Владимир Карнаухов - Истечение. Книга стихов

• Название: Истечение. Книга стихов
• Автор: Владимир Карнаухов
• Жанр: Поэзия

По истечении лет хотелось бы увидеть, с чем жил, что познал и, оглядываясь назад в жизненные отрезки, зафиксированные в своих стихах, осмыслить путь творческой стези, выпавшей на мою поэтическую долю. Член Российского союза писателей. Это моя третья книга в издательстве Ridero.

---

«Хмурый месяц выпал из окошка…»

Хмурый месяц выпал из окошка,
Меж деревьев скользнул, золотой.
Повисел и подумал немножко:
«Нет, не надо мне жизни такой.
Где мои развесёлые дали,
Где мой звёздный, ночной простор,
Вот зашёл на минутку к даме
И бегу от неё, как вор.
Заглянул лишь красе улыбнуться,
В её комнату света пролить,
И успел на кулак натолкнуться
И с полицией поговорить.
Мир земной на коварстве и злобе,
Путеводной звезды не сыскать.
Вот и лупят друг друга по морде,
Вот и кличут друг друга на -ять.
Полечу всё ж в родимые дали:
Золотой – потому что с любовью,
Чтобы звёзды меня там встречали,
И сияли в моём изголовье».

«Жизнь когда-то возвышалась неприступной горой…»

Жизнь когда-то возвышалась неприступной горой,
С мечтами, любовью, с ученьем – свет, а не ученьем – тьма,
С полным комплектом деятельности почётной и трудовой,
С набором случайных встреч и одному Богу известного мне конца.
Так стал просыпаться вулкан страстей и пороков,
Первые невесёлые частушки и стихи о социализме,
Школьные балы с разборками, с возникновением глазных подтёков
И обзором бесконечных путей через советскую призму.
Билось под джинсовой рубахой средней тяжести сердце тунеядца,
Лилось вино рекой местного, яблочного разлива,
На футбольном поле исчерпывающая игра красавца,
И ночь с болельщицей без внутреннего контрацептива.
Высшее образование, подсунутое под широкий зад времени,
Армейский шеврон, прибитый намертво кулаком дедовщины,
Обескураживающий пейзаж степей, как на лысом темени,
И указ об увольнении под грохот дембельской матерщины.
И исчезла наполовину гора от выброшенной, огнедышащей лавы,
Потекла и застыла в железной хватке испуганная судьба,

И решать надо было мне, как преодолевать эти завалы,
Там, где убавляется всё, и одному Богу известного мне конца.

«Наружность улиц в осени капризной…»

Наружность улиц в осени капризной
С изречением сорванной листвы
Поддерживает порядок мнимый
И льёт неторопливые дожди.
Бессолнечные дни уже в привычке,
В блокаде перепачканных дорог,
На оживлённой птичьей стычке
Застыли в подлинности тревог.

«Человеческий жребий судьбы…»

Человеческий жребий судьбы
На весах рокового террора —
Результат обитателей тьмы
И кровавого произвола.
Доказательство вашей вины,
Жизни, вырванные у Бога,
Вы находите точки войны,
Где безвинность страдает народа.
Вас уже нерождённых нашли
И пресытили кровью в утробе,
И забили в пустые мозги
Обязательство чей-то воли.
Сколько слёз, сколько скорби внесли,
Разрывая сердца на части.
Убиенным несут цветы.
Душегубам несут проклятья.

«Ты зайдёшь ко мне, прогромыхаешь…»

Ты зайдёшь ко мне, прогромыхаешь,
Всеобъёмный и дорогой,
Мой дружок и советский товарищ,
С той страны, что ушла на покой.
Ты, взволнованный и великодушный,
Будешь крепко меня обнимать,
Скажешь мне, как всегда, простодушно,
Как живёшь ты, едрёна мать.
И подаришь мне новую книгу,
Только вышедшую свою,
Ну, давай тихо хлопнем за Тиму,
За друзей, что просветом в строю.
И начнёшь заводить за стихи,
За мои, за свои, за чужие:
Слышал, Дима, «Красавец в ночи»
Напускает тумана и пыли.
Так пройдём мы заветные дали
Под коньячный и огненный всплеск
И закончим опять стихами
Под весёлый и радостный смех.

«Мастер-класс страны российской…»

Мастер-класс страны российской
Безбилетный и простой.
Путь единственный и близкий —
Всевозможно экономь.
Раскидай бюджет на месяц,
Коммуналка – основной.
Сколько ты в начале весишь
И в конечной жировой.
Покупайте больше круп,
Каша – голоду помеха.
Из куриных мощей суп,
И картошечкой утеха.
На лекарства меньше тратьте,
Есть народные средства.
От таблеток лишь участье
И кружится голова.
Повторяйте ежечасно,
Несмотря на сотни дел:
Жизнь прекрасна, жизнь прекрасна,
Чтобы верить в свой удел.
Больше воздухом дышите,
Воздух – весь наш капитал,
Бога вы в себе ищите,
Чтобы жить, как подсказал.

