Лариса Довгая - Сюита для колпасона с ансамблем. Рассказы и повесть

• Название: Сюита для колпасона с ансамблем. Рассказы и повесть
• Автор: Лариса Довгая
• Жанр: Русское современное

Жизнь такая же мозаика, как и лоскутное одеяло – в одно летящее мгновение один плачет, другой смеется – у каждого свое понимание, свой качественный лоскут бытия, но все вместе мы и складываем узор текущего мгновения из солнечного или лунного света, снега или весенних листьев, морских волн или камешков на берегу. Наши улыбки, слезы, шаги, музыкальные такты, разговоры не проходят бесследно в этом мире. И каким будет мир после того, как мы уйдем, зависит от того, что мы думаем и делаем сейчас.

---

– Не беспокойся за меня. Внешне все в порядке.

– Но ты оставила хорошую работу, поменяла квартиру, не общаешься с теми, кто есть твои друзья…

– Та работа вымотала меня до последнего. Квартиру мы меняли по семейным обстоятельствам. А те, кто назывался другом, пока у тебя была хорошая работа, и быстро перестал таковым быть, когда ты ушла с нее, – стоят ли они разговора? Вся эта околокультур-мультурная графомань… Добавь сюда травлю, которую они мне устроили. Мне ж докладывали, какую грязь, какую клевету льют на меня. Тоже, из лучших побуждений. И это могло дойти до НЕГО. Так, вдруг, не расстаются.

– Если человек ведется на чужое мнение, если не держит своего слова…

– Знаю. Это никчемный человек. Не мужчина. Но разве другие лучше? Все мы ошибаемся. А любовь – взрыв. Опалило, занялось, полыхает. Отчего – дело пятое.

– Ндаа… Внутри огонь, а внешне – все хорошо. Благо, что любовь встречается реже алмазов.

Как-то ненароком она попала в точку. Этот парк Демьяна Бедного… Пляж, старая лодочная станция, кусочек берега, еще никем не захваченный и не загаженный никем. В будни в этом самом месте хорошо дышать в одиночестве, рассматривать море со всеми его изменчивыми подробностями, подкинуть носком туфли цветной камешек. И встретиться с кем-то без посторонних глаз тоже удается.

После апрельских дождей в том году трава взвилась зеленым пламенем, было излишним беспокоить ее, молодую, хотелось дышать свежестью новой листвы. Куст тамариска процвел розовыми шариками, но и этот тонкий флер укрывал от людей. А вот и дощечка, на которую можно присесть.

Звонок мобильного.

– Я уже здесь, иди!

Мир в розовом цвете был чист и светел.

Но странное уже начало происходить. На берегу моря за жидкой стенкой поросли туи.

Где-то грянул оркестр «День Победы». А вдоль кромки шла группа подростков, все ребята и одна девчонка топлесс. Временами она по-цыгански встряхивала костлявыми плечиками и парни с гоготом хватали трясущееся подобие грудей.

Плохое предчувствие занимало душу. Но более сильным было другое, почти физическое ощущение, что два невидимых стража заняли место за моими плечами. И улыбка вспыхнула навстречу идущему:

– Я рада.

А он, человек, от каждого вздоха которого вдруг стала зависеть вся моя жизнь, стал, отведя глаза в сторону, бормотать тихо и полувнятно.

– Я должен уехать… совсем… другие перспективы… будущая жена… квартира…

Женой он назвал другую женщину. Или назовет.

И два небесных стража, два ангела держали эти плечи. Они защищали меня, давая возможность вдохнуть.

И я улыбнулась вновь.

Человек снял очки и спрятал их в нагрудный карман:

– В таких случаях обычно по лицу бьют…

– Обычно? Это обычно?

– Я ухожу. Это решено.

– Решено одним тобой. Ступай.

– А ты?

– А мне надо побыть одной.

Смотрела на его спину с втянутой головой, на длинные ноги в узких джинсах… Перед поворотом остановился, оглянулся, не случилось ли чего?

А со мной все в порядке. Я уже умерла.

…И где-то через полчаса уже я пойду по его следу прочь от розового цвета. И я уже знала, что Всевеликий Бог милосердно посылает ангелов Своих к людям в переломные минуты судьбы. Я уже знала, что ничего худшего не случится.

Возле небольшого памятника воинам-афганцам, средства на который собирали человеки с плачущим сердцем вопреки мнению властей, и смонтированный в ночное время, раздувал медными трубами праздничный марш флотский оркестр. Уже знакомые подростки, уже все в майках, поднесли вялым ветеранам цветы. Вот и Т.Ш. (не хочется расшифровывать инициалы) неподалеку. Стоит, надзирает.

Праздник, не хочется помнить недавних злых стычек с ней. Она же свое не упускает:

– Какие патриоты! Какие патриоты наши молодые ребята!

Перечить ей бесполезно.

– Ну, да, можно и патриотом побыть, раз начальству это нравится. А можно и просто родину любить…

Один из чествуемых повернулся в нашу сторону. Да, да, он, ветхий сморчок с палочкой, бывший начальник лагпункта, от которого наши «мемориальцы» шарахаются.

