Дориана - Области тревоги. Рассказы

• Название: Области тревоги. Рассказы
• Автор: Дориана
• Жанр: Ужасы и Мистика

Тревога – это взгляд на берег со стороны разбуженного штормом моря. Каждая следующая волна накрывает с головой и уносит всё дальше от твёрдой земли. О далёкий берег одна за другой разбиваются спасательные лодки. Утопающий это видит, утопающий – это ты. Ты попал в штормовую область тревоги.

---

Итак, я вляпался в её взгляд. Хорошо, что я в солнечных очках. Но отчего-то мне становится неуютно, кажется, что воздуха в автобусе остаётся все меньше. Глядя на носки своих кроссовок, я думаю, куда сейчас смотрят эти блёкло-голубые глаза. Мне страшно узнать это, страшно проверить, ведь если они до сих пор смотрят на меня, то я уверен, всё моё тело покроется сыпью от этого взгляда. У этой великовозрастной стервы радиоактивные глаза.

Надо отвлечься. Достаю из рюкзака Берджесса. Кажется, я уже готов совершить nasilie и вышвырнуть из автобуса эту «загадку». Вспотевшие руки оставляют на тонкой газетной бумаге дешёвого издания тёмные следы. Я пытаюсь сосредоточиться на чтении, словно ничего не мешает, но всем существом чувствую взгляд. Автобус, наконец, продолжает маршрут, воздух над головами приходит в движении – мне становится спокойнее.

Проехав совсем немного, мы снова остановились. Не успев додумать проклятие в адрес чёртовых пробок, я слышу, как отворяются двери – всего лишь остановка. Я продолжаю скользить взглядом по строчкам, пытаясь перевести видимый образ слов в смысловой, но у меня не получается. Автобус неуверенно дёрнулся и медленно поплыл сквозь нескончаемый поток.

Переворачиваю страницу, вроде как уже прочитал здесь всё, ничего не понял, не запомнил, но дошёл до последнего слова (которое переносится на следующую страницу) и продолжаю «чтение». Пусть смотрит, если ей так надо, в конце концов, я тоже пялился на неё всю дорогу. Я стараюсь уговорить себя не думать, не внушать то, чего возможно нет, но всё равно ощущаю тревогу. Ещё этот гул… Вот, снова его слышу. Когда только зашёл сюда, поймал себя на мысли, что при движении автобуса создаётся какой-то своеобразный жалобный низкий звук. Гул. Мы едем, поначалу обращая на него внимание, а потом переключаемся, задумываемся и звук пропал. Но дело в том, что гул никуда не исчезал, он всего лишь стал восприниматься пассивно. Как тиканье часов. А это ещё хуже. Он звучит, но не осознаётся – отсюда странная тревога, торопливые поиски её причины.

Прислушиваюсь к этому звуку, пытаясь свалить на него неожиданно беспокойное состояние, хотя прекрасно знаю, что дело не в нём. Если эта чёртова молодящаяся старуха не перестанет на меня смотреть, я….

Я поднимаю глаза и вижу, что напротив сидит молодой мужчина. Осматриваюсь, ищу взглядом блёкло-голубые глаза и с облегчением понимаю, что это непонятное создание вышло на прошлой остановке. Мне хочется сделать вот так: «Йо-ху!!!», но я сдерживаюсь, переворачиваю очередную страницу (не помню, дочитал ли я предыдущую) и вдруг обращаю внимание на отражение своего правого глаза в стекляшке тёмных очков. Вот он большой и блестящий, окружённый слипшимися от пота ресницами. Карий глаз нормального человека, а не голубоватое старушечье болото. Я всматриваюсь в свой собственный глаз и меня это успокаивает. Моргнул. Вроде я моргнул. Или нет?

Нет. Из тёмной зеркальной поверхности на меня смотрит глаз. Такой же большой и блестящий как мой… но не мой. Он подёрнут мутноватой пеленой, он моргает тогда, когда не моргаю я. Пересохшее глазное яблоко начинает щипать, но я продолжаю мериться силами с чужим взглядом, пока не одерживаю победу: теперь передо мной испещрённое морщинами веко. Эта ведьма ушла, но оставила со мной свой взгляд. Он проник в меня, как вирус расходящейся по всем мировым новостям лихорадки. Я продолжаю всматриваться в мутный зрачок и с какой-то обречённой понятливостью осознаю, что теперь я проклят той, которую видел первый и последний раз в жизни. Зато она будет видеть меня всегда. Или нет?

Автобус с пронзительным шипением выпускает меня на раскалённую бешеную улицу. Я слышу гул проезжающих где-то машин, голоса людей, обрывки фраз, но вижу только глаз, уставившийся в меня. Если я сниму очки, я рискую обжечь сетчатку – поэтому почти всегда хожу в тёмных стёклах. А если не сниму – сойду с ума!

Он смотрит! Смотрит прямо в меня! Не думая ни секунды, я срываю с себя очки. Больно, щипит, жжёт!

