Василий Лягоскин - Ох, уж эти женщины! Пять попыток познать женщину изнутри

• Название: Ох, уж эти женщины! Пять попыток познать женщину изнутри
• Автор: Василий Лягоскин
• Жанр: Альтернативная история

Учитель средней школы Виктор Николаевич Кошкин давно мечтал сделать великое историческое открытие. Мог ли он представить себе, что сам окажется в центре эпохальных событий прошлого? Кто знает, согласился бы Виктор Николаевич на этот смелый эксперимент, если бы знал, в каком виде он попадет в осажденную Трою, во дворец халифа из «Тысячи и одной ночи», или в опочивальню несчастной Дездемоны? А все произошло благодаря капризу любимой жены Николаича Валентины, подкрепленному «ласковой» затрещиной…

---

– Блин! – развеселился вдруг Виктор Николаевич, одарив троянку еще одним новым словечком, – так ведь это я и есть плагиатор! С почином, товарищ учитель!

Он спрыгнул с пьедестала, который только что воздвиг себе, и Кассандре, и решительно направился вслед за «отцом», копируя даже его походку. На нытье царевны, которая жарко шептала на собственное ушко, что теперь отбоя от воздыхателей тут точно не будет, он… лишь грозно нахмурил брови.

– Ну, уж нет! – вспомнил он почему-то старый анекдот, – умерла, так умерла! В смысле – если легенда гласит, что ты даже Аполлону-красавчику не дала, то кто может тебя прельстить в этом зале? Не этот же!

Он легко, словно мастер единоборств, поднырнул под длинную и мускулистую руку эфиопского принца и вместе с Кассандрой вырвался на свежий воздух, в город, который – он чувствовал это нутром еще более глубинным, чем то, где сейчас хныкала царевна – был уже другим. В нем – и это пригибало к камням мостовой не только его плечи, но и фигуру Приама, как раз поворачивающего сейчас в окружении охраны за угол дворца – поселилась обреченность.

– Самое поганое, – Виктор Николаевич проводил «отца» виноватым взглядом, – что эту обреченность принес сюда я – вместе со знанием истории будущих веков…

Кошкину пришлось вынести еще одну занимательную процедуру. Уже дома, во дворце Кассандры, он прошел вдоль выстроившихся у стены стражников; резко затормозил – у того самого верзилы, которого утром утащили волоком, связанного; как сам он подумал тогда, на расстрел. А он вот – стоит у стеночки, и даже позволил себе чуть заметную ухмылку, в то время, как остальные выпятили груди, квадратные подбородки и истово «ели» хозяйку глазами, не позволяя даже малейшего намека на интимность. А сам Николаич – вдруг спохватился он – вслед за оживившейся Кассандрой выбирал из этих бравых ребят самца посимпатичней.

– Тьфу, ты, – плюнул он в сердцах, попав в ногу верзилы, отчего улыбка того сразу пропала, а взгляд испуганно замер, – договорились же – никаких мужиков, пока я тут…

– Ладно, милый, – засмеялась провокационно царевна, – как скажешь. Хотя вот этот красавчик такой ласковый в постели; а этот кривоногий и волосатый на диво неутомимый – может пристроиться сзади и до утра пахать ниву, как трактор…

– Какой трактор?! – чуть не взвился на месте Николаич, – откуда ты только слово такое взяла?!

Он ввалился в спальню – как и намеревался, в одиночестве, а потом отдался рукам молоденьких прислужниц, от помощи которых отказываться не стал (или не стала?). Кассандра только посмеивалась, и непонятно как подмигивала Кошкину, теперь комментируя прелести и умения шалуний. От их услуг Виктор Николаевич тоже отказался; хотя позже – когда утомленная царевна заснула – пожалел об этом. А потом тоже уснул, прикорнув в душе рядом с Кассандрой…

…пал между тем в Океан лучезарный пламенник солнца.
Черную ночь навлекая на многоплодящую землю…

Утро следующего дня началось необычно. Во-первых, царевна впервые за многие дни проснулась одна. Это она сама сообщила – чуть ли не похвалилась. Почти сразу же вбежали девушки-помощницы. «Сенные девки» – так их почему-то обозвал Кошкин.

Проснувшаяся только что Кассандра отчаянно зевнула, и с интересом спросила:

– Сенные… Х-м-м… На сене я еще не пробовала. Это с конем, что ли? Расскажешь?

Впрочем, она тут же – к большому облегчению Кошкина, который в своей жизни ни разу не видел сена, не говоря уже об обнаженной натуре на ней – набросилась с упреками на служанок, или рабынь. Николаич так и не удосужился уточнить статус этих прекрасных дев; благосклонно принимал их услуги и только. Теперь же он остановил их общую с Кассандрой руку, уже готовую обрушиться на голову одной из девчонок.

– Постой! – одернул он царевну, – выслушай ее сначала. Или они вот так часто врываются в твою спальню без спроса?

