Елена Иваницкая - Один на один с государственной ложью. Становление общественно-политических убеждений позднесоветских поколений в условиях государственной идеологии

• Название: Один на один с государственной ложью. Становление общественно-политических убеждений позднесоветских поколений в условиях государственной идеологии
• Автор: Елена Иваницкая
• Жанр: Прочая научная литература

Каким образом у детей позднесоветских поколений появлялось понимание, в каком мире они живут? Реальный мир и пропагандистское «инобытие» – как они соотносились в сознании ребенка? Как родители внушали детям, что говорить и думать опасно, что «от нас ничего не зависит»? Эти установки полностью противоречили объявленным целям коммунистического воспитания, но именно директивы конформизма и страха внушались и воспринимались с подавляющей эффективностью. Результаты мы видим и сегодня.

---

В 30-е годы ничего подобного и вообразить невозможно. В 60—70-е годы – тоже. «Жучка понимает, что Ленин – наш отец» А чего ж вы хотели? Малыша, любящего свою собаку, «накачали» образом вождя – контаминация неизбежна, если не принять жестких мер пресечения. В позднейшие годы все это и было бы пресечено как чудовищная крамола. Сама попытка поразмышлять вызвала бы не поощрение, а ужас воспитателей.

Так испугалась наша учительница, недосмотревшая, что такое мы рисуем, получив задание изобразить праздник 7 ноября. Надо было, вероятно нарисовать флаги, воздушные шарики, красные банты, но почему-то все взялись за странный сюжет: портрет Ленина, окруженный венком и с подписью «Ленин», и под ним цепочкой октябрята. Разумеется, никакого злого умысла не было – было желание правоверно подладиться под «идейную» задачу. Учительница за столом проверяла тетрадки, мы рисовали, а потом понесли ей готовые шедевры. Увидев первую кривую рожу, несчастная женщина по-настоящему запаниковала. Может, эти рисунки она должна была куда-то сдавать? Помню, что она растерянно сказала: «Не всем настоящим художникам разрешается рисовать вождей». Помню, что хотела разорвать рисунок – и замерла. Мы, семи- или восьмилетние, своими переживаниями по этому поводу не делились. Лично я ощутила настоящее чувство «сакрального», то есть трепет пополам с омерзением и тягостной неловкостью: нечаянно влезла во что-то гнусное и опасное. Ошибка произошла потому, что ситуация соответствовала избирательному запрету: дети не по своей воле взялись за сакральный образ, а по заданию (про революцию) и в специально отведенном месте.

Это трагифарсовое приключение я изобразила в романе уже в наши дни («Нева», 2012, №6) и получила читательский отклик: «Oksana Lebedeva, 30.07.2012 г. Как ни странно, абсолютно аналогичная история вплоть до ответа учительницы произошла со мной, когда я училась в первом классе. Запомнилось на всю жизнь» (https://goo.gl/A6Gix4).

Ровно то же самое рассказывали респонденты Алексея Юрчака, вспоминая и характерную реплику учителей, и собственные неприятнейшие чувства. «Возможно, учителя боялись, что подобные рисунки, выполненные их учениками, могли быть поняты как проявление идеологической невнимательности, а может, и неблагонадежности, самих учителей. <…> некое особенное кощунство, нарушающее общий порядок вещей» (Алексей Юрчак. Это было навсегда, пока не кончилось. – М.: НЛО, 2014, с. 186).

Реалии «сакральной» ленинианы порождали еще один бродячий школьный сюжет – осквернение. Он относился к неупоминаемым, хотя, полагаю, знаком каждому, кто учился в позднесоветское время. Его подробно описала Марина Столяр в мемуарной части исследования «Религия советской цивилизации» (Киев: Стилос, 2010). Одуряющая скука типичной школы вызывала к жизни дикую и негигиеничную забаву: подростки плевались через трубочку шариками жеваной промокательной бумаги. «Осквернение» обязательного в каждом классе портрета Ленина становилось неизбежным, хотя и не по злой воле. Мемуаристка вспоминает, что в ее классе был целый «иконостас» – Ленин, Маркс, Энгельс. На перемене дети плевались и попали в священное изображение. После звонка «раздался голос учительницы, который звучал на какой-то предельной ноте, соединяющей гнев и ужас: „Кто! Это! Сделал!“. Виновных никто не выдал – они сами признались. Интуитивно я почувствовала, что такого рода „преступления“ почему-то считаются хуже уголовных» (с. 29). В школу срочно были вызваны родители, и ученики увидели их лица, опрокинутые от страха.

В «моем» случае учительница истории рыдала, простирая руки к портрету Ленина над классной доской, директор с завучем испуганно-гневно перетаптывались, весь класс стоял навытяжку. Хотя в портрет даже не попали – роковой шарик прилип к доске. Но чем это могло кончиться – и чем кончалось в реальности – взрослые знали: делом о государственном преступлении.

Вот ошеломительные примеры, приведенные в книге «Крамола: Инакомыслие в СССР при Хрущеве и Брежневе 1953—1982 гг.: Рассекреченные документы Верховного суда и Прокуратуры СССР» (М.: Материк, 2005).

