Елена Исаева - Гендер: нейтрализация и позитивная дискриминация

• Название: Гендер: нейтрализация и позитивная дискриминация
• Автор: Елена Исаева
• Жанр: Юриспруденция

В учебном пособии дается характеристика предпосылок гендерной проблематики, основные гендерные аспекты российского законодательства, раскрываются сущность и проявления дискриминации. Главы 1 и 4 подготовлены профессором Н. Н. Тарусиной, 2 и 3 доцентом Е. А. Исаевой.

---

Правовые равенство и неравенство как парные категории в одинаковой степени противостоят фактическим различиям между людьми27. Последние, анализируемые с точки зрения абстрактного формального равенства, неизбежно приводят к фактическому неравенству. «Равная мера регуляции отношений различных субъектов предполагает, – отмечает В. С. Нерсесянц, – что приобретаемые ими реальные субъективные права будут неравны. Благодаря праву хаос фактических различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому масштабу и равной мере»28.

Поскольку различительным характеристикам субъектов правовых отношений несть числа (в тех, разумеется, пределах, которые не подрывают их человеческой сущности), постольку проблема приближения к гармонии: равенство как всеобщая абстрактная возможность обладать определенным правовым статусом и неравенство как особенная возможность обеспечения равенства для различных типологических групп субъектов, а то и индивидуума, – бесконечна в движении к своему решению. (Лишь бы вектор этого движения соответствовал поставленной цели.)

К основным типологиям, о чем свидетельствуют положения большинства конституций правовых государств, относятся раса, вера, политические убеждения, пол, возраст, обстоятельства рождения, имущественное положение.

В правовых системах и внутри каждой из них – в отдельных отраслях права – типологические характеристики субъектов как объектов правовой регуляции проявляют себя в законодательстве и юридической практике существенно различным образом – и количественно, и содержательно.

Некоторые авторы, на наш взгляд, явно либо упрощают, либо «искривляют» проблему. Так, например, В. С. Нерсесянц отмечает, что современная российская юридическая практика предполагает не менее четырех существенно автономных статуснофункциональных правовых групп: одной условно всеобщей, двух особенных и одной единичной; первая состоит из всех физических лиц, первая особенная представлена лицами-инвалидами, обладающим относительно низким абстрактным правовым ресурсом, вторая особенная – юридическими лицами, обладающими более высоким правовым ресурсом (по сравнению с физическими лицами), единичная состоит из «особых» юридических лиц – олигархов. Отношения внутри групп, продолжает автор, являются, по общему правилу, «формально-равными», между группами – «формально-неравными»29.

Полагаем, что с помощью такого подхода происходит смешение «льва с яичницей» и «трепетной лани» сами знаете с кем. Вопервых, не вполне ясно, что понимает автор под современной юридической практикой: всё законодательство, правореализацию, правоприменение и т. д. или только часть «всего»? Однако и в том и в другом случае (особенно во втором варианте) выраженных и смешанных групп (например, лиц со «связями») явно на порядок больше. Во-вторых, правовые ресурсы физических (включая лиц с ограниченными возможностями) и юридических лиц не могут сравниться при помощи шкалы «более низкий – более высокий». Они просто качественно различны: в такой ситуации количественные характеристики не имеют смысла. Что касается «олигархов», то их правовой ресурс воистину специфичен, однако в контексте узко трактуемой юридической практики. Однако, кроме них, есть и другие «тимуры с командами»: например, команда Президента, группа суперзвезд шоу-бизнеса (до сих пор работающая с «черным налом» и весьма приблизительно уплачивающая налоги), группа творческих деятелей (Н. С. Михалков и К), обладающая «правовым ресурсом», в чем-то сопоставимым с «олигархами» и т. д. и т. п. Наконец, «правовй ресурс» лиц с ограниченными возможностями также нельзя оценивать в показателях «высокий – низкий», ибо в нем присутствуют весьма специфические компоненты, включая и такие, уже совершенно особенные, как, например, право участвовать в параолимпийском движении (известно, что именно россияне здесь потрясающе сильны).

