Владислав Баяц - Хамам «Балкания»

• Название: Хамам «Балкания»
• Автор: Владислав Баяц
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8370-0796-5

Все империи, когда-либо существовавшие на земле, роднит между собой одна чрезвычайно важная черта – они привлекали на службу своим интересам лучших представителей тех национальностей, которые проживали на их территориях. Мы знаем множество примеров, когда сыны самых маленьких народов становились не только крупными чиновниками, военачальниками, архитекторами, но и возносились на вершины государственной власти.

Книга сербского писателя Владислава Баяца рассказывает об одной из самых драматичных и интересных страниц истории Османской Турции: времени правления султана Сулеймана Великолепного, ближайшим сподвижником которого стал визирь Мехмед-паша Соколович, серб по национальности, оставшийся в памяти потомков великим реформатором, строителем флота и покровителем искусства.

---

Я же рожал детей намного реже, и чаще всего они были среднего веса. Такой уж у меня был ритм. Однако в этот последний год я не зачал ни одного, и это меня весьма обеспокоило. Поэтому я отправился на встречу с камнем, который рожал воду: его плодовитость возвращала мне уверенность. Камень, на который я наступил, топтали более четырех веков! Камень цвета травы и мха! Вода горячая, но не кипящая, ровно райской температуры. И тело, превращающееся в дух! Жив, но и мертв! Памук и наш хозяин пытаются переговариваться сквозь водянистый туман, но слова исчезают в стеклянных окнах купола и теряют всяческий смысл. Мы становимся героями фильма с суфийским названием «Барака» режиссера Рона Фрике, которые, стоя на месте, плывут по поверхности, превращающейся в дымку, и переходят в иное агрегатное состояние, теряя вместе с собой всяческий интеллект. Веки смыкаются, но глаза не уходят в сон. Когда становится опасно, я проталкиваюсь сквозь тяжелую воду и подставляю плечи под сильную струю, льющуюся из камня в этот небольшой бассейн. Она со страшной силой избивает меня. Но я счастлив до глупости. Здесь встречаются каббала, дзен, суфизм, православная аскеза, католическое уничтожение боязни греха, художественный ислам… Как папоротник «русалочий волос» не может расти на ином месте, так только здесь. Вода поднимается с глубины в сто восемьдесят метров и из еще более серьезной исторической глубины в тридцать восемь тысяч лет. Возраст достаточный, чтобы не усомниться в причинах существования источника и его обращения к миру.

Отсюда и мое общение с прошлым. Древность, которую ты вдыхаешь здесь, подлинна, и ты не можешь воспротивиться ей. Сначала дух теряет ориентацию, после чего исчезает понятие времени, а тогда и тело теряется в пространстве, как и само понятие о нем. Эта своеобразная нирвана превращает меня в огромный вопросительный знак. А не обслуживал ли в этом хамаме бесплодных женщин некий мужчина, известный своим здравым семенем? Не был ли этот бассейн мужским гаремом для безутешных нерожавших женщин? Каким же наслаждением мог быть этот плещущийся бассейн для бегов, пашей, визирей или султанов, хозяевами они там были или гостями, не все ли равно! Какой бы пол ни обслуживал эту активную воду и купающихся в ней – говорят, в одном утраченном тексте утверждалось, что занятия любовью под горной струей (температурой тридцать четыре градуса) равны наслаждениям в райских садах, валгалле и дзену.

Этот хамам мог бы стать идеальным местом для караван-сарая. Сколько бы денег оставили здесь путешественники! Но природа, да и судьба пожелали укрыть его в стороне от слишком оживленных путей и пристроили его на высоте, отпугивающей усталого путника самой мыслью о предстоящем подъеме. Потому и камень хамама шлифовали десятилетия и века, а не никчемная рука человека. Хотя, следует признать, эта рука встревала, куда и где только могла: именно по этой причине можно найти цитаты в старинных текстах (узнавая их по языку без необходимой ссылки на источник и время создания), которые совпадают с днем нынешним: «Рядом с Баней воздвигнуто здание, в котором один популярный арендатор содержит ресторацию и комнаты для ночлега. Перед этим зданием есть большая веранда, с которой открываются величественные панорамы природы».

Не знаю, насколько популярен нынешний арендатор, частник он или нет, но он не избавился ни от «ресторации», ни от «веранды». Потому что совершенно точно, что удовольствие, полученное от купания в крохотном райском бассейне, не было бы полным, если бы после него нельзя было пройти по чему-то вроде моста на ресторанную террасу. Она представляет собою большой висячий незастекленный балкон над глубокой горной пропастью, с которого открывается великолепный вид, захватывающий дух, и мысли ваши, распространяясь, отталкиваются от боснийских гор и ущелий и возвращаются к вам бесплодными, так что мурашки бегут по коже. А еда! Помимо всех местных закусок, вас ожидает королевское блюдо – за час до этого заказанная по телефону и доставленная из Златибора только что выловленная в ближайшем горном ручье юная форель. Та, что перезимовала без пищи и только что начала питаться не прокисшим еще кормом.

