Клим Полин - Королевы. Починяя снасти, сказывали о богах

• Название: Королевы. Починяя снасти, сказывали о богах
• Автор: Клим Полин
• Жанр: Альтернативная история

На Острове появляется таинственный культ Поднятой руки. Он движется с севера, а впереди него идет туман, подчиняющий культу разум людей. Мужчины всего Острова сходятся в столицу, чтобы противостоять распространению тумана. В это время в крошечной рыбацкой деревушке, где остались лишь женщины, королева племени узнаёт от колдуньи о пророчестве: женщина из их деревни должна стать избранной, которая сможет победить культ.

---

В целом, можно сказать, что Ага правил крепкой рукой и светлым умом. Люди Майахрамо были довольны, и деревня процветала. Им повезло, всегда думала Ажа, с Агой. Ведь не всегда в их истории, все было так радужно и спокойно. На юге Острова всегда было тепло, летом – жарко. Весной и осенью часто шли дожди и даже многодневные непрекращающиеся ливни. За счет вырубки леса, за много веков у берега образовалась обширная плешь, на которой и раскинулась деревня: две сотни домов, складов и различных построек.

Защитой деревне служила низкая плетеная стена, сплошь усеянная баратой – колючим растением, досаждавшим южанам в лесу, когда они охотились, но таким полезным при обороне от хищных животных, а иногда и от людей. Особенно она помогала от ядовитых змей, которые в этих местах водились в огромных количествах. Змеи путались в барате, пытались вырваться, но лишь плотнее насаживались на шипы и умирали.

У ворот всегда находилось несколько воинов, один из которых всегда дежурил на специально выстроенной башенке – он осматривал выходы из леса. Также, каждое утро с первым же лучом солнца две лодки отчаливали от берега и отплывали вправо и влево на некоторое расстояние, порой, скрываясь из виду. Воины, правившие ими, должны были стеречь подходы к деревне с воды. Сейчас вместо воинов у ворот и в лодках находились крепкие молодые женщины. Пусть они не смогут дать отпор, на который способны мужчины, рассудила королева, но предупредить о приближении беды успеют.

Жители Майахрамо не были воинственным племенем. И хотя мужчины их были сильными и храбрыми, эти сила и храбрость помогали им не в боях, но в ежедневной борьбе с природой за жизнь. Применять их в войне им приходилось столь редко, что воинами в полноценном смысле этого слова назвать их было никак нельзя. Последняя междоусобная война, в которой принимали участие мужчины Майахрамо случилась в детстве Ажи. Она едва запомнила те дни. Стычки продолжали несколько недель, и в конце концов все закончилось так же стремительно, как и началось. Королева уже не помнила из-за чего тогда началась война с соседними племенами, а может быть и не знала вовсе. Зачем рассказывать о таком маленькой девочке? Помнила Ажа лишь то, что женщины тогда много и чаще обычного плакали, а также одну стену многих домов выкрашивали в белый цвет – цвет смерти – практически каждый день.

Свои дома рыбаки строили близко к берегу и близко друг к другу. Строили их из прочного дерева. Все они были низкие, одноэтажные. Зачем вообще может понадобиться второй этаж? Если нужно сохранить что-то объёмное, большое – для этого существуют склады и специальные амбары. Если у тебя большая семья – пусть она построит второй дом. В этом же весь смысл: в расширении и развитии. Цветок должен расти.

Вообще, отмечала иногда королева, вода во многом влияет на ум и чувства тех, кто живет подле нее. Тот, кто кормится с воды, зачастую стремится к некой тесноте и узости во всем. Ширина водной глади, объем темной жидкости под днищем лодки – это становится для человека примером того, что такое величие, размах, значительность. И рыбак редко желает такого же размаха и величия у себя дома, под крышей. Нет-нет, он скорее стремится к уюту, теплоте, даже тесноте. В лодке, окруженный со всех сторон водой, а сверху накрытый бескрайним небом, он проводит большую часть дня. Возвращаясь на берег и заходя домой, ему приятно чувствовать близость людей и предметов, приятно задевать их руками и одеждой, приятно чувствовать, что практически все, чем он владеет – вот оно, здесь, на расстоянии вытянутой руки, и за ним не придется нырять, не придется забрасывать сеть и ждать, окруженный слишком великой стихией, чтобы владеть им.

Ажа это очень хорошо понимала. Ага рассказал ей об этом когда-то, и она благодарно приняла это наблюдение, это знание. Ага часто говорил с ней на такие темы, предпочитая избегать разговоров о реальных делах. Ажа не знала почему. Много лет назад их отношения изменились, и с тех пор уже не стали прежними. Ага старательно делал вид, что все идет своим чередом. Хотя, думала Ажа иногда, вдруг он на самом деле просто живет дальше, как раньше? Он ведь мужчина. Ага изменил своей Аже, своей королеве. Изменил, будучи в гостях у чужого племени. Когда она об этом узнала, она не стала рассказывать об этом Аге, не стала винить его. Она не знала на самом деле, как себя вести, и предпочла не вести себя никак, точнее попыталась ничего не делать и не показывать. Но Ага заметил, – конечно, он заметил, ведь он ее так хорошо знал. Тогда он сам ей все рассказал. И королева простила его. Вождь принял прощение, безусловно, как нечто само собой разумеющееся. Он не просил об этом, он этого ожидал о нее, так же как от рыбака ожидают, что он вернется с рыбалки с рыбой, а не с тушей оленя. Но в глубине души, Ажа хранила обиду. Обида эта стерлась от времени, как камень под напором воды. Но так же, как камень, пусть и гладкий, уже не способный нанести увечья неосторожной ноге, никуда не девается, так и обида королевы не исчезла до конца.

