Алексей Дубровин - Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне

• Название: Бурные дни Кавказа. Изменение ментальности российских офицеров, участвовавших в Кавказской войне
• Автор: Алексей Дубровин
• Жанр: История

Кавказская война занимает особое место в военной истории. Ее уникальные особенности оказали столь сильное влияние на российских офицеров, что у них произошло радикальное изменение ментальных установок, связанных с восприятием как сущности боевого противоборства, так и «мирной» жизни. Книга кандидата исторических наук А. В. Дубровина раскрывает многие малоизвестные факты и нетрадиционные стороны самой продолжительной войны России, позволяет взглянуть на прошлое глазами участников событий.

---

Одной из причин непонимания кавказской реальности была субъективная оценка обстановки166. Ведь основным источником информации для «Петербурга» являлись рассказы «фазанов», непродолжительное время находившихся на Кавказе и любивших приукрасить действительность167. Горцы для императора и гражданских сановников являлись «взбунтовавшимися подданными», к которым необходимо проявлять дружелюбие168. В то время как сами горцы воспринимали подобное отношение как слабость169.

В юридическом отношении межгосударственного взаимодействия значительная часть кавказских народов, включая «враждебные», в самый разгар Кавказской войны являлись подданными Российской империи. Начиная еще с XVI в. в титулах русских правителей перечислялись названия кавказских владений. Например, в титуле императора Петра I помимо всего прочего значилось: «…Государь Иверския земли, Карталинских и Грузинских Царей, и Кабардинския земли, Черкасских и Горских Князей…». Во второй половине XVIII в. правители или представители «вольных обществ» Кабарды, Осетии, Ингушетии, Чечни и Дагестана присягнули на верность России. В начале XIX в. присяги неоднократно повторялись. В первой трети ХIX в. в состав России на формальном уровне вошли Черкесия, Закавказье и часть Дагестана. Они были присоединены по условиям мирных договоров с Турцией и Персией, которые ранее обладали «номинальными правами» над соответствующими территориями и населением Кавказа.

Кавказским командирам приходилось лавировать между здравым смыслом и указаниями высшего руководства. Они на свой страх и риск проводили самостоятельные инициативы. Подобное часто сходило им с рук по причине необходимости быстрого принятия решения, умелого искажения рапортов и главное – удаленности от центральной власти. Стремясь сохранить свободу своих действий, князь А. И. Барятинский, будучи Кавказским наместником, был крайним противником прокладки в регионе телеграфной линии170.

Завершая обзор общих особенностей формирования особой ментальности офицеров, участвовавших в Кавказской войне, следует обратить внимание, что она прошла ряд эволюционных этапов развития, соотносимых с периодизацией войны. Так, с момента начала постоянной дислокации российских войск на Кавказе во второй половине XVIII в. появляются зачатки уникальных «кавказских» особенностей, формируются основные направления модификации ментальности. В первой четверти XIX в. под воздействием резкого увеличения количества войск, активизации боевых действий и появления пассионарных командующих (П. Д. Цицианова и А. П. Ермолова) происходило интенсивное обособление и формирование «кавказской» ментальности. В последующие годы (середина 20-х гг. – середина 60-х гг. XIX в.) ментальность военных на Кавказе стала в значительной степени обособленной от «общероссийской». Начиная с середины 60-х гг. XIX в. по окончании боевых действий и развернувшейся активной инкорпорации Кавказа в российское социокультурное и правовое пространство наблюдалось резкое сокращение количества уникальных ментальных черт, происходило обратное поглощение общероссийскими нормами.

Глава 2. Военно-профессиональные мировоззренческие особенности

2.1. Социальная самоидентификация

Одним из основных элементов мировоззрения любой социальной группы является самоидентификация, определяющая восприятие ее членами своего места в социально-культурном пространстве. Она позволяет понять своеобразие видения этими людьми окружающего мира, объяснить особенности реагирования на него. В этом смысле «ментальность» предстает как некая интегральная характеристика людей, связанных общностью целей, задач, способом существования.

Исходя из особенностей жизнедеятельности российского офицерства, как участников боевых действий на Кавказе, их идентификационную систему следует разделить на два уровня. Первый – «внутренний», позволяет выявить процессы дифференциации внутри российской армии участников Кавказской войны, второй – «внешний», отражает характер отношения к противнику. Данная часть книги посвящена анализу внутренней самоидентификации.

