Наталья Борисова - Куда уходит нежность? Записки Насти Январевой

• Название: Куда уходит нежность? Записки Насти Январевой
• Автор: Наталья Борисова
• Жанр: Русское современное

«Теплый душевный роман о поколении конца семидесятых, о студенчестве, о любви и надеждах – без всякой политики и притязаний на премии. В памяти воскресают лучшие моменты нашей жизни. Я читаю и вспоминаю – это же было, было! Какими мы были чистыми, наивными, как слепо верили, что впереди только радость, а плохое обойдет стороной, как мечтали о любви. Вся институтская жизнь была пропитана этим ожиданием любви». Ирина Гатальская

---

Конечно, в природе он существовал, этот обладатель густой шевелюры темных волос, этот любитель выпить – веселый сапожник Иван. Глухонемая Валя, мать Вероники, безоглядно бросилась в его объятия. Они зачали ребенка на сеновале, будучи свободными от людских предрассудков, и это сказалось на характере моей сестры. Унаследованные от отца веселый нрав и свободолюбие, а также густая шапочка черных кудрявых волос придавали ее лицу неповторимый шарм. От матери ей достался простовато вздернутый, курносый носик, широко распахнутый наивный взор и вечное удивление в глазах.

Вместе взятые черты лица, необычайная говорливость и простодушие вызывали такое расположение, что люди тянулись к Веронике, как подсолнухи тянут свои головы вслед за солнцем. Друзей и подруг у Вероники было море, и просто удивительно, как я могла не потеряться в этом людском водовороте, обладая такими непривлекательными, на мой взгляд, чертами характера, как молчаливость и сдержанность. Более того, по степени значимости для себя Вероника называла меня генералом в сравнении с людьми, ее окружавшими. Имея привычку «семь раз отмерить, прежде чем отрезать», для своей сестры, обладающей чрезмерной экспансивностью в проявлении чувств, я была тем самым прохладным ветерком, который в нужный момент остужал ее горячую голову. При всей нашей внешней разительной несхожести (я – на полголовы выше Вероники, голубоглазая и светловолосая «рыжуха», как называли меня родители) мы составляли единое целое, нерушимый союз «Добчинский-Бобчинский».

До десяти лет, пока была жива наша добрейшая бабушка Степанида, Вероника жила в Шеберте, под ее надежным теплым крылышком. Дед Муха относился к девочке со всей строгостью, пресекая на корню непозволительные шалости. Веронику он считал случайным недоразумением, осложнением, которое внесла в его жизнь «непутевая» дочь Валя, и как только бабушка Степанида ушла в мир иной, старик, не мучаясь в раздумьях, «сдал» девочку в интернат. С десяти лет Вероника познавала окружающий мир самостоятельно.

Шеберта взрастила на своих ромашковых полях не только вольнодумную Веронику. Здесь, в крепком бревенчатом доме, провела свое детство и юность моя мама. В большой семье она была младшей и самой любимой. Красивая, гордая, недоступная для деревенских кавалеров, она вызывала восхищение даже у досужих кумушек.

В райцентре мама выучилась на медсестру и навсегда покинула родной дом. На распределении они с подругой обе выбрали поселок Сосновку. Заведующий райздравотделом, глядя на двух молоденьких девчонок, не уступающих друг другу, предложил тянуть жребий. Сломанную спичку вытянула мама, тем самым предопределив судьбы сразу пятерых человек – свою, своих троих детей и моего отца. Претендентов на ее руку было двое – отец, главный инженер леспромхоза, серьезный молодой парень, которому еще в академии предсказывали: «Этот далеко пойдет», и его друг, высокий красавчик и неутомимый весельчак-оптимист. Пользуясь более высоким служебным положением, отец перевел «к черту на кулички» приятеля, составлявшего ему конкуренцию, и облегчил нелегкий выбор мамы.

Эта история об устранении соперника стала одной из семейных легенд, которую родители любили пересказывать, каждый раз облекая в новые подробности. Я слушала их воспоминания с замиранием сердца. Сколько судьбоносных случайностей в жизни, от которых зависело мое появление на свет: сначала сломанная спичка, затем мамин определяющий выбор. Несомненно, отец поступил мудро. Не прими он таких крутых мер, у мамы родились бы другие дети. Увы, это были бы не мы!

Мы явились на свет один за другим: брат и две сестры, не давая матери ни малейшей передышки. Трое детей в семье – это нагрузка, которую выдержит не всякая женщина. Мама была на редкость выносливой, ее закалили трудности военного детства, но и ей приходилось нелегко. Все домашнее хозяйство лежало на ее плечах. Отец «горел» на производстве, целиком отдаваясь своей работе. Конечно, он любил своих детей, но мы для него были, как цветы, которые росли на соседской клумбе: любоваться не запрещалось, но кропотливым уходом занимались другие.