– Помогите мне дойти! – слова беспомощным шёпотом мнутся в пересохшей глотке. Гул машин, шум, куда я направляюсь?

Вдруг что-то тяжёлое и злое с силой толкает меня на землю. В навалившейся темноте истерично пляшут цветные круги. Хорошо, что я ничего не вижу. Только слышу. Жалобный хруст очков, в которых не мешает солнце.

Письмо, что принёс ветер

В одиннадцать он решил вернуться. Исчез в десять и уже спустя час снова бился о стёкла, не надеясь, что его пустят, а только лишь утверждая свою вседозволенность. В его владениях все эти аккуратные одинаковые домики, посаженные вдоль дороги, и если он захочет, то будет биться о стены и стёкла своим большим сильным телом.

Ноябрьский ветер в ноябрьский день.

Соня проснулась в девять и уже пережила три смены погоды и настроения. Сегодня нужен дождь и ветер, сегодня нужен приятный контраст между тёплым креслом и пластмассовым стулом на крыльце соседей.

Вся последняя неделя прошла за наблюдением этого контраста и попытками отвлечься от дерущей боли в лодыжках. «Мне кажется, что с меня постоянно снимают кожу» – рассказала она по телефону матери, сидя в этом же кресле в первый день своих неожиданных «обожжённых каникул».

Горячий пар прошёлся по закрытым тонким капроном ногам. Недоглаженное платье из новой зимней коллекции осталось висеть на неисправном отпаривателе – Соню отправили домой и обещали расследование. Соне обещали выплаты по временной нетрудоспособности, если её невнимательность будет опровергнута.

Последние взносы за дом непразднично совпадали с Рождеством. Если страховая компания признает вину за оборудованием, то отпариватель исправно поможет ей без помощи родителей закрыть кредит. И тогда обожжённые лодыжки станут удачным стечением обстоятельств. «Больно, зато бесплатно» – как любил говорить её бывший.

В десять Соня вздрогнула от сигнала микроволновки и зацепилась взглядом за красные цифры, которые вдруг начали блекнуть и скучнеть в свете выглянувшего солнца. Серое небо, в которое она окунала своё предвкушение, как только открыла глаза, дало брешь, и тяжёлые облака расползлись в разные стороны. Из окна кухни виднелись чёрные ветки облетевшей вишни, и молодая женщина злилась на её корявые тонкие пальцы, которые не хотели удержать тучи и сохранить для неё правильное осеннее небо.

Поэтому когда в одиннадцать красные цифры на встроенных часах снова налились светящейся кровью, а где-то в глубине дома завыл разбуженный холод, Соня, наконец, поставила чайник. Не дожидаясь, когда он закипит, и горячий пар вырвется на волю с нарастающим свистом, девушка обхватила ручку полотенцем и залила мятные листья.

Большое оливковое кресло постепенно превращалось в гнездо. Если приходили гости, вмятину от многочасового сидения с поджатыми под себя ногами прятала полосатая подушка. Три узкие через одну широкую – оливковую. Идеальное совпадение. Когда-то в её жизни было такое же необходимое сочетание. Соня замерла, поднеся чашку к губам и сузив глаза. Неуловимый памятью образ какого-то события будто вылез из обивки кресла и тут же стал неудобным затором, через который не проходили мягкие сумерки, которыми она с удовольствием окутывала своё приятно-беспомощное существование. Девушка поставила тёплую чашку на укрытые пледом ноги и посмотрела на подлокотник – отправная точка её неуместных раздумий. Оливковая рогожковая ткань – такой же оттенок полосок. Если промяла кресло, закрой его подушкой такого же цвета, а если…

«Если обделался, надень штаны дерьмового оттенка» – вытолкнула память на поверхность дёргающийся подростковый голос. Не самые приятные воспоминания. Совсем неуместные для начала дня, когда мыслям лучше сливаться с серым светом, вползающим в дом из окон, а не вытаскивать на поверхность своего мерного течения глубинных чудовищ.

Соня хлебнула чай, сняла с языка неспокойную травинку и, распластав её на пальце, огляделась: идти на кухню к мусорному ведру не хочется, выкинуть на пол – слишком.

Откинув плед, девушка осторожно поднялась на ноги. Окно (как раз на той стороне дома, которую ветер не замечал) в одном шаге от её мягкого оливкового гнезда. Нужно только потянуть прохладную ручку вниз и пальцы, держащие травинку, оказываются на улице. Воздух сырой и пока она держит в нём руку, кожа розовеет от холода. Через лазейку, равную по толщине её запястью, в тёплую комнату пробирается улица. Девушка не спешит закрывать окно: её левая рука ощущает через шторы жар батареи, а правая горит от свежести. Небо становится всё темнее, с востока наползли тучи, кажется, дождь переходит в мокрый снег. Соня полностью возвращает себя в тихий тёплый дом. Напоследок она бросает взгляд на улицу, перед тем как задернуть шторы и начать растворяться в покойной темноте ноябрьского утра.