Магомед Султанов-Барсов - Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана

• Название: Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана
• Автор: Магомед Султанов-Барсов
• Жанр: Историческая проза

Роман «Большой Умахан» – яркая историческая картина дошамилевской эпохи Дагестана второй половины XVIII в. В ней подробно описан ряд реальных и вымышленных сражений, аналогичные гладиаторским поединки горцев, набеги на закавказские ханства и княжества. На примерах главных героев, воителя Шахбанилава и философа Гамач-Гусейна, показаны ростки горской соборной мысли, актуальные для жителей Республики Дагестана по сей день.

---

Умахан с любопытством слушал нежное звучание голосов кормилицы аварки, няни арабки, сестер и многочисленных придворных женщин, но стоило прозвучать рядом материнскому голосу, как он тут же забывал всех окружающих и тянулся к ней.

Сестры Умахана, десятилетняя Меседу и семилетняя Хистаман, ссорились за право вынести братика в сад при замке, где дорожки были очищены от снега, а кусты жасмина и большие платановые деревья белели, словно их кто-то разодел во все зимнее, чистое и сверкающее в лучах солнца. Они безумно любили братика и придумывали для него чудесные сказки, вышивали на платочках его имя, добавляя к нему уже прочно утвердившееся «Большой» из-за крупного тельца. А когда таркинская наставница юных аварских принцесс уводила сестер на уроки по чтению Корана, арабскому письму и прочим обязательным занятиям, девочки молили Аллаха, чтобы их братик быстрее вырос и стал таким же большим и сильным, как их царственный отец.

* * *

Мухаммад-Нуцал большую часть времени зимой проводил в Хунзахском медресе, располагавшемся в старом двухэтажном доме, безвозмездно отданном джамаату Пайзу-беком. Это был большой дом с просторным двором, конюшней и хлевом для скота. Сюда стекались на зиму книгочеи, алимы и муталибы со всех концов Дагестана. Хунзахцы не скупались на пропитание муалимов и жаждущих совершенства в религии муталибов32, отчисляли из своих амбаров муку, сушеные туши баранины, говядины, большие круги сыра, бочонки с медом, овощи, соленья, халву и сахар.

В медресе было принято за правило вести ученые и религиозные споры только на арабском языке – не знаешь арабского, не лезь в дебри, штудируй Коран и хадисы, совершенствуй арабский и тогда, милости просим, дерзай. Но это правило редко соблюдалось; даже среди тех, кто по десять лет изучал богословие, было мало знающих арабский так, чтобы вести на нем споры.

Специальные собрания для религиозных дискуссий и споров в медресе открывались сразу после полуденного намаза и длились до предвечернего. Первую половину дня и долгие ночные часы муталибы учились в соответствии с программой, установленной меджлисом – советом богословов.

– Сегодня, дорогие братья, мы будем говорить о мунафиках… – начал свой урок престарелый Исмаил-хаджи, главный муалим медресе, потерявший в одном из военных походов против Купинского ханства правую руку и левый глаз. – Мунафики – это лицемеры, но не простые лицемеры, а самые опасные нечестивцы, и гореть им, как сказал Аллах, в геенне огненной на самом дне, где грешники будут испытывать самые страшные муки и страдания…

В просторном зале второго этажа, на полу из грубо обтесанных топором досок, застеленных коврами и множеством овечих и козьих шкур, собиралось порой до трехсот человек. Сюда приходили и совершенно безграмотные уздени, любящие послушать ученые и религиозные споры, и беки, и прославленные воины. И в этот крепкий морозный день, в присутствии Правителя Аварии, медресе было полно народу.

– Эти мунафики внесли раздор в умму Пророка (да благословит и приветствует его Аллах). Неразумные до сих пор враждуют с истиной, ниспосланной на землю, чтобы люди могли избежать страданий и бед в этой жизни и вечных мук после смерти. Не знают люди, что для них хорошо, а что плохо…

Мухаммад-Нуцал как простой уздень сидел, скрестив ноги на ковре, в гуще народа. Главный муталиб дал слово одному из хунзахских алимов по имени Алиасхаб, который, прочитав традиционную молитву, начал свою речь:

– Праведного халифа Османа (мир ему), радевшего за умму Пророка (да благословит и приветствует его Аллах), оклеветали мунафики. Выдавая себя за правоверных, они пытались направить против него мусульманские войска. Но мудрые шейхи разоблачили их, открыли глаза правоверным воинам, которые потом разгневались на мунафиков. И бежали эти мунафики в страхе перед шариатским судом и гневом Всевышнего, но никуда они не убегут от Аллаха! А Иблис презренный все наущает и наущает грешников, не желающих раскаиваться в своих злодеяниях.

