Галина Мурсалиева - Междуцарствие в головах

• Название: Междуцарствие в головах
• Автор: Галина Мурсалиева
• Жанр: Психология
• Год: 2006
• ISBN: 5-89357-174-6

Как мы жили? Как мы живем до сих пор и почему? Почему наши дети выпрыгивают из этой жизни в окна? Кто такие «намордоранцы?» Куда звонить «при любви»? Как можно обречь людей на гибель, и как вернуть людей к человеческой жизни? Эта книга история жизни нашего общества за последнее десятилетие через призму причудливого отображения ее в сознании людей. Все связано нюансами человеческих напряжений и защит, обманов и самообманов, зависимости и честности.

Адресуется всем, кто стремится понять.

---

– А разве талибов народ поддержал? Он бежит от них, спасается, как может.

– Да, беженцев много, но еще больше тех, кто отнесся к талибам с верой и пониманием. Потому что – да, они устанавливают жесткий, даже жесточайший порядок, но порядок. Это то, по чему афганцы за более чем два десятилетия войны истосковались, то, о чем мечтали.

– О казнях и чадрах, что ли, они мечтали?

– Ну давай зайдем с другой стороны. Талибов часто сравнивают с ваххабитами в Чечне. Но заметь: в первую войну с Чечней этих самых ваххабитов вообще не было слышно. Можно строить всяческие версии, искать руку засыльщиков, но раз они появились и размножились – значит, их идеи встретили понимание. Ситуации похожи: война – правда, не такая длинная, как в Афганистане, но война, а значит – смерть, разрушения. Наступает мир – начинается беспредел полевых командиров, народ по-прежнему страдает, он как будто распят между бандами, которые делают с ним все что хотят. И вот появляются ваххабиты, они устанавливают строгий и жестокий порядок, но в самом слове «порядок» заложен отсвет какой-то справедливости.

Так вот, фундаментализм всегда возникает на пике отчаяния. Это идеология отчаяния. Чтобы народ стал восприимчив к фундаментализму, его надо до этого довести. Это тяжело, нормальный человек не хочет такой жизни. Ну представь, если бы были в силе христианские фундаменталисты, они бы требовали: женщин – в платочки, нельзя ходить с непокрытой головой, нельзя телевизор включать, никаких дискотек…

– Тоска зеленая.

– Да. И исламский мир, несмотря на зеленое знамя, тоже не хочет тоски зеленой. Но когда все доходит до отчаяния, как бы включается аварийная система: предельное упрощение с целью выживания.

– То есть как бы карточки вводятся на жизнь?

– Вот именно – карточки. Талибы доходят до абсурда в своем фанатизме, но люди видят: дороги стали безопасными, совсем нет преступлений; если ты подчинен, то застрахован от криминала. И народ подчиняется – он устал от беспредела.

– Ну, там народ подчинен хоть какому-то, пусть такому страшному, но порядку. А если они с этим порядком и в самом деле устремятся дальше? Подчинят Среднюю Азию, потом прорвутся в Поволжье?

– Если власти России собираются довести Поволжье до отчаяния, тогда – да, все возможно. А иначе с чего там могут появиться фундаменталисты? С того, что – вот ужас, вот кошмар – там живут татары-мусульмане? В Афганистане буквально все хозяйство лежит, разрушено, повалено – талибам бы дома у себя удержать порядок, их что, хватит на то, чтобы еще куда-то идти? Как ты там вначале говорила: «орды роятся»?

– Полчища.

– Конечно, когда смотришь в амбразуру – там и орды, и полчища. Но на самом деле их мало, и у них куча проблем дома – это во-первых. У них несколько государств на пути к России – это во-вторых.

– Но эти государства – мусульманские, и предполагается, что талибы могут их заразить своим фундаментализмом.

– Тогда вопрос: почему это вдруг мусульмане Средней Азии должны непременно вскакивать и радостно объединяться со злобным и мрачным талибом? С какой такой радости? У них что, настолько отчаянное положение, мрак, долголетняя война? Чтобы принять талибов, нужно дойти до такой ручки, когда уже просто нет ни одной другой, за которую можно ухватиться. Ни у кого не может быть симпатии к талибам, но должен быть какой-то ключ к пониманию, что им иначе уже родину не спасти. Вспомни «Прощай, оружие» Хемингуэя. Там конкретный эпизод: прорван итальянский фронт (это Первая мировая война), заградотряды карабинеров расстреливают всех отступающих офицеров, не вникая в причины, по которым те оставили позиции. Вот-вот должна дойти очередь и до героя повести, а он в этот момент размышляет: «Они были молоды, они спасали родину». То есть, чтобы удержать фронт, у них выхода другого не было. Никакой симпатии, только понимание природы события.

– Но угроза-то, несмотря на понимание, остается.

– Для кого? Для нас? Да, сегодня талибы говорят, что Россия – единственная вражеская для них страна. Но не потому, что талибы – ее враги, а потому, что Россия им враг. Не они хотели с ней враждовать. Говорится: талибы поддерживают чеченцев. Ну а почему бы и нет, если Россия поддерживает их врагов и практически ведет необъявленную войну против них? Почему им тогда не поддерживать ее врагов?