Рабочий лесхоза бросил обломки карандаша в портрет Ленина и спросил у него: «Чого дивишься на мене, що менi погано живеться?» (с. 169). Рабочий из Рязанской области бросил огурец в портрет «одного из руководителей» (с. 175). Пьяная нищенка приютилась на ночлег в бане, где «повредила стенды с фотокарточками Ленина и выбросила бюст Ленина из окна на улицу» (с. 181). То есть в бане был ленинский уголок – пример запредельного безумия. Водитель трамвая «обезобразил портрет Председателя Совета министров СССР, расчеркав его карандашом» (с. 180). Плотник в общежитии «совершал похабные действия перед портретом вождя»: «молча проявлял надругательства, то есть показывал свой половой член, а второй раз, испортив воздух и обращаясь к портрету, говорил, что крутит носом, не хочет нюхать» (с. 185).

Все это очень смешно, если не знать, что несчастные люди были осуждены за государственное преступление. А прокурорский надзор за делами о государственных преступлениях пришел к выводу, что все виновники получили десять лет лагерей и пять лет поражения в правах совершенно законно: «приговор считать правильным». Только плотник, испортивший портрету воздух, чудом добился пересмотра: вместо десяти лет лагерей ему милостиво дали… пять.

Вот она, реальная подоплека «любви» к вождям, партии, коммунизму, которую дети должны были испытывать.

Собственно, мы сами уже в наши дни убедились, что неосторожное обращение с «сакральным» изображением может привести к аресту и реальному сроку: «30.05.2012 г. В Чувашии активисту „Другой России“, чихнувшему на портрет Путина, дали 15 суток» (https://goo.gl/vYT8jQ).

Педагог-методист Вячеслав Макаев разработал и пропагандировал программу изучения трудов и жизни Ленина на уроках абсолютно по всем предметам. «Чтобы жить по Ленину, надо знать Ленина, надо учиться у него смолоду. Этому в первую очередь призвана научить наша советская школа» (В. В. Макаев. Изучение ленинского наследия к школе. – Ставропольское книжное Издательство, 1972, с. 5). Физика с химией, география с ботаникой могли и потесниться: Ленин важнее. «Изучение произведений Ленина в курсе физики. «Социализм и религия» – в 9 классе (за счет часов, отведенных на проработку темы «Внутренняя теплота. Теплота и энергия»). «Об отношении рабочей партии к религии» – в 10 классе (за счет часов, предусмотренных на тему «Электромагнитные колебания и волны»)» (Учителю о воспитательной работе. – Пятигорск: ПГПИЯ, 1967, с. 27). С начала шестидесятых до середины восьмидесятых годов статьи, брошюры и книги Макаева выходили практически ежегодно. По географии Макаев велел изучать подписанное Лениным постановление об аресте директора санатория, при попустительстве которого в парке срубили ель (Изучение ленинского наследия…, с. 57). Автор не уточнил, за счет каких уроков это следует делать. Постановление излагается очень подробно. Выпущены только две принципиальные детали: что этот «санаторий» – усадьба «Горки», персональная резиденция Ленина, и что постановление грозит карами всем работникам при повторении преступления. Ну, все понятно: двадцатый год, ни дров, ни хлеба, барин гоняет людишек за порубки. См. ПСС Ленина, т. 41, с. 151.

Среди бессчетных и абсолютно одинаковых книг о коммунистическом воспитании выделяются труды Степана Демьянчука: «Вопросы идейно-политического воспитания старших школьников во внеклассной работе» (М.: Педагогический институт им. Крупской, 1971) и «Идейно-политическое воспитание старшеклассников» (Львов: Вища школа, 1977). Погуглим и выясним, что Демьянчук дослужился впоследствии аж до академика. Его имя, представьте себе, носит Международный экономико-гуманитарный университет в Ровно.

По содержанию обе книги – типичное запредельное безумие агитпропа. Автор уверяет, что «любовь к великому Ленину зарождается в ребенке с самого раннего возраста» («Идейно-политическое воспитание старшеклассников», с. 74) и предлагает планы воспитательной работы – особые занятия для подготовки к Ленинским чтениям и Ленинскому зачету. Ну, например, в такой-то день занятие «Преданность идеалам коммунизма» – прослушивание грамзаписей с речами Ленина, в такой-то день лекция – «Заветам Ленина верны». И так неделя за неделей, четверть за четвертью, весь школьный год – дополнительной нагрузкой на детей после уроков. «Основное внимание следует обращать на глубокое усвоение старшеклассниками материалов партийных съездов…» (с. 112). Книги выделяются тем, что автор беспощадно проводил свои планы в жизнь и ежегодно опрашивал и анкетировал школьников, которые становились жертвами его пропагандистского напора. Цифры названы огромные, счет идет на тысячи: «В 1960—1976 гг. мы опросили 1837 девятиклассников и 1879 десятиклассников, а также провели анкетирование среди 670 девятиклассников и 1335 десятиклассников…» (с. 87). С чувством глубокого удовлетворения автор сообщает, что «ни один старшеклассник из всех опрошенных не указал на отсутствие интереса к обсуждаемым вопросам» (с. 112). Ни один. Из нескольких тысяч. Если бы подросткам на добровольной основе предложили после уроков лекцию о «ливерпульской четверке» с прослушиванием новейших записей или беседу о парижской моде с просмотром образцов, это было бы им интересно. Но не поголовно всем. Нашлись бы и такие, кто ушел бы домой, указав «на отсутствие интереса к обсуждаемым предметам».