И выбрал в один из черных дней Иблис грязного еврея, когда амиром всех мусульман стал третий халиф Осман (мир ему), и научил его коварным мыслям, и отправился этот грязный еврей в мечеть, где в одиночестве молился праведный Осман (мир ему и благоденствие Аллаха). Халиф был столь озарен мыслями о Всевышнем, что даже не заметил, как грязный еврей подкрался к нему. И тогда, наущаемый шайтаном, еврей вынул спрятанный за пазухой нож, ударил им в спину праведного халифа и пролил драгоценную кровь…

Выступающий красноречиво умолк. Злодеяние грешника ему показалось столь бесчеловечным, а трагедия халифа – столь безвинной, что он не стал дальше рассказывать о том, как тут же схватили тогда убийцу и буквально разорвали на части. Он сразу перешел к повествованию о четвертом праведном Халифе Али (мир ему). Много было сказано им добрых слов, полных любви и преданности великому борцу за Веру, которого северокавказские горцы называют Алиасхабом.

– Халифа Али (мир ему и благоденствие от Аллаха) тоже убили мунафики. Убили и свалили это великое преступление на нас… на суннитов…

Слушатели разом пришли в гневное волнение:

– Как они смеют, грязные мунафики! Ни стыда, ни совести…

Муалим Алиасхаб так расчувствовался, что не мог больше говорить. Его правоверную душу распирали любовь к праведным халифам, осознание значимости событий того времени и понимание вечной истины, ниспосланной в Коране. Он сошел с алтаря, опустился на ковер и, закрыв глаза, шептал аяты Корана. Главный муалим медресе Исмаил-хаджи сказал несколько слов благодарности Алиасхабу, похвалил его за глубину понимания Ислама и дал слово другому алиму по имени Доного Ахмад, приехавшему из небольшого гидатлинского села.

– Мунафики, убив Алиасхаба (мир ему и благоденствие от Аллаха), затеяли вредный и бессмысленный спор с правоверными, – несколько академично начал свою богословскую речь гидатлинец. – Мунафики стали измышлять несусветную ложь в среде мусульман: они утверждали, что сунниты сокрыли последнюю суру Корана, в которой якобы говорится, что сам Аллах передает после пророка Мухаммада (мир ему) власть над мусульманами Халифу Али (мир ему). Но ведь Али (мир ему) был эмиром мусульман! И не таков он, праведный Халиф (мир ему), чтобы возгордиться над старшими братьями по вере – Абубакаром, Омаром и Османом (мир им), которые правили правоверными до него. Так мало им, мунафикам, этого! Они хотят еще, чтобы правоверная власть передавалась по наследству…

Мухаммад-Нуцал невольно улыбнулся при этих словах, а хунзахцы замерли.

– Нет в религии Аллаха династии! – продолжал между тем гидатлинец, не знавший в лицо наследственного Правителя Аварии. – Есть лишь священная умма Пророка (да благословит и приветствует его Аллах), из которой повелел Аллаху Тааля выбирать эмирами и имамами самых знающих, самых благородных и самых богобоязненных, которым и должны подчиняться мусульмане…

– Постой, постой, уважаемый алим! – вскинулся вдруг один из хунзахцев, не ахти какой книгочей, да и языка арабского не знающий, но способный легко отличить белое от черного и складное от нескладного. – Что-то я тебя, уважаемый гидатлинец, не очень понимаю. Ты говоришь: нет в Исламе династии? А как же тогда наш Нуцал? Он ведь получил власть по наследству и передаст ее так же, сохраняя династию великих Сариров…

Гидатлинец, сбившись с мысли, не успел ответить, как еще кто-то выкрикнул:

– Вы что, не понимаете? Гидатлинец хочет уверить нас в том, что самым знающим, благородным и богобоязненным среди аварцев является не кто иной, как он сам!..

Медресе взорвалось от смеха. Многие смеялись, утирая слезы, заподозрив в гидатлинце если и не прямую претензию на власть в Аварии, то затаенное желание властвовать – точно. Гидатлинец покраснел и начал было что-то быстро говорить, оправдываясь, но его уже никто не слушал – его голос тонул в общем шуме собрания. Смеялся и Нуцал вместе со всеми. Главный муалим, настоятель медресе, опасливо поглядывал на монарха и уже готовил свои извинения за гидатлинца, которому он дал тут слово. Но Правитель, судя по его благодушному виду, и не собирался что-то говорить, а тем более, наказывать незадачливого богослова. Тогда Исмаил-хаджи поднял кверху свою единственную левую руку и, сверкнув единственным правым глазом, потребовал тишины.

Люди стали понемногу успокаиваться.

– Братья-единоверцы! Мусульмане! Правоверные…

– Тихо, тихо, дайте послушать Исмаила-хаджи!

– Я так думаю, правоверные, что наш гость не имел в виду династии ханов, без которых народы превращались бы в сброд пьяниц, развратников и разбойников. Нет! Гидатлинский алим хотел сказать, что в Исламе нет династии, которая правила бы всеми мусульманскими народами, как этого хотел шиитский владыка Надир-шах Афшар…