И девчушка, которая сейчас в майке с изображением ньюйоркских небоскребов впереди ему склабится, и он бы не прочь ее ухватить… И не спросит она с него за своих собственных замордованных в лагерях и на ссылках прабабок. Негламурно. Не знает. Уж Т. Ш. об этом незнании заботится. Так же, как сводничает под надувными сердечками святого Валентина.

Не хочу ее видеть. Ее шестерки уже поздравили сына, сбитого машиной, с Днем пострадавших в автоавариях. Она мстительна.

О чем это я? Ах, да.

Камера. Крупный план.

«…противопожарное состояние соответствует требованиям инструкции…», номер и содержание которой каждый должен знать назубок. По каждому предписанному пункту. Подпись. И так каждое дежурство. Во имя безопасности.

А что мы делаем, чтобы обезопасить несмышленышей на огненном участке?

Тетушке Аглае нездоровится.

– Это все 8 Марта! Я не выношу этих общественных сборищ, да еще в этом холодном ДК, но надо же было с девочками повидаться! Опять же, подарок…

Всего подарка – красная революционная гвоздичка с кульком конфет.

– Ну, неужели я бы тебе цветка не привезла?

А девочки – подружки-пенсионерки, бывшие соседки и сослуживицы.

Целую ее морщинистую щечку над чистейшим вышитым воротником. Забытый запах ее мыла вызывает легкую трепетность.

– Побереги себя, – начинаю свою песню. – Предвыборный политический балаган, а не радость души. Тут у меня эклерчики свежие, пост, но крем легкий, заварной…

Оставляю ее в кресле, собираю чай. Она чуток надулась. Но женщина берет свое.

– Всегда неудобно себя чувствую, когда меня поздравляют с тем, что я – женщина! Скажи в ответ: поздравляю с тем, что вы – мужчина! Обидятся. А нас, значит, можно? Раз в году они это изобразят с притопыванием и прихлопыванием, а потом сидят на шее и грубят круглый год! Каковы лицемеры?

Расскажет ли мне сегодня что-либо о возлюбленном своем, вспоминая святых Аглаю и Вонифатия? Отпустила, де, любимого человека, теперь только душа его рядом…

Но ее развернуло в другую сторону.

– И что эти девочки выдумали? Роза Ефимовна, нуу, ты знаешь эту семью, обеспечены, но мальчики там почти все болезненные, сватает к тебе своего племянника Аркадия! Каково? Короче, отдам в хорошие руки с материальной поддержкой…

– Надеюсь, ты поблагодарила Розу Ефимовну?

– А тут Ниночка встряла в разговор, едва Розу Ефимовну не обидела! Говорит, у меня племянник в самом Внештрансе водилой работает. Пьет только дома, зарабатывает хорошенько, и, что важно, мужское здоровье ого-го!

– Надеюсь, ты поблагодарила Ниночку?

– Но тут встряла Викторовна! У них, в группе «Здоровье», весьма интеллигентный гуру. Все книги перечитал, все истолковывает. На баяне играет! Хлипковат, но какие-то мудреные гороскопы совпадают…

– Откуда столько барахла со сватьями и советчицами? Я и так живу хорошо, у меня все есть. Надеюсь, ты поблаго…

– А я еще круче! Сашенька Гришин уходит в запас и возвращается сюда, к маменьке Лидии Сергеевне. Звание! Квартира! Пенсия!

Она торжествует.

– Ах, Аглая, Аглая, и это не мой Вонифатий!

Она долго молчит, ставит на блюдечко допитую чашку.

– Права ты только в одном случае, если твой Вонифатий живым в сердце горит. Даже после смерти.

Опускаю глаза.

– Что происходит? Почему он не видит, что отдает меня на муку?

Припоминает что-то…

– Что мне в моем погибшем имени?.. Кляни меня, но не гони меня. Убей, но не гони меня… Так, кажется, у Тарковского… Так просто!

Ее слезы не капают, падают. Отвесно. Редкие. Крупные. Одна за одной.

Достаю НЗ – фляжку с коньяком. Подливаю в кофе. Только бы она выдержала это.

– До этого, оказывается, я всего лишь влюблялась…

– Ты помнишь тот год, когда этот мелкий глупец меня бросил? Ну, я еще ушла работать в котельную?

– Кажется, что-то было…

– Теперь я тебе говорю: радуйся! Безответная любовь – диамант преображения человека. Сначала погаснет страсть. Это – год, два, три. Но если ты рассмотришь и пронесешь сквозь сжигающую страсть саму любовь – станешь иной.

Смотри, сколько людей вокруг! Мельтешат, развлекаются, хотят спать, жрать, размножаться, не слишком утрудив себя, изворачиваются, лгут сами и оттого верят раскрашенным фальшивкам. И Бог смотрит на них. Достойны ли они огромного святого Дара? Нет. Поэтому любовь реже алмазов. И кому даровано – молчалив.

А желание обладать – из дешевых рекламных бумажек. И девицы попискивают «ах-ах, хочется и мне!» А все обмануты, потому что все навязано, чтобы сделать из нас обслуживающий персонал, производственный фарш. Зачем нам суррогатная морковка? Мы – настоящие, а любовь – тяжелейшее червонное золото награды за все предыдущее, за твою человеческую состоятельность.