Энтони Саймски - Тихий старый дом. Записки караванщика

• Название: Тихий старый дом. Записки караванщика
• Автор: Энтони Саймски
• Жанр: Боевая фантастика
• Год: 2016
• ISBN: 978-80-7534-109-9

Мир, переживший глобальную катастрофу. Остаткам человечества удалось выжить и даже наладить на руинах какую-то видимость нормальной жизни. Теперь по бескрайним пустошам между запустевшими, разбросанными на сотни километров человеческими поселениями тянутся тонкие цепочки купеческих караванов. Перед нами – полная опасностей и приключений жизнь одного из караванщиков, волей судьбы столкнувшегося на своем нелегком пути с очень необычным человеком…

---

Иногда вечерами, особенно зимой, он подолгу сидел напротив них за столом, позволяя себе употребить полбутылки самогона. В такие моменты с ним было бесполезно пытаться разговаривать. Скупые слезинки наворачивались в уголках его стареющих глаз, а на любой вопрос он просто отрицательно или утвердительно качал головой. В скором времени я понял, что в такие моменты его лучше не трогать и просто сидел рядом, слушая рацию или чистя оружие.

Мне было тяжело понять, что он чувствует. Мои воспоминания о семье и родителях с годами становились всё тусклее. Конечно, я их не забыл, просто со временем боль и скорбь ушли, оставив лишь место воспоминаниям, что просто были такие люди. И что я их любил, но их больше нет.

Даже мысли о былом мире, стали просто какой-то тусклой, серой информацией, сохранившейся в моей голове. Периодически эта информация подтверждалась тем, что мы смотрели старые фильмы, ремонтировали машины, держали в руках множество вещей, вывезенных и руин городов. Но само по себе это уже давно ничего не значило.

Например, я помнил, что у нас дома стоял компьютер. Что я играл на нем в разные игры, а отец с мамой постоянно сидели «В контакте» и смеялись, просматривая забавные видеоролики… Сейчас этих компьютеров было сколько угодно на любом базаре. Кто хоть что-то в них понимал, с легкостью находили нужные для своих целей «железяки». А меня куда больше волновали запчасти для насосов, горюче-смазочные материалы и трубы, потому что с водой в этих местах была достаточно серьезная проблема.

Первое время Насип заботился обо мне так, словно я был его родным сыном. И я сильно к нему привязался. Хотя «папой», впрочем, так называть и не стал. Время шло, у меня появлялись свои интересы. Сарсеныч прекрасно понимал, что мы больше не можем жить под одной крышей. И тогда он перебрался в новый дом. Благо их почерневших остовов в нашем посёлке было очень много.

А я привык к нашему дому. Мне он нравился. Как всегда говорил Насип: «…Каким бы не был человек, если у него нет привязанности к родной земле, к месту, где он вырос, или к месту, где ему просто хорошо, без всякой причины, это очень ущербный человек. Ведь как дерево не может расти без корней, так же и человек не может создать ничего хорошего, если не знает кто он и откуда. Не имеет почвы под ногами… Если ничего не греет его душу, и если ему некуда возвращаться…»

Не смотря на то, что мой настоящий дом остался за несколько сотен километров в почерневших руинах крупного мегаполиса, я действительно привязался к новому месту. С трудом припоминая свою старую квартиру, я помогал Сарсенычу с ремонтом дома. Мы укрепили фундамент, отчистили от черной сажи стёкла. Перестелили полы. За одно жаркое лето полностью перебрали крышу, сделав на ней прекрасный чердак, где можно было вялить мясо и хранить необходимые мелочи, которым не хватало места в сарае. Потом ещё за пару лет утеплили и укрепили стены кирпичом, превратив дом в самую настоящую крепость, способную противостоять любой непогоде.

Чем больше мы возились с домом, тем больше я к нему привязывался. Шесть комнат, просторная светлая кухня. Две дровяных печи. Всё становилось родным и знакомым. Бывало, возвращаешься после долгого путешествия, и проходишься по нему. Вдыхаешь родной знакомый запах, находишь вещи лежащими на своих местах. Или жарким летом, вернувшись из насосной, укрываешься в самой дальней комнате и чувствуешь всю приятную прохладу, которую источают побеленные раствором глины и красителя, зеленоватые стены.

А лютой зимой наоборот, именно в ней топится вторая печь. Потрескивают поленья. Если выключить свет, то можно подолгу наблюдать за тем, какие причудливые, красно-оранжевые тени отбрасываются на потолок сквозь маленькую щель в приоткрытой дверце.

Когда Насип переехал, мы всем посёлком помогали с реставрацией нового дома. Правда, людей становилось всё меньше и меньше с каждым годом. Посёлок и раньше не был большим, всего двадцать семей, а к моменту, когда старик Сарсеныч умер, осталось всего семь. Многие перебирались поближе к Уральским и Оренбургским заставам, находя работу на разрастающихся караванных путях. К тому же, извечная проблема с водой сгоняла многих фермеров с насиженного места, не смотря на все мои старания поддерживать в рабочем состоянии систему скважин и насосов, которую пробивал сам Насип со своей бригадой ещё задолго до Великой Катастрофы.

