Нонна Ананиева - Красавец и чудовище

• Название: Красавец и чудовище
• Автор: Нонна Ананиева
• Жанр: Русское современное

Психологический детектив, где старая мать мстит за свой несчастный брак сыну-учёному, пренебрегая материнским инстинктом и идя на преступление. Семейный клубок распутывает новая жена сына.

---

Вот эти: «Ты или я» из её текста заставили меня насторожиться. Что они значат? Кто сильнее? И я поняла, что тот, непознанный и манящий потусторонний мир мне ответил. Я даже физически почувствовала, как Анн боролась с этим вопросом «кто сильнее?». Она пережила своего мужа на тридцать лет, сохранив до конца верность их великой любви, – продолжал текст. Но я думала о другом. Я неожиданно вспомнила какую-то давнишнюю статью о ней, случайно попавшуюся на глаза, кажется, написанную их дочерью. Там было всё не так. Дочь писала о тридцати годах патологического траура, о безразличии матери к своей жизни и жизни их с Жераром детей, о её бесконечных ночных видениях, о затворничестве. Лишь под конец Анн увидела в одном из своих внуков потрясающее сходство с Жераром, встрепенулась и скоропостижно умерла.

Я встала из-за стола, пошла на кухню и взяла яблоко. Мне стало немного легче. Медленно пришло понимание того, что несмотря на невероятно жестокие и невосполнимые потери на жизненном пути, мы не должны прекращать этот путь. Невозможно стереть из памяти и из сердца любовь, она навсегда, она то, что делает нас людьми, наполняет душу и даёт нам силы. Но… где-то в глубине подсознания я поймала слова: «Мёртвое мёртвым – а живое живым». Может быть, это Игорь мне их послал? Опять расплакалась.

Предстояли похороны, а потом – домой.

12. Молельный зал

В молельном зале, который местные отчего-то называли «купель», довольно скромном ритуальном здании, женщин посадили отдельно за перегородку, но они могли слышать, как выступают мужчины. Гроб из обыкновенной фанеры, покрытый чёрным бархатным покрывалом с еврейскими письменами стоял у кафедры на обыкновенной железной тележке. Первым рядам женской половины было видно выступающих мужчин, а остальные могли только слышать. Сара сидела с первой женой Игоря, спрятав подальше многолетнюю вражду и ненависть, в окружении приехавших родственниц. Я сидела на другой стороне скамейки вместе с Моникой и Руфью. Все возмущались, почему это его хоронят ортодоксально, а не так, как принято у евреев в бывшем СССР. Они неоднозначно шушукались, оборачиваясь в мою сторону, чуть ли не тыча пальцем в нахальную москвичку, да к тому же не еврейку, осмелившуюся идти наперекор стае. Но ведь именно эта стая сделала всё, чтобы мне было невероятно трудно, осуждала каждый мой поступок, угрожала полицией, обвиняла в болезни Игоря и во многом таком, что нормальному человеку даже в голову не могло прийти.

Первым выступил Дэвид. Он поблагодарил отца за то, что научил его ходить в спортзал и смотреть с оптимизмом в будущее. Стефан был умнее, и его слова вызвали слёзы у женской половины. Из его речи было понятно, что он потерял основного защитника в жизни, который оставил его одного сражаться с недоброжелателями и с грубой силой. Наверное, в первую очередь, он имел в виду своего старшего брата. Он пробормотал что-то о том, как постарается тоже стать врачом, но, по-моему, и сам не особо в это верил. Учёба давалась ему с трудом, а больные люди вызывали страх. И ещё ему не хотелось злить Дэвида, который так и не закончил высшее образование. Но говорил он складно и душевно, думаю, он переживал потерю отца так сильно, как только был способен.

