Константин Крюгер - Друзьям. Невыдуманные рассказки

• Название: Друзьям. Невыдуманные рассказки
• Автор: Константин Крюгер
• Жанр: Русское современное

Этот сборник является неразрывным логическим продолжением первой книги «Москва – Гурзуф – Москва и другие рассказки». Обе связаны персонажами, местами действия и временем. За произведения, составившие первую книжку, конкурсная комиссия Proza.ru номинировала автора на соискание национальной литературной премии «Писатель года» за 2016 год.

---

Единственный раз отдыхая в Гурзуфе с семьёй, Вовка «Осташка» утром вынужденно пришёл в «Чайник» с шестилетним сыном: жена Ирина забастовала и ушла с подругой на пляж. Но к середине дня сердце матери почуяло неладное, и Ирка примчалась в кафе. От увиденной картины ей стало дурно: мужа на горизонте не наблюдалось, а сынок мирно возил по нижней полке стойки в машинке ещё живого черноморского краба, выловленного заботливыми друзьями отца. Перед малышом стояла тарелка с варёными креветками, которыми ребёнок активно закусывал крепкий чёрный кофе, принесённый от пирса любвеобильными подругами его папы, приставленными им приглядывать за малышом. Больше Ирка не приезжала.

Мы со «Стариком Яковом» рано поутру, подперев спинами стену, ожидали, пока встреченные сегодня новые пассии принесут нам от раздаточного окошка по стакану портвейнового «аперитива» перед походом в «Пельменную» на завтрак. Одинаково утомлённые, с заросшими чёрной щетиной лицами «средиземноморского типа», в почти свежих джинсовых рубахах – мы смотрелись если не близнецами, то уж братьями наверняка. К нам внезапно подскочил незнакомый «пионер» и, протянув Яшке аккуратно сложенный бланк, с телячьим восторгом гордо оповестил: «Я только что из камеры. Вот – первый зачёт получил!». Яков, насколько это было возможно, приоткрыл заплывшие глаза и громко зачитал: «Приговор!». Направившийся было к раздаче, мальчуган с тревогой во взоре обернулся. Яша продолжил: «За позорящее звание Советского человека поведение, выразившееся в хулиганских действиях на центральной площади Гурзуфа, отягощённых нетрезвым состоянием обвиняемого, гражданин Сурков приговаривается к штрафу в 100 рублей и пятнадцати суткам общественно-полезного труда!». «Пионер» побледнел, и его заколотило. Окружающие с сожалением смотрели на виновника «торжества». Мой вопрос «Ты читал бумагу, прежде чем за неё расписываться?» поверг мальчугана в ужас. Объятый похмельными страхами, он уже видел себя в кандалах, ведомым под конвоем на каторжные работы. «В Ялту тебя завтра отправят – общественные туалеты на променаде чистить! Это у них обязаловка. Не надо было ничего подписывать! В отказ идти!», – подытожил «Старик Яков» назидательным тоном бывалого арестанта.

Именно в этот момент в «Чайник» зарулил ярко-рыжий москвич Володя «Апельсин». «За это ли, Старик Яков, ты боролся и страдал и, когда надо, не содрогаясь, шёл на эшафот?!», – звучно произнёс он, подходя к нам, сакраментальную тираду из Гайдаровской «Судьбы барабанщика», наградившую Яшку прозвищем. Выхватив из руки приятеля официальный бланк и мельком глянув в него, Володя проурчал: «Всего пятёрку? Несолидно для ветерана!» и направился к заветному окошку с разливом.

К «пионеру» медленно возвратился нормальный цвет лица, он разрывался между чувством радостного облегчения и желанием отыграться. В голос ржали все посетители заведения, дремавший в углу и разбуженный «казусом» «Крекс» заходился и стонал. Несущие нам портвейн девчушки хохотали так, что были вынуждены ухватиться за ближайшую стойку, чтобы не упасть. Когда мы с Яковом и «Апельсином» в окружении девушек неторопливо попивали портвейн, утренний «герой» нерешительно приблизился к нашей компании с двумя бутылками «Массандры» в руках. «А можно я вас угощу за науку?», – он принял правильное решение!

Пирс

По диагонали от «Чайника» сразу за мостиком через небольшую стекающую с гор речушку выступал уходящий далеко в море причал. В начале пирса стояла капитальная будка билетной кассы с продолговатой поддерживаемой двумя столбами крышей, под которой в дождь укрывалось до полусотни отдыхающих. Вечерами в импровизированном зале с потрясающим видом на море эспромтом устраивались концерты с участием заезжих и отдыхающих музыкантов.

В 1984 году Валерка Оболенский устроил на пирсе авторское премьерное исполнение «Гимна Гурзуфа» на музыку «Я пью за тех, кто в море» группы «Машина Времени». С его лёгкой руки в обиходный сленг вошёл термин «зачётник/зачётница», обозначающий партнёра/партнёршу по «таинству любви», случившемуся в Гурзуфе. Другими предметами зачётной сессии согласно тексту гимна и его расширенному толкованию являлись хотя бы одноразовый заход в море, посещение отделения милиции, катание на «пьяном» пароходе и прочие молодецкие забавы.