Причисление людей к той или иной социальной категории обуславливается наличием или отсутствием ряда отличительных признаков (религиозные или политические воззрения, национально-культурная составляющая, сословная принадлежность и т.п.).

Анализ широкого корпуса источников личного происхождения и официальной документации выявил весьма противоречивую ситуацию. Бесспорно ощущая себя частью общей российской имперской системы, отстаивающей ее интересы в Кавказском регионе офицеры Кавказского корпуса чувствовали свою «особость» по отношению к коллегами из других регионов России.

Исследователь В. В. Лапин называл сложившуюся систему идентификации представителей Кавказского корпуса «племенным сознанием»171. Оно стало прямым следствием долголетней жизнедеятельности в уникальной исторической реальности, сложившаяся на Кавказе в начале 60-х гг. XVIII в. – середине 60-х гг. XIX в.: перманентной войны и специфических методов ее ведения, удаленности от центральной власти, непривычными для европейской части России природно-климатическими, ландшафтно-географическими особенностями региона, пестрым этническим составом местного населения и др.

По мнению В. В. Лапина, российские войска за продолжительный период жизнедеятельности в специфических условиях сроднились с регионом и образовали особый субэтнос – «кавказцы». При этом следует подчеркнуть, что данный термин в то время ни в коей мере не являлся обозначением национальной принадлежности, а имел сугубо территориальное значение. В данном плане он являлся обозначением особой социальной группы российской армии и общества с их изначально полиэтничным составом, имеющим многие отличия на социально-культурном плане. Здесь прослеживалось значительное влияние материальных и духовных аспектов горской цивилизации, ее обычаев, морально-нравственных норм, мировоззренческих установок, моделей поведения и даже языков автохтонного местного населения. Причем «кавказцы» были также неоднородны. Существовало множество модификаций, зависящих от особенностей отдельной народности, проживающей на территории дислокации подразделений. «Племенное сознание» также включает особое мышление, для которого были характерны некоторые элементы военно-демократической (племенной) организации. В частности, командир воспринимался как вождь, а ветераны – старейшины172.

Чувство «особости» выражалось в открытом противопоставлении между различными частями российской армии, проявлявшейся, в том числе в весьма противоречивой терминологии. Называя самих себя «кавказцами» (или «кавказскими» подразделениями), представители Кавказского корпуса называли войска из других регионов России – «русскими» или «российскими». Последние даже воспринимались как «чужаки», не знавшие и не чтившие местные традиции, а также неприспособленные для горной войны.

Драгуны Нижегородского полка до 1845 г., служившие в Грузии, именовали «старых кавказцев» своего полка «грузинами»173.

Неудивительно, что «российские» подразделения, перебрасываемые на Кавказ для поддержки местных воинских формирований, ждал весьма холодный прием. Порой он носил откровенно презрительный оттенок. При этом следует заметить, что «российские» гости объективно оценивали боевые способности обоих стороны, в целом уважали выдающуюся храбрость и опыт «кавказцев», при возможности стремились доказать свою доблесть. Вот как описал свою первую встречу с кавказскими подразделениями офицер Н. И. Дельвиг: «Кавказцы смотрели на нас, вновь прибывших, как старшие братья на меньших, неопытных; мы же, напротив того, взирали на них со всем почтением, которое внушали нам рассказы о геройских подвигах куринцев и кабардинцев»174.

Отчужденность проявлялась даже в бою, где сплоченность воинов крайне необходима. В воспоминаниях участников событий фиксировались случаи, когда солдаты и офицеры «исконно кавказских полков» остужали свои порывы при выручке «российских» подразделений, что могло сопровождаться фразами: «Легче шаг, ребята, это не наши родные куринцы, а российские»175. При этом выручка «своих кавказских» частей, особенно с кем устанавливались куначеские взаимосвязи, считалась святым делом (Подробнее см: Глава 3).

Антагонизм в офицерской среде в немалой степени был обусловлен и сложившейся системой формирования войск. Помимо кадровых, в воинских подразделениях на Кавказе, имелись временно присылаемые офицеры. Значительную их часть составляли молодые выпускники военных заведений, отправляемые на годичный срок для получения боевого опыта. К этой категории относились и добровольцы, желающие принять участие в единичных экспедициях.