Марк Табб - Как далеко ты сможешь пройти?

• Название: Как далеко ты сможешь пройти?
• Автор: Марк Табб
• Жанр: Спорт
• Год: 2016
• ISBN: 978-985-15-3033-1

История австралийского спортсмена-паралимпийца, который в молодости был весьма перспективным регбистом, пока случай не усадил его в инвалидное кресло. Тем не менее, Джон нашел в себе силы не только не сдаться, но и помогать другим инвалидам найти себя в спорте.

Для широкого круга читателей.

---

Несмотря на то, что мой «выход» оказался не совсем таким, как я воображал, тот факт, что я покинул больницу в вертикальном положении, вселил в меня большие надежды. Для меня это были первые шаги к повороту времени вспять и восстановлению права на прежнюю жизнь. Минуло всего четыре месяца с тех пор, как меня на шоссе переехал грузовик. «Если ты уже можешь ходить на костылях, то подумай, чего ты сможешь добиться через пару лет», – сказал я себе.

Желание вернуть прежнюю жизнь было не единственной моей движущей силой. Я ненавидел жизнь в инвалидной коляске. Я ненавидел то, как люди смотрели на меня в ней. Я ненавидел то, что был ниже всех остальных. Я ненавидел необходимость полагаться на других людей в тех вещах, которых не мог сделать сам в этой проклятой коляске. Сказать по правде, я не хотел иметь к ней никакого отношения. Чем скорее я смогу из нее выбраться и встать на ноги, тем счастливее стану.

Те, кому никогда не приходилось жить в инвалидной коляске, даже представить не могут, каково это – вдруг превратиться из здорового, сильного атлета в оставшуюся от вас оболочку, толкающую колеса своей коляски руками. Где бы я ни появился, везде привлекал к себе внимание окружающих. Я знал, что они обо мне думали. Я сам думал то же самое. Я замечал их жалостливые взгляды. Я мог слышать, как их мозг посылал на кончики языков неизбежный, невысказанный вопрос: «Хотелось бы знать, что с тобой случилось?» Люди делают это неосознанно. Это рефлекторная реакция. Молодой, здоровый во всех остальных отношениях молодой мужчина в инвалидной коляске олицетворяет трагедию. Не знаю, что было хуже: вопросительные, пристальные взгляды или печальные выражения лиц, исполненные жалости и сострадания.

Кроме того, я ненавидел новое клеймо, которое поставили на меня, словно татуировку, посреди лба. Формально я теперь считался физически недееспособным. Недееспособный. Каждый звук этого слова вызывал у меня отвращение. Употребляя применительно к человеку частицу «не», вы показываете, что смотрите на него неуважительно или свысока. «Не» указывает на отсутствие или потерю способности что-то делать или кем-то быть. С точки зрения общества, все это, и не только это, воплощалось теперь во мне. Мой переход в категорию недееспособных был необратимым. Сама эта мысль была мне глубоко отвратительна. Навешивая на человека ярлык недееспособного, общество ясно дает понять: «Ты ни на что не способен, поэтому не представляешь для нас такой ценности, как другие. Свали с дороги!» Раньше я всегда считал, что в жизни нет ограничений, а есть только возможности, но теперь на меня поставили клеймо человека, у которого нет ничего, кроме ограничений. Я всегда гордился своими скоростными качествами и маневренностью на футбольном поле, своим стремлением быть здоровым и сильным. Многие недееспособные люди могут лишь мечтать о таких вещах.

Инвалидная коляска являлась воплощением недееспособности. Единственный способ избавиться от этого клейма, на мой взгляд, заключался в том, чтобы восстановить способность пользоваться ногами и навсегда распрощаться с проклятой коляской. Именно это я и вознамерился сделать. Каждое утро на протяжении двух лет отец возил меня в расположенный недалеко от нашего дома гидротерапевтический бассейн, где я исправно нарезал круг за кругом. Следующим в распорядке дня стоял местный спортзал, владельцем которого был Рон Оуксли – мой друг по Penrith Panthers, который работал в команде тренером. После напряженной тренировки в спортзале Рона я возвращался домой, чтобы пообедать и подремать. Вторая половина дня тоже была посвящена тренировкам. Мой друг Джон Янг помог мне собрать в гараже самодельный тренажерный комплекс. Он сварил автогеном необходимое оборудование и даже написал для меня несколько тренировочных программ. Почти каждый день Джон приходил вечером после работы, и мы вдвоем соревновались, примерно так же, как в свое время с Колином.