– И действительно, – остановилась в недоумении царственная троянка; она повелительно вскричала общими устами, – отвечай, презренная – как смела ты прервать мой сон, такой сладкий и прекрасный, благодаря…

– Да, – перехватил нить перекрестного допроса Кошкин, который предпочел не оставлять даже эфемерного следа в троянской реальности – в виде собственного имени, – можешь ли ты назвать хоть одну причину, которая оставит тебя без наказания?

Несчастная прислужница рухнула на колени, а потом и ниже – распростершись на полу перед гордо задравшим голову Кошкиным. Историк устыдился, но бросаться к ней, чтобы поднять ее на ноги, не стал.

– Хотя ножки, – оценил он стройные конечности, которые задравшаяся при броске одежка обнажила почти до…, – а трусов-то эти красотки не носят!

– Царь Трои! – возопила несчастная, не смея поднять на госпожу (и господина, не отрывавшего сейчас глаз от ее ног), – великий Приам требует к себе любимую дочь!

– Любимую, – чуть не подавилась Кассандра, – это с каких это пор я стала любимицей царя Илиона?

– Со вчерашнего дня, о, Кассандра, – уже почти спокойным голосом ответила рабыня, провокационно проведя ладонью по собственному бедру, – он так и сказал посланцу, который смиренно ждет тебя у ворот дворца.

– Ну что ж, – протянула царевна, явно не торопясь, – несите амфоры для омовения.

Вчерашняя процедура повторилась практически один в один. Разве что – заметил Николаич – пророчица намеренно тянула время, подставляя под послушные и шаловливые ручки невольниц поочередно самые лакомые части собственного тела. Если она этим хотела довести своего «сожителя» до исступления, то надо признать – это ей удалось… почти. В самые критические моменты Виктор Николаевич вспоминал незабвенную Валентину Степановну, и успешно отбивал атаки сразу нескольких пар женских ладошек; заодно он поторапливал Кассандру. Он удивлялся ее выдержке – знал прекрасно, что Кассандра сгорает от любопытства, пожалуй, и посильнее его, но держит марку; тянет время, совершенно не опасаясь гнева отца.

– Хотя, – сообразил он, наконец, – наверное, так у них принято. Чем выше чин, тем больше гонору и необходимости показать, что шишке на ровном месте глубоко плевать на всех и вся – даже если это сам…

– Ну, так много я себе позволить не могу, – прервала его умозаключения Кассандра, – отцу я ничего доказывать не могу и не хочу. А вот его свите, особенно любимым братишкам и сестренкам – еще как. Вкусно?

Это она спросила, уловив восхищение Николаича, который запихал в ее рот что-то необычное, но безумно восхитительное. Они уже сидели, точнее, возлежали в пиршественной зале и завтракали; тоже много медленней, чем вчера. Наконец, Кошкин насытился, а сама Кассандра сочла, что необходимую паузу она выдержала. Теперь снова пришло время облачения – к ужасу Николаича, при его активном участии. Он «экал» и «мекал», пытаясь подсказать местным дизайнерам что-то новаторское в одеянии, а потом и укладывании пышной прически на манер моды будущего. В результате получилось что-то ужасное – так оценил общие усилия сам Кошкин. А прислужницы почтительно отступили на несколько шагов и в восхищении простонали.

Вдруг до земли и до неба божественный дух разливался.
Им умастивши прекрасное тело, власы расчесала,
Хитро сплела и сложила, и волны блистательных кудрей,
Пышных, небеснодушистых, с бессмертной главы ниспустила.
Тою душистой оделася ризой, какую Афина
Ей соткав, изукрасила множеством дивных узоров…

– Интересно, – протянул Кошкин, – что бы написал Гомер, увидев нынешний наряд Кассандры? Ах, да! Все время забываю – он же был слеп, как…

– То-то же, – царственно бросила им (а на самом деле Николаичу) царевна, – мы еще и не такое придумаем!

Оторопевший от такой перспективы Кошкин обнаружил себя уже на улице; впереди бежал, не менее ошалело оглядываясь назад, на Кассандру, царский посланник, а за строем торжественных лицами и осанкой стражников росла толпа бездельников. Их, к удивлению историка, было в Трое предостаточно – несмотря на объявление военного положения. Впрочем, большую часть шествия составляли женщины с потрясенными лицами. Царевна буквально купалась в ауре всеобщей растерянности и зависти, которые очень скоро превратились в обожествление Кассандры.

– Кажется, – растерянно попытался вспомнить Виктор Николаевич, – фразу: «Не сотвори себе кумира», – еще не придумали? Или придумали – только что?!

Наконец, шествие достигло своей цели – когда толпа уже готова была подхватить тандем Кошкина с Кассандрой на руки. Душа царевны пела; рядом вторая, мужская, пыталась приземлить ее: