так красиво и непринужденно.

– Ты зачислен, я отпущен! – радостно хохотнул Петр Петрович. – Значит, так. Уезжаю на три недели, но буду пребывать в нетях по мере надобности. Так договорились на высшем уровне. А уровень тот поразился почти полному совпадению фамилий при несовпадении одной буковки. И знаешь, это, собственно, и решило быстрый исход дела, если не считать моих дипломатических талантов, ну и моего умения находить общий язык с этими крокодилами и крючками. Я тут артистом стал, а это, как ни крути, большой аргумент, когда забираешься в буераки и начинаешь плутать в них. – Он пребывал в радостном возбуждении и, видимо, предвкушая скорый отъезд, поминутно вскакивал и, давая «ценные указания», тыкал пальцем в грудь Константина. – Если нагрянет «Интурист», я не понадоблюсь: нагрянет с киношниками, так что ты не боись. А у меня много дел. Хочу в Новороссийске удочку забросить насчет пароходства – авось клюнет. Я, говорю же, актёр, я нагляделся на лицедеев и сам могу лицедействовать. Я в кадрах такой сценарий раскручу, я им такую драму сварганю, что этих паучков-кадровичков запутаю в ихней же паутине. Веришь?

– Я в тебя сразу поверил, – подтвердил Константин.

– Тогда я намерен нынче же махнуть за пролив, – сообщил шкипер, торопливо собирая чемодан.– Сейчас мы с тобой примем по капочке коньяка из этой бутылки, а бутылку я оставляю тебе – вдруг понадобится для государственных дел, а?

И он опять захохотал, ибо чувство свободы и радость от скорой встречи с семьей вытеснили из головы пирата Билли и мысли о шхуне, и все остальные мысли, которые он, «по вахте», оставил в распоряжение Константина.

Ночь. Непроглядная, как черноморские глубины… Самое подходящее время для сна, но не спалось Константину на первых порах. Не спалось от мыслей, скопившихся за последние месяцы бездомной жизни и доставших именно теперь, когда, наконец, удалось покинуть полустанок бабки Павлины и забраться в «поезд». Он был не тем скорым, что вез его по России в эти края, а был, скорее, «телятником», ползущим от разъезда к разъезду, но худо-бедно влекущим его куда-то.

А в том настоящем поезде он всё время пути провел у окна, смотрел, как мелькала мимо огромная Родина, большая, как жизнь, какой она кажется в детстве; мелькала, являя ему свои разнообразные обличья, а в память врезалось одно, одна незабываемая картина – по крыши заросшая бурьяном заброшенная деревушка, приткнувшаяся к насыпи, и тощий – кожа да кости – одинокий пес у крайней полусгнившей избы. Как ни коротко было мгновенье, на которое встретились их глаза, но показалось Константину, что в миг тот между ним и собакой возникло взаимопонимание – ощущение братства и одинаковости судеб: собачьей у человека и ненужности человеку у собаки, для которой человек – ВСЁ!