Для обеспечения деятельности тех субъектов права, которые призваны выполнять некие особые функции (депутатов, госслужащих разного типа, судей, работников особо вредных производств и т. д.) предусматриваются и особые элементы правового статуса (депутатский иммунитет, жилищные льготы, повышенная пенсия, специальный пенсионный возраст и т. п.). Для граждан, обладающих определенными личностными «спецификациями» (беременная женщина, пенсионер, инвалид, ребенок-сирота и т. д.), устанавливаются льготы по данному основанию (декретный отпуск, льготы по оплате услуг ЖКХ и проезду на транспорте, пособия, преимущества при поступлении в ВУЗ и т. п.).

«Льгота, – пишет А. В. Малько, – это правомерное облегчение положения субъекта, позволяющее ему полнее удовлетворять свои интересы и выражающееся как в предоставлении дополнительных, особых прав (преимуществ), так и в освобождении от обязанностей»30.

Так как равенство должно быть имманентно присуще современному праву (в самых различных контекстах его содержания), при нормативных отступлениях от него законодателю следует действовать предельно осторожно, вводя только безусловно необходимые ограничения и льготы. Они должны соответствовать поставленной конкретной цели, а не появляться как следствия конформизма («так сложилось исторически», «принято в цивилизованных странах» и т. п.) или необоснованного лоббизма. Льготы должны коррелироваться с ограничениями (например, перечень привилегий для госслужащих – с их ограничениями в частной жизни; льготы для армии, милиции, таможни и др. – с экстремальными условиями работы): в таких случаях нужно руководствоваться принципом римского права – qui sentit commodum senture debet et onus (тот, кто приобретает преимущество, должен принять на себя и обязанность)31.

В условиях развития мировой цивилизации в целом, что, естественно, составляет базисную константу проблемности нашего жития и дискуссионности его научного осмысления, все эти характеристики нуждаются в постоянном внимании. Однако развитие, усиленное реформированием политической системы и гражданского общества, в нашем случае – российского, соответственно вносит (или должно вносить) существенные коррективы в систему взаимодействия с политикой, моралью и законодательством явлений равенства и справедливости, построенных с учетом национальных, возрастных, имущественных и гендерных аспектов.

Поскольку разорвать это взаимодействие можно только формально, мы, осуществляя эту формализацию, не смогли и не сможем уйти от некоторой аналитики и иных факторов, кроме гендерного.

Совершенно очевидно, что гендер не есть только женский вопрос. Этим понятием обозначается совокупность социальных норм поведения людей в зависимости от пола. Как отмечает Н. Л. Пушкарева, в западной науке нет единства взглядов по вопросу о том, считать ли гендер «мыслительным конструктом», то есть просто научной дефиницией, определяющей социальнокультурные функции пола и различающей их от функций билогических, или же «конструктом социальным». В последнем случае предполагается, по меньшей мере, четыре группы характеристик: биологический пол, полоролевые стереотипы, полоролевые нормы и полоролевая идентичность. Соответственно используются понятия «гендерного дисплея» или «гендерной системы» (как менее «заумного»), под которыми подразумеваются «идеи, институты, поведение, формальные и неформальные правила и другие социальные взаимодействия, предписываемые в соответствии с полом»32. При этом в российской социологической науке признак пола – в отличие от западной, где акцент традиционно делается на биологических, психологических и культурологических различиях полов, – «изначально социален, так как личность, независимо от ее пола, рождается и развивается (если, конечно, это не «маугли») в социуме, в многообразной системе социальных связей и отношений»33.

Особая «взбудораженность» гендерной темы в 70–90-х гг. XX в. (как очередной виток актуальности – после этапов конца XIX – начала XX в.) породила новые направления исследований. Так, появилась история женщин – изначально как своеобразная попытка «переписать историю» или, с точки зрения Э. Дэвин, стремление преодолеть почти абсолютную доминанту старой истории, сопровождавшееся готовностью заменить общеупотребляемый термин «history» (который можно прочитать и как «his story», дословно: «его история», «история мужчины») новым термином, характеризующим иной подход к изучению прошлого, а именно термином «her story» (то есть «ее история», «история женщины»)34. Однако постепенно толкование содержания понятия «гендер» изменилось в направлении рассмотрения его не в плане концептуализации мужского доминирования, а как системы всех форм взаимодействия и «взаимоотталкивания» мужского и женского начал. Изучение феминности стало невозможно без анализа маскулинности – «женская история» неминуемо встретилась с «историей мужской»35.