Но это достижение цивилизации в виде ресторана не следует смешивать с караван-сараем XVI века. Это совсем не то. Сегодня для тех, кто хочет наслаждаться красотой несколько дольше, неподалеку находится отель – реабилитационный центр под именем «Русалочий волос» со всем необходимым комфортом и с современным бассейном, который, естественно, не лишен термальной воды. Радиоактивность ей придает радон, а где радон, там и физиотерапевты. Конечно, вам не обязательно быть больным, да и не надо особо заботиться о своем здоровье, чтобы приехать сюда. Именно здоровым прибыв сюда, вы докажете себе, что вовсе не лишены гедонизма.

Но Мехмед-паша Соколович не сделал из хамама, из «прекрасной бани с куполом», караван-сарай, а выстроил его несколько ниже, «у реки Дрины как каменный хан Соколовича, или караван-сарай, который мог принять около десяти тысяч коней и верблюдов». Вы думаете, цифры преувеличены? Я бы не сказал. Вы только представьте, как выглядело строительство моста вроде Вишеградского в семидесятые годы XVI века! Во времена Мехмед-паши в Вишеграде было около семисот домов, мечеть по имени Селимия, фонтаны, примерно сотни три лавок, имарет, приютивший городских сирот, монастырь дервишей – текия. В селе Соколовичи (которое получило название по паше, или паша получил имя по нему, без разницы) была мечеть Соколовича и церковь, на фундаменте которой, по преданию, паша воздвиг храм для своей православной матери. Это, конечно, не должно никого удивлять, потому что большинство населения знает: именно Мехмед-паша Соколович, визирь турецкого дивана, в 1557 году лично восстановил сербский Печский патриархат и поставил во главе его своего брата Макария в то время, когда, как сообщают источники, «православие пребывало в хаосе и распадалось, а национальная мысль сербского народа стала угасать в тяжких оковах рабства». Некоторые историки полагают, что позже «великий визирь этим актом в действительности спас сербский народ от окончательного истребления и гибели». Это утверждение вовсе не так далеко от истины, если учесть, что в то время сербский народ, не имея собственного самостоятельного государства, уповал на единственную существующую замену государственности – церковь. Отсюда и весьма распространенное мнение о Мехмед-паше Соколовиче, который был «непоколебимым мусульманином и в то же самое время… истинным патриотом, достойно служившим своему народу». Он верил, что тем самым примирил ислам со своей боснийской родиной, сербскими корнями и христианской православной верой.

Вот почему в моих мыслях здесь, в хамаме, вместе со мной появился самый лучший, самый популярный и, откровенно говоря, самый спорный современный турецкий писатель Орхан Памук. Он посвятил свои книги связям Востока с Западом, продолжив тем самым путь, которым шли некоторые из его предков. В этом я имел возможность убедиться, беседуя с Памуком, а не только читая его книги. Его шедевр, роман «Меня зовут Красный», рассказывает об Османской империи времен Мехмед-паши, а также о последствиях, вызванных той эпохой. Он познакомил меня с важными особенностями турецкой системы – агрессивным правлением и завоеванием новых пространств искусства внутри этой империи, то есть с тем, о чем я ранее не имел ни малейшего понятия. За такой труд Памук заслужил виртуальное (для него, возможно, и дервишское) купание. Впрочем, чистоты и очищения никогда не бывает довольно. Равно как и наслаждения, или ашкамлука, «боснийского обычая сидеть вечерами на травке, обычно у воды, и пить ракию, беседуя и напевая песни».

Что бы мы были за писатели, если бы время от времени не ашкамлучили понемножку рядом с хамамом! При условии, что это действо воспринимали бы одновременно гедонистически и философски.

Одна из многочисленных писательских проблем состоит в том, что действительность у писателя часто смешивается с выдумкой. Отсюда и происходит то самое знаменитое стирание граней между случившимся и пережитым. Так происходит и со встречами с близкими мне людьми; я хочу сказать, что приблизил к собственному времени тех, кто жил за пять веков до меня, а себя и своих друзей (или образы, без разницы) запросто перебросил в те жизни, что на века старше нас самих. Потому наши настоящие и придуманные встречи стали более частыми.

Это стало одним из способов исполнить писательскую мечту о всесильном во времени слове.

Впрочем, именно из этой мечты возникают книги.

Конец

Ему захотелось, чтобы его кто-нибудь убил. Да, именно так. Очень просто – быть убитым. В последний год многое из того, что было ему дорого, и много тех, кого он любил, исчезли из его жизни. Конечно же, не случайно. Все было старательно спланировано и точно так же осуществлено. Он вынужденно признал – соперник все сделал безошибочно, так что с точки зрения ловкости и мастерства содеянного его ни в чем нельзя было упрекнуть. Кроме самой сути замысла: зачем противники привели в движение весь этот механизм да к тому же потратили столько времени, денег и сил, чтобы уничтожить все, что ему дорого, если было бы намного быстрее, дешевле и легче сначала – и только – убить его?