Однажды листок бумаги скомкали и выбросили. Потом вновь подняли, расправили и разгладили, но он уже не принял свою первичную форму. Если присмотреться внимательно, с близкого расстояния видны множественные трещинки и сгибы, неукоснительно свидетельствующие о том, что однажды этот листок был выброшен.

8 Мира завидует королевам

К концу дня Ажа заметила, что платье, так неудачно выбранное ей утром, уже не кажется ей столь отвратительным и некомфортным. Даже наоборот, оно словно посвежело на ней за день. Она даже подумала, что, отходя сегодня ко сну, платье это стоит отложить и попросить Бару подать его ей завтра опять. Еще она заметила, что весь день проходила без сережек, чего с ней раньше не случалось, а если и случалось, то она не помнила об этом. Не то, чтобы она была большой любительницей красивых, длинных и звонких украшений в ушах, но так было принято в племени, а она любила следовать тому, что принято. Любила она это не из чувства покорности и не из раболепия перед обществом, ее воспитавшем и окружавшем, но просто потому что она находила традиции, любые, чем-то самим по себе прекрасным, достойным и важным. Итак, ей нравились не сами сережки, но то, что от женщины ожидают того, что она их наденет. Ей нравилось удовлетворять эту потребность окружающих людей в том, что она не просто показывает пример, но скорее следует ему. Это опять-таки возвращает нас к основной черте характера Ажи: цветок всегда выигрывает у пчелы.

Вечером Ажа хорошо поела. Впервые за день, еда не была ей отвратительна. Она, конечно, не наслаждалась трапезой, но все-таки ее тарелка опустела. Королева даже позволила себе сделать несколько глотков вина. Мира ела, напротив, плохо. Девочка сидела тихая и серая. Лоб ее был нахмурен. Глаза опущены. Руки двигались нервно. Ажа сразу поняла, что это: дочь была обижена на что-то или кого-то. Это сильно расстроило королеву. Она только то взмыла на пик уверенности и спокойствия, насколько это было возможно после таких ночи и дня, но у себя же дома сразу столкнулась с чем-то отрицательным и неприятным. Нет, это не просто расстроило королеву. Это ее почти разозлило. Почему именно сейчас и именно ее собственная дочь привносит в ее успокоившиеся мысли и чувства сумятицу? Этого королева потерпеть не могла, и она потребовала объяснений.

[Мира рассказывает матери о своей обиде]

Первой мыслью Ажи было рассмеяться и обнять дочь. Но лицо ее хранило серьезность. Потому что, на самом деле, обида Миры означала ни что иное, как непонимание порядка вещей. Это не было непокорностью. За непокорность Ажа даже не стала бы серьезно наказывать. Непокорность – часть характера ребенка. Но нет, вместо непокорности Ажа видела тупое, неприкрытое и опасное чувство ревности. Совет принял пророчество и порядок вещей, матери шести королев приняли его, Ажа приняла его. Племя тоже приняло новый порядок вещей. Но Мира не смогла. Ревность душила маленькую девочку. Ажа попыталась представить себя на ее месте. Как бы вела себя она? Рядом с ее домом мать отводит целое здание в пользование шести маленьких девочек, на которых весь день она и все женщины смотрят с восхищением, благоговением, а кто-то даже с обожанием. Их называют, при этом, королевами, хотя сейчас в племени всего две королевы – жена вождя и их дочь. У девочек этих есть шесть служанок и даже охрана. Стены их дома выкрашены в белый цвет – цвет смерти!

Ажа смотрит то на дочь, то на свои руки, между которых все еще стоит пустая тарелка. Старая Бара не решается подойти, чтобы убрать ее. Она все слышала. Они видит и чувствует, что ее руки сейчас не должны мелькать перед глазами королевы – пусть уж лучше тарелка стоит там, где стоит. Нет, решительно встает Ажа, нет и еще раз – нет! Она бы не стала ревновать, зная, что уготовано этим шести королевам, зная, что говорится в пророчестве, зная, что опасность реальна, как никогда. Для четырнадцати лет – это непозволительно и даже губительно. Это практически предательство, решает Ажа. Иного такого предателя она бы немедленно приказала заточить в тюрьму. Но сейчас напротив нее злится и хмурится ее собственная, единственная дочь. Тарелка летит в сторону, смахнутая рукой королевы. Тарелка звонко падает на пол, и к ней тут же подлетает Бара, что-то мыча себе под нос. За эту долю секунды – пока летит тарелка – королева успевает принять решение. И звон удара посуды о стену знаменует вынесение приговора. Мире запрещено играть неделю с куклами. Она должна сама готовить себе еду, она должна сама мыть посуду, сама одеваться и умываться. Она не может ходить на озеро, не может плавать, не может кататься на лодке. Но, более того, она должна стирать одежду шести королев всю эту неделю. Мира вот-вот разразится плачем и криками. Ее лицо – гримаса ненависти. Ажа видит это и готовится в гневе усугубить, ужесточить наказание. Но, словно почувствовав это, девочка никнет и выбегает прочь, скрывшись в темноте комнаты. Ажа слышит, как внутри дома хлопает дверь, на которой, впрочем, нет замка, как и на всех дверях в доме вождя.