Елена Картунова - Лунные письма. Сборник стихов и маленьких сказок

• Название: Лунные письма. Сборник стихов и маленьких сказок
• Автор: Елена Картунова
• Жанр: Поэзия

Предлагаемая книга – второй сборник стихов, написанных Еленой Картуновой в разные периоды жизни. Стихи веселые и грустные, глубокомысленные и дурашливые. В них и быль, и сказки. Почему сборник называется «Лунные письма»? Наверно, потому, что Луна – муза поэтов и каждый поэт получает от нее особые послания, понятные ему одному.

---

Уволенный хранитель

Она любила так, что плакал Ангел,
боявшийся видение спугнуть.
Дал перья подопечной и бумагу,
наладил арфе каждую струну.

Ее любовь и нянчил, и баюкал,
кормил из детской ложечки мечтой,
водил через препятствия за руку.
Любовь росла и выросла святой,
воспетая добротными стихами,
влюбленная, как ангел, в чистоту,
к земному по наивности глухая,
танцующая рифмой по листу.
Ее предмет – едва-едва оформлен, —
осваивает райские миры.

Но Ангел результатами доволен:
«Храни любовь и не благодари».

Жаль, корень у любви нежданно высох.
Любовь зачахла. Ангел у плеча
оплакивал несбывшиеся выси,
молясь истоку жизненных начал.

Но та, что человек, все так же пишет,
пытаясь пламя скудное разжечь.
Уволенный Хранитель спит на крыше
расстройства в бесконечность этажей.

Волчья песня

Развеять бы пеплом по свету душевную боль.
Возможно, когда-то залечатся старые раны.
Давай-ка, волчара, затянем дуэтом с тобой,
укрывшись от города в чреве лесного тумана.
Споем о красивой любви и волшебных мечтах,
потом о несбывшимся
                                  (ближе с которым не стали).
Прости, я всплакну, мне без слез
                                                     этой ночью никак.
И ноет душа, и в смятении звездные дали.

Прижмешься к ногам.
                        Будет грозно темнеть небосклон.
Устало опустишь глаза и вздохнешь терпеливо.
Потом запоешь, разгоняя полуночный сон,
а я подпою, как умею, вздыхая тоскливо.

Сочувствуя грусти, промчатся по кронам ветра.
Обрушится небо дождем в полыхании молний.
И вырвется боль из души, и уйдет во вчера.
Послушный покой
                      серой грустью пустоты заполнит.
И краски сойдут, и отступит в досаде огонь
того, что пьянило, сбивая летящим потоком.
Уснет непокой.
                    Ты доверчиво ткнешься в ладонь.
А утро погасит рассветом янтарное око.

Белая мечта

Я знаю, что однажды будет это:
в пахучие просторы разнотравья,
в края, где отдыхает в неге лето,
а небо  в нежно-радужной оправе,
ворвусь  на быстроногой кобылице,
сходя с ума от солнечных объятий…
Мне скачка эта каждой ночью снится.
А я сама – в красивом белом платье.

Любимая, спи

«Любимая, спи»  ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.
Пророчили нам быть счастливейшей парой.
«Любимая, спи»  ты мне пел под гитару.
Но чувства сгорели в нелепом пожаре,
в костре, что держался почти до утра…
«Любимая, спи» – ты мне пел под гитару.
Мелькали видения в пляске костра.

Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А рядом чернел назревающий крах.
Мелькали видения в пляске костра.
Как будто недавно, как будто вчера —
та боль, разорвавшая сердце безбожно…
Мелькали видения в пляске костра.
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.

Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова:
«Любимая, спи…». В них светилась надежность…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно
когда-то в наивном и радостном прошлом.
У нас закружилась от звезд голова…
Я к чувствам прильнула твоим осторожно.
А в душу запали простые слова.

Мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
Под пальцами чуть холодила трава…
Мне в душу запали простые слова…
И пусть серенада любви не нова,
светла и чиста, хоть порой быстротечна,
мне в душу запали простые слова
и слепком хрустальным остались навечно.
«Любимая, спи…

Зарисовка в пастельных тонах

Спит, как бог.
                      Рисую мягко на спине его картину:
остров, небо с облаками и штрихи густой травы.
Дождь в полосочку косую. А вторую половину
всю засеяла цветами и… дошла до головы.
Там подушечками пальцев
                                    обнаружила «дорожку».
Утонула всей ладонью в чаще спутанных волос
и ногтями, будто в танце —
                                   задушевном танце кошки
нацарапала на шее пляску крохотных стрекоз.

Он вздохнул, обняв подушку.
                                            Я губами попыталась
написать каскад историй
                                    на расслабленном плече…

Подсказала час кукушка. Ножка света золотая
осторожно из-за шторы оказала вазе честь
и скользнула по постели, заблудившись в одеяле.

Мой засоня безмятежно продолжает видеть сны.
Вновь рисую горы, ели.
                                     Луч лениво лег в бокале.
Это утро льет любовно день из чаши тишины.