Потом вышел один из братьев-друзей, Миша, и в своей сумбурной речи подчеркнул решимость Игоря, несмотря на невероятные трудности, вывезти семью из Советского Подола, из нищеты и бесправия в свободную страну. Сам Миша жил в бруклинской многоэтажке на заработанную в Америке неплохую пенсию госслужащего, экономил на каждом куске сахара и часами проводил время, гуляя по распродажам и выискивая уценённые шмотки с 90% скидкой. Семьи себе не завёл и в женщинах видел только расходы и хлопоты. Ему было не понять, почему Игорь стремился в Москву, и что вообще может значить какая-то там любовь. Глупости всё это. Любовь в тарелку не положишь, и за электроэнергию она тебе не заплатит. А уж вернуться в Рашку! В эту грязь! К этим коррумпированным ментам, немытым толпам в общественном транспорте, в эту московскую дороговизну! Точно, сдурел на старости лет, а русская баба, не будь дурой, тут же его и окрутила. За подобные рассуждения, неоднократно высказываемые вслух, Сара его и жаловала, прощая очевидные пороки и отлично замечая, как он завидовал её сумасшедшему сыну. Она также видела, как Миша на меня пялился. Чего уж там. Виктор же, старший брат, выступать перед многочисленными родственниками, друзьями и пациентами не стал. Он приехал-то с трудом, потому что был совершенно нетрезв с момента, как узнал о смерти лучшего друга.

«Купель» оказалась полна народу, выступали многие. Я почти ни с кем не была знакома, откуда мне знать всех пациентов Игоря и людей, встретившихся ему в его американской жизни. Говорили слова утешения и благодарности в адрес Сары – какая она была верная и незаменимая помощница для своего сына, как она следовала за ним повсюду и оберегала от жизненных неурядиц. Через какое-то время я перестала смотреть на выступающих и стала слушать вполуха.

– С Игорем я был знаком половину прожитой жизни, – донеслось с кафедры. – Он не просто вернул мне здоровье, он в самом прямом смысле вернул мне ещё и веру в себя, в свои силы и в то, что мы сами хозяева своей судьбы. Он был бесконечно счастлив, потому что встретил в Москве женщину своей мечты: близкую по духу, внимательную, весёлую и очень красивую, как он считал. Он мечтал построить новый мир: заниматься своим делом и любить. У него были потрясающие планы на будущее. Но старый, прошлый мир его никак не хотел отпускать. На то были свои причины, и Игорь очень по этому поводу переживал.

В зале послышался шёпот. Я невольно бросила взгляд на Сару. Она смотрела на выступающего холодными сухими глазами. У неё было неважно со слухом, и я к тому времени уже знала все её стойки и позы, когда она слушала что-то с большим вниманием. Этого мужчину она слушала предельно внимательно. Кто это говорит? Я посмотрела на кафедру, и человек показался мне знакомым. Не может быть…

– Я искренне мечтал ему помочь, но сердце моего друга не выдержало, – продолжал мужчина. – Я скорблю вместе со всеми его родственниками и друзьями. Он был одним из лучших людей, которых мне посчастливилось встретить в своей жизни. Я приношу свои самые глубокие соболезнования его жене Софии и всем остальным членам его семьи.

Он говорил по-русски, но не с бруклинским акцентом, а c англо-американским. Моника и Руфь сразу спросили, знаю я его или нет. Но я ответила, что не знаю, я… просто однажды испачкала ему брюки какао, когда сидела у Ист-Ривер. Я не знаю его имени и вообще…

После речей поехали на кладбище. Немного опоздали. Захоронения и надгробия стояли без оград на ярком зелёном газоне, как и везде на американских кладбищах. Пронумерованные участки были разделены широкими асфальтированными дорогами, так что везде можно было проехать на машине. Дэвид, который поначалу важно разговаривал с администрацией, тут же ретировался, указав на меня пальцем, когда надо было заплатить двести пятьдесят долларов могильщикам дополнительно за сверхурочные. Подонок он и есть подонок. Я заплатила, молча и без обсуждений.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.