Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №1/2011

• Название: Россия и современный мир №1/2011
• Автор: Юрий Игрицкий
• Жанр: Периодические издания
• Год: 2011
• ISBN: 2011-1

Профиль журнала – анализ проблем прошлого, настоящего и будущего России их взаимосвязи с современными глобальными и региональными проблемами. Журнал имеет многоплановый, междисциплинарный характер, публикуя материалы по истории, социологии, философии, политической и экономической наукам. Ключевые рубрики – «Россия и мир в XXI веке» и «Россия вчера, сегодня, завтра».

---

В этом комментарии привлекает внимание не только представление ситуации в категориях «свой / чужой», но и повышенный градус идеологизации. Наоборот, коммунистический Китай, который во времена Мао был источником идеологической экспансии, после совершенного в 1978 г. прагматического поворота являет сегодня образец идеологической индифферентности и толерантности к любым существующим моделям социального и политического устройства. И в этом, очевидно, еще один секрет китайского успеха.

В России «пробуждения» Китая ждали и опасались на протяжении десятилетий. Не случайно при всех зигзагах российской (советской) внутренней и внешней политики, стремление к «нормализации отношений», а затем и к стратегическому партнерству оставалось внешнеполитической константой со времен Юрия Андропова. И нельзя не признать, что нынешний уровень российско-китайских отношений является ценнейшим достижением, которое, правда, все же не гарантирует нас от проблем и осложнений в будущем.

Однако ясно, что сохраняя и наращивая преимущества добрососедства с Китаем, необходимо избежать превращения России в его сателлита. Иначе говоря, фактическая слабость наших нынешних позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе должна компенсироваться за счет активной политики, направленной на максимальную диверсификацию экономических и политических возможностей начиная с маршрутов экспорта энергоносителей и заканчивая механизмами безопасности.

Среди причин, по которым для России предпочтителен вариант стабильного, но несколько дистанцированного партнерства с Китаем, далеко не только гигантская разность демографических потенциалов с двух сторон нашей общей границы. Угроза китайского заселения Сибири и Дальнего Востока – это, скорее, «бумажный тигр», во всяком случае, в среднесрочной перспективе. Гораздо серьезнее перспектива закрепления структурного дисбаланса в двусторонней торговле, быстрого скатывания к положению сырьевого придатка новой «всемирной мастерской». Однако вопрос выхода из сырьевой ниши – эта общая проблема модернизации российской экономики, а не принципов торговых отношений между Москвой и Пекином.

Пожалуй, самая серьезная проблема, из-за которой России следует избегать слишком тесной привязки к китайскому локомотиву – это его скорость. Казалось бы, поддерживаемые уже не первое десятилетие двузначные (или близкие к двузначным) темпы экономического роста являются именно тем, чего нам так не хватает для успеха модернизации. Эти темпы и продолжительность роста действительно беспрецедентны, а способность нескольких поколений высшего руководства КПК – от Дэн Сяопина до Ху Цзиньтао – их поддерживать, избегая при этом острых социальных конфликтов, с достаточным основанием может претендовать на статус исторического рекорда управленческой эффективности. Но чем дольше длится китайское экономическое чудо, тем больше нарастают экономические, социальные и региональные диспропорции, и тем более опасными могут быть последствия резкого торможения.

Далеко не просто оценить и реальный набор социально-экономических опций, которыми сегодня располагают китайские лидеры. Хотя в условиях мирового экономического кризиса 2008–2010 гг. были предприняты усилия, направленные на повышение роли внутреннего спроса как фактора роста, тем не менее экспортной ориентации китайской экономики пока нет убедительной альтернативы. Ясно также, что китайско-американский торговый и финансовый симбиоз, который Н. Фергюссон иронично назвал Chimerica, порождает все больше проблем и для Китая, и для США, и для мировой экономики в целом. Однако целенаправленные действия по «распариванию» (decoupling) Китая и США, возможность которых Фергюссон сегодня не исключает (12), могут вызвать на порядок более серьезные проблемы. Вполне вероятно, что обратный отсчет нового глобального экономического кризиса уже запущен, а таймер находится в Китае.

Китай не может не быть важнейшим партнером России в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Однако сколь бы многообещающими ни казались перспективы стратегического взаимодействия России и Китая, нам необходимо стремиться к поиску страховочных механизмов, запасных вариантов и новых возможностей. Каковы же эти возможности?