Если честно, я тоже любил путешествовать.

Мир стал пустынней. На многие сотни километров вокруг было практически невозможно встретить живого человека. Переродившиеся животные стали охотно обживать новые территории. Небольшие деревеньки, вернее их остатки, попросту исчезали с поверхности, с годами всё больше разрушаясь ветрами, водой и морозами. Заметались землей, которую тоннами переносили пыльные бури, и покрывались зарослями кустарников.

Тем интереснее и удивительнее было встретить новых людей, забраться как можно дальше, что бы посмотреть, а как удалось наладить жизнь тут, или там. Подсмотреть что-то новенькое, перенять опыт. К тому же, исчезли все условности и преграды между странами и нациями. Исчезли границы, можно было беспрепятственно объехать хоть весь мир, если знать через какие заставы и поселения двигаться. Всё это было очень удивительно. Но, не смотря на всё чаще повторяющиеся и более увеличивающиеся по времени путешествия, я всегда любил возвращаться домой.

Какая-то незримая привязанность всегда тянула меня обратно. Хотя бы раз в полгода – год я должен был вернуться назад. Позже, с годами, я начал понимать, что значили для меня эти моменты. Куда бы я не забрался, какие бы удивительные приключения не пережил, без пути назад, как и говорил Сарсеныч, я был не совсем полноценный человек. Этот дом, в небольшом, чудом поддерживающим в себе жизнь, поселении стал для меня некоей незримой опорой, которую я всегда должен был чувствовать под ногами, чтобы не забывать, кто я. Не забывать, что было в жизни. Не забывать, что значит добро и простое человеческое счастье – быть у себя дома…

Наконец-то дорога перестала петлять среди отвесных стен промытого в глине каньона, и белесой лентой устремилась на подъем очередного холма, минуя небольшую развилку.

Не смотря на открытый кузов УАЗ-ика, полуденное солнце было беспощадно. Не спасала даже моя широкополая ковбойская шляпа. Я уже несколько раз успел пожалеть о том, что не стал пережидать полуденный зной где-нибудь в тени. Но, как меня всегда учил Сарсеныч, любое решение существует в нескольких вариантах только на тот момент, когда ты его обдумываешь. Когда же ты начал действовать, то это есть единственный возможный вариант. Так что не надо впустую сожалеть о том, что могло бы быть или как следовало поступить. Как поступил – так и правильно.

К тому же, я не мог припомнить ни одного подходящего места для остановки за несколько часов пути. Если только не натянуть тент и не подремать часок другой прямо в машине, откинув дверцы, и позволив сухому ветру обдувать лицо. Но такой вариант меня тоже не очень устраивал.

При выезде из «каньона» стоял небольшой указатель. К толстому, растрескавшемуся на солнце, столбу было прибито несколько толстых досок, в которых были вырезаны указатели на ближайшие пункты. Расстояния до каждого из них было больше пары сотен километров, кроме одного. К тому же рядом с ним был вырезан столь необходимый мне сейчас указатель заправочной станции.

Что ж, УАЗ-ик хотел кушать, и мой выбор был очевиден. Я быстро направил машину в нужную сторону и нажал на газ. Спустя пару часов пути по пыльной, выжженной солнцем степи я увидел на горизонте белесые крыши домов достаточно крупного поселения, расположившегося у подножия приличных размеров горы, образованной выходом всё той же «гармошки». Это было как раз вовремя, потому что я давно залил в бензобак последнюю канистру.

Подъезжая к поселению, я сбавил скорость, что бы как следует всё рассмотреть. К тому же, небольшая скорость в населенном пункте всегда считалась признаком хороших манер.

Полуденный зной давал о себе знать. Мне практически никто не попался, не считая пары шестипалых перерожденных собак, с длинными, зубастыми пастями, щелкающими вслед колесам машины.

На небольшом холме, в полукилометре от последней вереницы ухоженных домиков, стояло несколько ветряков. Через каждые пять – десять дворов виднелась пробитая скважина с водонапорной колонкой. Судя по тёмным пятнам жидкой грязи вокруг них, с водой в этих местах проблем не было. Я невольно позавидовал этому факту и продолжил осматриваться.

Получилось так, что один край поселения выходил в степь, а другой почти упирался в торчащие из земли каменные валуны. Участок же между ними и последними дворами был засажен аккуратными рядами картошки.

Дорога, по которой я двигался, как и положено, оказалась центральной. Одноэтажные домики с хозяйственными дворами, сменились двухэтажными строениями. Причём вторые этажи были возведены явно уже после Великой Катастрофы. Об этом свидетельствовали мощные сваи, поддерживающие несущие перекрытия постройки между этажами. Где-то они были из толстых стволов деревьев, обработанных противокоррозионными растворами, а где-то бетонными, явно вывезенными из городских руин.