Танец на выживание

А мы танцуем, связанные случаем,
под музыку досады  (раз-два-три),
друг друга попрекая днями лучшими,
то тихо, то, срываясь в злобный крик.

Безжалостно скрестились души взглядами,
срослись ладони в жесткий монолит,
Алеет под ногтями кожа пятнами,
но кровь лишь возбуждает «аппетит».

Теперь  ни часа без реванша ярости.
Укус последний станет лучшим па.
Танцуем, загибаясь от усталости.
Любовь/обида/ненависть – слепа.

Убаюкана буря

Не делить нам ни троп, ни дорог,
где хлопочет назойливый ветер,
ни беседки (там глупый вьюнок
тянет к небу зеленые плети),
ни ночей, ни проблем – ничего.
Не для нас распевает валторна,
призывая в поход кочевой
за рассветом.
                        С улыбкой притворной
утешает не друг и не враг
(то ли дух, то ли внутренний голос).
Не ходи, говорит, со двора
не спеши вслед медовому соло.
А неймется бежать – посчитай
что-нибудь под глубокие вздохи.
Успокоится птица-мечта.
Ей и в клетке живется неплохо.

Пироги пропитала ваниль.
В чашке чая луна в полном свете.
Убаюкана буря, а штиль
раскидал непролазные сети.

Незабываемый вкус

Южная ночь расставляет ловушки.
Выверен ракурс  луны и  теней.
К небу прилипшие звездные  мушки,
пляшут кокетливо в каждой  волне.

Бриз шепотком пробегает по кронам
(ткут заговорщики  тайную сеть).
Нежится радость в подушках на троне
и вдохновенно  пытается петь.

Что-то  щемящее трогает  душу.
Взрывом по телу – полет  «мотыльков».
Синяя птица, как нежная клуша,
квохчет, мечтой  призывая  любовь.

Шелком ложатся воздушные  петли
знойных  соблазнов. Что делать? – сдаюсь…
Южная ночь бродит призраком светлым
в памяти…
                   Незабываемый  вкус.

Любимый

Любимый…
Слово то какое!
Со вкусом летнего тепла.
Парящим облаком покоя
ласкает губы. И мала
ему Вселенная для крика —
«любимый!»…
Шепотом – «люби…» —
смакую… Спелая клубника
и   счастья лёгкие клубы…
Бесценно искреннее слово.
Взобью ему подушку снов
из бормотаний родниковых
и недописанных стихов…

Она нападает

Она не стучится, она нападает —
слепая, безумная, вечно пьяна,
с блаженной улыбкой посланницы рая.
Ей всё  нипочем, и по голень  волна.
И врет, будто счастье  ее компаньонка.
И кормит из рук, и туманит глаза
пыльцой обещаний. И льнет собачонкой,
виляя хвостом и суля чудеса.
Уносит в нездешние звездные дебри,
мурлыча о крыльях.
                                 И ты, как дурак,
вприпрыжку, раскрыв опрометчиво двери, —
за ней, без оглядки, под крики «ура!»,
забыв о соломке, о граблях, ушибах…

Уйдет, – и обрушится снегом тоска,
свернувшись на сердце увесистой глыбой.
И ты изменяешь «прощай» на  «пока».

Пока ты путаешь дожди

Пока ты путаешь дожди,
слова, дороги, дни и ночи,
пока мерцает впереди
огня неведомый источник,
пока стремление бежать
в седую даль звенит пружиной,
и заполошная душа
ликует с ветром на вершине.
Пока есть вера в новый день,
в себя и завтрашнее лето,
и в то, что жизненный предел —
всего лишь веха для рассвета,
ты – жив… и даже в чем-то – бог.
Разводишь тьму, туманы, тучи,
ища удачу и любовь
в непроходимости дремучей.
И даже крюк потерь и лет —
не якорь. Было бы желанье
сказать судьбе дурацкой «нет!»
и полететь легко и плавно…

Как всегда

У тебя всё в лучшем виде, как всегда.
Ну а я – за дальней далью, как обычно.
Привыкаю не печалиться, не ждать,
подводя итоги жизни на отлично.

Да и разве что-то было? Легкий бриз
освежил мечтой распахнутую душу.
Сгоряча и показалось – где-то близь
раскудахталась индиговая клуша.

Ты же знаешь, если клуша на гнезде, —
это счастье и покой, любовь и радость.
От весны, сходя с ума, ликует степь.
И пустыне жаждой мучиться не надо.

Даже странно, что никто не виноват,
в том, что клуша – тривиальная кукушка
Раздарила яйца и почти права:
тоже птица и по-своему – несушка.

В общем вышло всё не так. Птенцы росли.
Оперение не синее, но вера
все держалась у поверхности земли,
удивляясь подрастающей химере.

Вот такая вышла песня про любовь.
Даже кот горланит в марте благозвучней.
Может, к лучшему, когда не в глаз, а в бровь?
Заживет. А вывод – к опыту, до кучи.

Хотите?