К сожалению, неурегулированность территориального спора не позволяет рассматривать Японию в качестве партнера, сотрудничество с которым позволяло бы уравновесить китайский фактор. Возможно, в будущем рост экономического, политического и военного могущества КНР заставит японских политиков более философски относиться к факту российского контроля над Южными Курилами и не отягощать тем самым экономический и политический диалог с Москвой. Но в ближайшие годы Япония едва ли сможет и захочет выступить для России в качестве регионального балансира.

Несомненно, что России необходимо стремиться к интенсификации связей с восточноазиатскими региональными акторами второго порядка – Южной Кореей, Тайванем, Вьетнамом, Индонезией и другими странами АСЕАН. Ни один из этих акторов в одиночку не может служить альтернативой континентальному Китаю, но, по крайней мере, в совокупности их можно рассматривать как множество потенциальных опорных точек на периферии Срединной империи. Кроме того, придание самостоятельного значения сотрудничеству с отдельными странами АТР уже само по себе должно способствовать диверсификации, поскольку, например, в случаях Южной Кореи и Вьетнама конкретное наполнение такого сотрудничества будет иметь принципиальные отличия.

В общеазиатских масштабах ценнейшим партнером является Индия. Отсутствие конфликтного потенциала и восходящая к истокам индийской независимости традиция дружественных двусторонних отношений являются прочной основой стратегического взаимодействия Москвы и Дели в XXI в. Однако есть и трудности, главным образом психологического порядка. В России все еще не вполне освоились с тем, что Индия уже не может быть ведомым, что уже сейчас по ряду ключевых показателей эта страна является равновеликим партнером, а в скором будущем – более мощным полюсом постамериканского мира, чем Россия. Ситуация, в которой Индия может выступать в качестве успешного экономического конкурента, также пока не всеми воспринимается как стандартная.

Стоит вспомнить и о том, что некоторое время назад Дели несколько дистанцировался от Москвы и пошел на заметное сближение с Вашингтоном. Это сближение явилось серьезным успехом Индии, которая получила от США и фактическое признание своего статуса ядерной державы, и выражение готовности к равноправному стратегическому партнерству1. Для России этот опыт весьма поучителен. В условиях новой активизации сотрудничества Москвы и Дели этот опыт также показывает, что улучшение отношений третьей страны с Америкой уже не обязательно является игрой с нулевой суммой в отношении России.

Вне всякого сомнения, Индия представляет собой собеседника, с которым в числе первых следует обсуждать и растущую китайскую мощь, и любую другую серьезную политическую проблему Евразии. При этом следует учитывать, что в Индии с ее опытом военного конфликта 1962 г. подъем Китая вызывает бóльшую настороженность, чем в России, которая сумела урегулировать пограничные проблемы с КНР. В то же время участие России и Индии в форматах ШОС и БРИК позволяет обеим странам принимать во внимание более широкий контекст глобальных изменений и выстраивать взаимодействие с Китаем именно в этом контексте.

И все же без учета американского присутствия в Азиатско-Тихоокеан-ском регионе нечего и думать о возможности успешного российского «поворота на Восток». Прежде всего, здесь обнаруживается, что и США, и Россия осознают ключевое значение региона для их будущего в XXI в. Далее, именно в этом важнейшем регионе у России и США нет сколько-нибудь серьезного конфликта интересов. В то же время резервы взаимодействия в самых разных областях очень велики. И если говорить о расстановке сил и тенденциях безопасности в АТР (хотя бы на время абстрагируясь от общего баланса российско-американских отношений), то следовало бы признать, что военное присутствие США в АТР вовсе не противоречит интересам России. Если укрепление позиций США и НАТО вблизи западных и южных рубежей России является, как минимум, фактором дискомфорта, то в АТР дело обстоит иначе. Во всяком случае, России едва ли имеет смысл вливаться в число энтузиастов лозунга «Окинава без американцев», который столь неудачно пытался осуществить бывший японский премьер Ю. Хатояма. Причем лежащая на поверхности причина сохраняющейся потребности в американском военном присутствии в регионе – угроза резкой дестабилизации положения на корейском полуострове – не является далеко единственной.

Сказанное не означает, что России нужно очертя голову формировать вместе с США какие-то новые схемы региональной безопасности, которые неизбежно стали бы рассматриваться Пекином как направленные против его интересов. Здесь, в самом деле, нужно четко проводить грань между поиском оптимального для России баланса сил и созданием реальных или виртуальных антикитайских коалиций, участие в которых для России совершенно недопустимо. В то же время именно раскрытие потенциала российско-американского взаимодействия в АТР могло бы стать основанием для будущих отношений между Россией и США, для сохранения и развития крайне хрупких результатов «перезагрузки».