Тренировки давали результат, но не совсем тот, на который я надеялся. Процесс восстановления способности пользоваться ногами шел крайне медленно, если вообще шел. Я пробовал игнорировать этот факт, направляя еще больше сил на проработку верхней половины тела. Вскоре я восстановил массу тела, отнятую у меня четырьмя месяцами в больнице. Благодаря возросшей силе верхней половины тела мне стало легче управляться с костылями «канадками» – легче, но все еще очень трудно. День за днем я закреплял их скотчем на предплечьях и выбирался из дома, пробуя ходить. Не сосчитать, сколько раз я проходил из одного конца улицы в другой, обливаясь потом от невероятных усилий. Мои ноги работали не лучше, чем в день выписки из больницы. Когда я ковылял на костылях, левая нога поддерживала небольшую часть веса, в то время как правая по-прежнему волочилась позади. Тем не менее я заставлял себя использовать их как можно больше.

Однажды утром мне удалось доковылять на костылях до спортзала Рона. Рон широко улыбнулся, радуясь моему прогрессу.

– Джонни Маклин, я больше никогда не хочу снова видеть тебя в этой коляске, – сказал он, пытаясь укрепить мою решимость продолжать борьбу и не позволить несчастью одержать надо мной верх.

– В этом и состоит мой план, Рон, – ответил я. Однако с каждым днем я все больше и больше убеждался в том, что мой план не работает. И причиной моего уныния было не только отсутствие прогресса с ногами. Меня изматывали изнурительные усилия по возвращению к прежней жизни. Из первых трех лет после несчастного случая со мной я, наверное, два года потратил на сон. Каждый день рано вечером я валился в кровать и отключался как минимум на двенадцать часов. Но даже такого количества сна было недостаточно. Каждый день после обеда я тратил на сон еще от двух до четырех часов. У меня не было выбора. Тело просто отказывалось работать и говорило мне, что оно собирается поспать и приглашает меня присоединиться к нему. Пока я был погружен в сон, жизнь вокруг меня била ключом.

Если бы я смог увидеть признаки продвижения к своей цели – снова ходить и бегать, то попытки изнурять себя были бы оправданными, но на самом деле никакого прогресса не было. Невзирая на все часы и усилия, затраченные на стремление повернуть время вспять, я все еще не мог более или менее приемлемо передвигаться. Я пытался убедить себя в обратном. С каждой новой корявой попыткой передвижения на костылях я говорил себе, что это уже намного больше похоже на ходьбу, но ясно осознавал, что лишь сам себя обманываю. Помимо того что у меня не работали ноги, усилия, потраченные на ходьбу, вызывали невыносимую боль, причиняемую уцелевшей после несчастного случая сверхчувствительной маленькой полоской спинного мозга. Жизнь казалась жестокой шуткой. Было похоже, что малая часть моего спинного мозга, оставшаяся нетронутой, была запрограммирована на то, чтобы передавать снизу, от ног, лишь сигналы боли, полностью игнорируя команды мозга, приказывавшего ногам двигаться. Как-то под вечер, после выполненного на одной силе воли объема тренировочной нагрузки, я вернулся в свою комнату сильно расстроенным и злым. Впервые с начала реабилитации я решил быть честным с самим собой. Мои глаза наполнились слезами, но я сумел их подавить. Затем в комнату вошел отец. Одного взгляда на него оказалось достаточно, чтобы я утратил способность сдерживать накопившиеся внутри меня эмоции.

– Я стараюсь изо всех сил, но ничего не выходит, – удрученно произнес я.

Папа посмотрел на меня так, как способен только родитель, и у меня появилось ощущение, что он уже знает то, в чем я не мог себе признаться: я никогда больше не буду ходить. Я, наконец, осознал: как бы упорно я ни пытался, параплегию не победить. Почувствовав, что означал этот его взгляд, я разрыдался обильными, облегчающими душу слезами. У отца тоже затуманились глаза, но он удержал себя в руках. А я просто прижался к его груди и плакал.

Наконец, папа сказал:

– Посмотри, какой большой путь ты уже прошел, – имея в виду то, что после аварии я вернулся с порога смерти и даже получил возможность немного приблизиться к нормальной жизни, пусть даже и в инвалидной коляске. – А теперь подумай, куда ты направишься дальше, – добавил он, – и как далеко сможешь пройти?

Что-то в словах отца вызвало у меня внутри сильный резонанс. Больше двух лет я хотел только одного – повернуть время вспять. Каждый день я оглядывался на того, кем был когда-то, и говорил себе, что обязан найти способ снова им стать. Возможность потерпеть неудачу даже не рассматривалась. И вот теперь, сидя в комнате со своим отцом, я, в конце концов, признал правду, от которой нельзя было скрыться. Меня сбил грузовик и сломал мне спину в трех местах. У меня частично разорван спинной мозг, и я параплегик. Два года я цеплялся за слово «частичная» в своем диагнозе, словно мог из человека, страдающего частичной параплегией, превратиться в совершенно здорового. Однако это было невозможно, как бы сильно я ни старался.