Вдоль всего побережья от Алупки до Алушты курсировали морские «трамвайчики» с остановками в небольших курортных посёлках. На большинстве пароходиков даже присутствовал буфет с разливом прохладительных и горячительных напитков. Большие гурзуфские компании, отправляющиеся погулять в Ялту, проносили с собой на борт изрядное количество «Массандры», но на морском просторе даже на полчаса плавания напитков, как правило, не хватало, и приходилось прибегать к услугам буфетчицы. К концу рейса пассажиров штормило существенно сильнее, чем морскую гладь, и десантирование на Ялтинскую пристань не всегда обходилось без потерь.

Недалеко от пирса в самом начале променада у подъёма на «Пятак» торчал стилизованный под огромную поставленную «на попа» бочку ларёк. В его широком ассортименте имелись крымские вина и немудрёные закуски типа варёных яиц и бутербродов с неувядающим сыром. За двумя прямоугольными стойками, приткнутыми к торговой точке, коротали время, попивая портвейн, «стояльцы» из обеих очередей киоска «Авиакасса», примыкавшего к бочке почти вплотную. С двух сторон к кассе Аэрофлота тянулись длинные вереницы отдыхающих, справа – запись за десять дней, слева – «живая», на текущую дату.

Неоднократно мы с «Помидором, проведя вполне приятную ночь на лежаках непосредственно около киоска, утром в числе первой пятёрки «обилечивались» и уже к вечеру гуляли по Москве.

«Пятак» и окрестности

Подъём на «Пятак» с променада совершался двумя путями в зависимости от текущего состояния здоровья и намеченных целей. Очень крутая лестница проходила под аркой, образуемой переходом между двумя старыми зданиями «Дома Творчества имени Коровина», и вела дальше вверх практически на центральную площадь посёлка. Если же целью была единственная поселковая аптека, или же путь лежал в востребованную у москвичей «Пельменную» следовало выбирать полукруглую улочку, полого поднимавшуюся слева от лестницы и также приводившую к «Пятаку».

Аптека подвергалась нашествию отдыхающих в тяжёлые годы горбачёвского «сухого закона», когда из неё «выметались» все запасы спиртосодержащих настоек. Особой любовью пользовался «Пустырник» стоимостью 11 копеек, который «по вкусу» добавляли в пиво, приобретавшее дополнительные цветовые, вкусовые и оздоровительные качества.

При любом посещении «Пельменной», а мы очень любили устраивать в ней поздние завтраки, я обязательно встречал там пару-тройку московских компаний, так же как и мы, вкушавших самолепные, очень вкусные пельмени под портвейн, разливаемый тут же за барной стойкой. Правда, многочисленные детишки, приведённые одинокими мамашами, своим гвалтом не давали возможности спокойно поговорить. Но по мере употребления напитков, то ли дети начинали постепенно куда-то деваться, то ли улучшался слух, и общение принимало привычную весёлую форму застольных баек и рассказок. Утренняя трапеза порой затягивалась до обеденной поры, и тогда, объединившись, большой компанией мы поднимались к Дому Торговли для пополнения вино-водочных запасов.

Над «Пельменной» на крытой веранде расставила свои липкие столики «Чебуречная», где постоянно заседал москвич Серёга «Депардье», обладавший портретным и телесным сходством со знаменитым французом в его молодые годы. Бойцовские качества киноактёра природе, видимо, не удалось скопировать, и поэтому один глаз у Сергея перманентно отливал синевой, как знак отличия, полученный от мужей-рогоносцев. Серёга был фантастически востребован исключительно зрелыми замужними дамами. Мы с «Помидором» дважды отбивали его от жаждавших мщения обманутых супругов со товарищи.

На «Пятаке» соседствовали: остановка автобуса, курсирующего от Симферопольской трассы до подножия Медведь-горы, поселковая камера хранения, впоследствии переделанная предприимчивыми кооператорами в малюсенькое кафе, и передвижная бочка от винсовхоза «Массандра», пришвартованная в тени огромного дерева, с определённого момента ассоциирующегося у завсегдатаев с Петровым.

Однажды московские ветераны Гурзуфского отдыха Серёга Петров и Вова Кулаков, бредущие снизу с пляжа в плавках, остановились у бочки «продегустировать портвейнцу» и приодеться. От центральной площади (Пятака) и выше в посёлке воспрещалось рассекать «в пляжном виде» под угрозой штрафа. Пока Серёге наливали кружку, Вова, схватив всю одёжку друга и сильно размахнувшись, закинул её на верхние ветви раскидистого дерева. Без спешки наугощавшись вином, Сергей повис на нижней ветке и начал раскачиваться, стараясь забраться повыше и достать свой «гардеробчик». Неугомонный Кулаков, подскочив, сдёрнул с приятеля последний покров и забросил ещё выше. Серёга не придумал ничего лучше, чем обнять дерево ногами и светить всему Пятаку обеими незагорелыми половинками «полной луны». Через десять минут всеобщего веселья набежавшей толпы из этого «интересного» положения Петрова освободил начальник местной милиции Иван Андреич и препроводил в отделение, дав прикрыть «срамное место» своей форменной фуражкой.