«Голодная стая встревоженных мыслей…»

Голодная стая встревоженных мыслей,
Разбойная воля души.
В одном человеке ныне и присно
Живёт на кровавом пути.
Тюрьмою зловещей порушены годы
В один не обдуманный шаг.
Потом, как на счётах, костяшками ботал
Этап, за которым этап.
И как-то на зоне прозаик отстойный
Про хату одну нашептал,
Что куш там профессорский и достойный
И ржавый повсюду металл.
Исчез постепенно прозаик по жизни,
Снега отступали не раз,
Стучали по крышам холодные ливни,
И вот долгожданный указ.
Откинулось время свободой голодной,
Взметнулось тревожным звонком,
И хата, где куш с состояньем огромным,
С профессором был за столом.
Скажите, ответил он медленно вору,
Как только затвор заскулил,
Вам адрес назвал тот, кто с именем Рома?
Так он мой единственный сын.

«Как в увязшую тину любовь затащила…»

Как в увязшую тину любовь затащила,
Где на грязях лечебных он язву лечил,
Минеральной водичкой так круто поила,
Что друг мой от усердья её перепил.
Советы нужны, пока нужен ты сам,
И вот он пошёл за советом.
Ложитесь, сказала, таблеточку дам,
Лежать так пришлось до рассвета.
Заблудшей овечке блудить захотелось,
Козлу пощипать лепестки,
И воздухом горным всё так завертелось,
Что больше хотелось любви.
За каждым кустом воспалялись от страсти,
В пещерах дышали огнём,
И не было пары видней и прекрасней
За тысяча вёрст кругом.
Уже организм заблокировал язву
И вывел накопленный шлак,
Но думал герой, по горло увязнув,
Какой же он всё ж дурак.
И утром последним, ни с кем не прощаясь,
У дерева выломав сук,
С вещами по склону горы пробираясь,
Резко рванул на Машук.

«Я у Бога прошу окончания лета…»

Марии Кирилловне

Я у Бога прошу окончания лета
С его адской жарой, что взрывает сердца.
Где под крики сирен чья-то песенка спета,
По земному проспекту уносясь в никуда.
Горемычный народ, как в авоську большую,
Свои души сложил с именами людскими
И безменом на вес духоту городскую
Принимает в таблетках горстями любыми.
Только ветер, как пьяный, с одышкой тяжёлой
За бугром притаился в густых облаках,
Чтобы кинуться с воем, вдвоём с непогодой,
На авоську, что виснет на пыльных кустах,
Где уже уложили с ответом взаимным
Разорвавшие в пекле на клочья сердца,
И на мраморе светлом с пристуком фамильным
Уже выбиты все имена.

Всё-таки услышал, но поздно.

«Километры…»

Километры.
Города.
Небо, звёзды,
Космос, мгла.
И ты,
Одинокая в квартире,
Сон томишь
В любимой книге.

«Через глаза проходит жизнь…»

Через глаза проходит жизнь,
Как встроенные микросхемы,
Они включают свой режим
И гаснут не по делу.
Где всё записывает память
В багаж двух полушарий,
Где время начинает грабить
Накопленное из воспоминаний.
И кто кого когда узрел
В бесчисленные встречи,
Поможет на любой манер
Вернуть с противоречий.
Но всё уже скатилось с рельс
С железом под откос,
И под лопаткой та же резь
И мучавший вопрос.

«Эклером вертится мечта…»

Эклером вертится мечта
В зеркальной, солнечной витрине,
И вся от сладкого возня
Дрожит от вкусовых извилин.
Приятней выйти за пределы
И огорошить весь колхоз,
И дюжину таких эклеров
Поставить на пустой поднос.
И начинать гасить, как свечи,
Одно творенье за другим
И думать, что ещё не вечер,
И весь процесс необратим.
Понять, что я пришёл к мечте,
Что вот она, запита соком.
Последний взбитый в череде
Глядит с подноса одиноко.

«Включился в полночь от розетки…»

Включился в полночь от розетки,
От оголённых проводов,
Глаза лучами шли по стенке
Накалом двух прожекторов.
Клочки волос стояли дыбом,
Рот раскрывающий углом
Старался выправить учтиво,
Маяча искромётным лбом.
Холодный пот менял оттенок
Раскрашенного бойца,
И под пижамой звук железок
Давали нежных два яйца.
Благоухая внешним видом,
Случайно вышел на жену,
Она пропела слово: милый!
И рухнула столбом во тьму.
Прожжённым следом на балкон,
Прошёл, пугая дочку,
И, обесточив с треском дом,
Благодарил врачей за ночку.

«Носил заточку в сапоге…»