Вспомним: Россия – юридически наследник Советского Союза. Талибы появились в 1994 – 95 годах. Афганистан стал объединяться пусть под плохой, но под единой какой-то властью – и Россия стала активно помогать тем, с кем в свое время воевала. Ахмад Шах Масуд – полевой командир, воевавший в свое время против советских войск, – сегодня наш первый союзник.

В то время как талибы не предпринимали и не могли ничего предпринимать против России, наша страна снабжала оружием их врага, вмешивалась в гражданскую войну. Как им сегодня не рассматривать Россию как врага? Хотя опять-таки пока не предъявлено ни одного афганца на территории Чечни, и ни одного чеченского лагеря на земле талибов не продемонстрировано. То есть все, что мы знаем, – это заявления эфэсбэшников, в них можно верить, а можно – нет.

Но даже если верить: это – война. Пусть необъявленная, но война. И мы все время слышим про возможность внешней агрессии талибов. С чего? В 1995-м они вышли на границу с Туркменией, но остались у себя дома. Никаких попыток переступить, никаких действий. В 98-м – на границу с Узбекистаном. И что? Спокойствие. Теперь вышли на таджикскую границу, но опять же они у себя дома. И опять же все спокойно. «Подозрительно спокойно», да?

Это у них там – гражданская война. У них – попытка разобраться дома, пусть дикими, страшными методами, но у себя. А нас охватывают ужас и страх, и декларируем мы при этом, что вот хотим защитить «хороших» афганцев от «плохих». Но на стороне советских войск воевала в свое время масса афганских генералов, чиновников, других прокоммунистически настроенных людей. И как у нас в гражданскую белогвардейцы побежали за границу, так и они побежали из страны. Куда? Да в Советский Союз, конечно, к «шурави», к другу.

«Талибы ужасны». – говорит Москва. Ну так вот тe, кто бежал от них, – здесь, ты их, Москва, собираешься защищать? Их здесь скорее ЗАЧИЩАЮТ – милиция замучила.

Так вот, если талибы – зло, то это наше зло. Зло, за которое мы даже ПРОЩЕНИЯ НЕ ПОПРОСИЛИ. Не было ни раскаяния, ни покаяния, а было такое чувство – состояние мелкого хулиганчика после драки: «Да, меня побили, ну ничего, возьму своих – мы тебя еще достанем, погоди»…

– Так ведь даже мелкий хулиган может понять: это я первым полез…

– Нет, что ты. Таких мыслей нет. И хорошо, что первый полез, и правильно, иначе они сегодня, сейчас вот стояли бы у ворот Москвы. Ну а им-то и в голову такого не приходило: зачем? Афганистан не славен какими-то войнами с соседями, пуштуны прежде были, как всюду описывалось, достаточно мирными и доброжелательными людьми. Как на любой периферии.

P.S.

Есть такой психологический закон: люди, как правило, больше всего боятся и ненавидят тех, кому когда-то сделали зло. У страха природа боли, а если препарировать, то всего-то две можно увидеть составляющие: воспоминание о предыдущем и ожидание неведомого. Второе доминирует всегда. Когда ты не знаешь, что – и это «что» становится ужасным, страшным. Когда не делаешь даже шага, чтобы выпростаться из-под клише и попытаться понять причины чьего-то отчаяния. Тогда и представляется зло от него всеобъемлющим, монстрообразным, а за окном тогда роятся полчища желтых листьев.

А это просто увядание. В нем тоже что-то есть от отчаяния.

Глава 3 РЕАЛЬНАЯ ВИРТУАЛЬНОСТЬ

«ОПЫТЫ» БЕЗ МОНТЕНЯ Как мы закрывали НТВ

В морге страшно только в первый раз, можно даже в обморок грохнуться. Во второй, говорят, уже полегче. Ну а служители морга – они там вообще посреди всего ходят с пирожком и с аппетитом. Их уже не тошнит, вот в чем все дело.

И может быть, мы стали похожи на них? Или кто-то, может быть, самые честные, на патологоанатомов? Менялись только таблички-имена, характер ран, повлекших смерть, – они добросовестно описывали это, описывали, описывали… в никуда, потому что читать эти описания было невозможно. А значит, и некому.

С моргом – это вообще-то не мое сравнение, а кандидата психологических наук Владимира Трипольского. Когда я с ним говорила, он только-только вернулся из Лиссабона и оживленно рассказывал о том, что там кошки, собаки – даже бродячие – трутся об ноги совершенно незнакомых им людей. У нас топнешь ногой, и они в панике отскакивают, у них, даже если замахнешься, ни на шаг не отойдут, наоборот, приблизятся и, доверчиво глядя в глаза, завиляют хвостом. Потому что они никогда не испытывали на себе агрессию людей. «Это, если иметь в виду как показатель отношения к слабому, очень знаменательно», – сказал мне Трипольский.