Бабушка Степанида, желая помочь дочери, на все лето забирала нас к себе. Радость наша была неописуемой. В городе с его промышленными выбросами, где мы жили, не было такой чудесной природы: лугов, заросших глазастыми ромашками, чистого березового леса, озера, подернутого тиной, и, главное, того особенного воздуха, настоянного на ароматах разнотравья.

Весь день предоставленные сами себе, мы с утра уходили на озеро и купались до «гусиной» кожи, до синих губ. Нам никогда не было скучно. Легкая на выдумки, Вероника без труда верховодила деревенской детворой. Без ее участия не обходилось ни одно «культурное» мероприятие. В огромном сарае с сеновалом наверху под ее руководством устраивались самодеятельные концерты. Мы рядились в длинные платья, наклеивали лепестки герани на губы и пели, плясали, читали стихи. Деревенские девочки, явно уступая нам в выдумке и артистичности, смотрели на наши «экспромпты» с плохо скрываемой завистью. Самым ярким цветком среди нас была младшенькая Таисия. Даже не цветком, а бутончиком, еще не распустившимся, не показавшим, что там внутри, но уже притягивающим взоры своей скрытой загадкой.

Как-то целую неделю шел проливной дождь, принуждая нас к невольному домашнему заточению. Придорожные канавы наполнились водой до самых краев. Вдруг ярко засияло солнышко, мгновенно разогнав хмурые тучи и наполняя воздух долгожданным теплом.

– Смотри, сколько воды натекло в канавы! – сказала Вероника, выглядывая в окошко. – Айда купаться!

Я радостно подхватилась с места, ни секунды не сомневаясь в разумности предложения. Мы плюхнулись животами в мутную коричневую воду и, поднимая грязные брызги, радостно забили ногами.

– Глядикось, что вытворяют Муховы внучки! Ремня дать некому! – смотрели с недоумением деревенские обыватели, и даже гуси, перестав щипать траву, застывали в столбняке с вытянутыми шеями.

Мы бесновались до тех пор, пока в поле зрения не попала следующая картинка. Со стороны железнодорожной станции по улице двигалась наша старшая двоюродная сестра Алина. Студентка университета, веселая красавица-хохотунья, расточавшая вокруг себя флюиды счастья, она была для нас «лучом света в темном царстве». Алина шла с поезда, несла сумку, в которой всегда были подарки для сестер. И вдруг взгляд ее остановился на двух полоумных девчонках, купающихся в грязной канаве. Не затруднив себя поиском нужных слов, способных выразить степень ее негодования, Алина подняла с земли хворостину. Теперь она шла навстречу нам устрашающим танком. Мгновенно оценив степень опасности, мы покинули неприглядную «купель» и взяли направление к бочке, наполненной дождевой водой. Для своих юных лет мы были не глупыми девчонками, хоть и позволили себе купаться в сточной канаве.

С приездом старшей сестры все вокруг озарялось веселым городским духом. Алина энергично бралась за уборку, и старый дом тети Серафимы преображался в светелку с чисто вымытыми окнами и полами. Алина стряпала пышные булочки с брусникой, легкой птицей порхая по кухне. В ту пору она была для нас тем самым звеном, которое связывало наше детское воображение с другим, таким волнующим внешним миром.

Глава 2. Проба пера

Алина всегда считала своим долгом направлять младших сестер на путь истинный. Когда мы, повзрослев и поумнев, окончили школу и приехали в Иркутск поступать: я – в университет на журналистику, Вероника – в пединститут на дефектолога-логопеда, она взяла нас под строжайший контроль. Жесткие требования – забыть танцульки, готовиться и готовиться, не покладая рук, – обсуждению не подлежали.

Алина была замужем за геологом Владиславом, который еще в Шеберте заприметил бойкую на язык девчонку с милыми ямочками на щеках. Взрослому, много чего повидавшему бородатому мужику, кочующему со своей партией в поисках земных кладов, звонкоголосая девушка показалась чистым сокровищем в деревенской глуши. Все два года, пока их партия находилась в окрестностях Шеберты, он на нее поглядывал. И когда Алина, окончив школу, поступила в Иркутский университет, Владислав отыскал ее в большом городе и выхватил из клоповной среды общежития: «Жить будешь у моей матери». Девушка скромно разместилась в проходной комнате. В небольшой двухкомнатной квартире вместе с ними обитала собака лайка по кличке Динга. Варвара Ивановна, мать Владислава, оказалась не такой благодушной и покладистой, какой выглядела при первом знакомстве. Студентка, не имеющая ни кола, ни двора, из тех, что «понаехали», Алина молча сносила едкие упреки, на которые в отсутствие сына не скупилась хозяйка драгоценных квадратных метров.