Дмитрий Шушарин - Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас

• Название: Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас
• Автор: Дмитрий Шушарин
• Жанр: Публицистика

Русский тоталитаризм рассматривается в книге как общественно-политическое устройство, впервые возникшее в России в 1917 и имевшее демонстрационный эффект для других стран иудео-христианской цивилизации. Основное внимание уделено первым десятилетиям XXI века, когда в стране складывается новая тоталитарная модель, оказывающая все большее влияние на окружающий мир. В книге делается вывод о тоталитарном континуитете с 1917 года до наших дней.

---

Было это в разгар медведевской оттепели. Все эти сколковы, инновации и прочие фантазии Медведева – такая же туфта, как и некогда национальные проекты, которые он курировал до своего переезда в Кремль. Вот что сообщили промышленники и предприниматели. Реально только то, что уже было много раз в самых разных вариантах – давить из людишек соки, не давая им возможности получить образование по собственному усмотрению.

Впрочем, надо признать и другое. Прогрессивная общественность, даже та, что помоложе, остановилась в своем развитии в 1989 году. Все тот же популизм, борьба с коррупцией и привилегиями, полное непонимание того, что происходит в союзных республиках, а ныне суверенных государствах. и презрение к бизнесу, бизнесменам, «торгашам». В общем, люмпен-интеллигенция, уверенная в том, что она должна быть во власти, что власть должна слушать ее советы и делать ей приятное.

Прогрессивная общественность совершенно не реагирует на планомерное вытеснение и уничтожение малого и среднего бизнеса, хотя это и есть та самая буржуазия, которая из третьего сословия доросла до нации, прав человека и гражданина, до демократии. Ино дело – клиентелы вокруг олигархов, даже опальных, вроде ходорковской индустрии. Но интеллигенция, даже состоя на службе и содержании у буржуазии, все равно относится к этим людям презрительно. Ну. какие у них могут быть права! Торгаши… Вот союз прогрессивного генсека с прогрессивной интеллигенцией, как в перестройку, чтобы этими торгашами совместно руководить – это другое дело.

В современной России нет субъекта демократических перемен, которые составляют суть и основу модернизации. Эти перемены происходят не выгоды ради, а пользы отечества и человечества для. Чтобы спасти честь, а не имущество; душу, а не комфорт. Последнее дело – связывать надежды на свободу и демократию с чьими-то прагматическими, утилитарными, корыстными устремлениями.

И потому поиск субъекта модернизации России, силы, обладающей потенциалом цивилизованного развития страны, уж точно должен вестись не по классовому признаку. Национальные буржуазии выполняли свою историческую миссию, лишь поднимаясь над классовыми интересами, возглавляя движения всей нации, которые чаще всего вырастали из сопротивления власти, склонной к устроению лишь своих дел. А власть не считает нужным скрывать свое отношение к собственным капиталистам и праву частной собственности, причем подобные заявления делаются теми, кто должен это право защищать. Как сказал председатель Конституционного суда Зорькин,

«миф о том, что, несмотря на сомнительную приватизацию, в стране создан эффективный класс собственников, обрушился вместе с финансовым кризисом». «Кризис – это повод для того, чтобы провести, наконец, инвентаризацию и выявить юридические дефекты приватизационных процессов 1990-х годов», проводившихся по «радикальной неолиберальной матрице». «Век либеральных правовых технологий с экономическим кризисом ушел в прошлое.»37.

Централизованной национализации эти слова не повлекли, но дело ЮКОСа стало сигналом о дозволенности рейдерства по всей вертикали власти в соответствии со статусом рейдера. Главное – брать по чину.

Что же касается собственников иного уровня, то историческим рубежом стала «ночь длинных ковшей» в Москве, когда были уничтожены сотни объектов среднего и малого бизнеса, законность которых в большинстве своем была подтверждена судебными решениями. Именно тогда, в феврале 2016 года мэр Москвы Сергей Собянин определил отношение власти к праву частной собственности:

«Снос незаконных строений в Москве – наглядный пример того, что в России не продается правда, наследие, история нашей страны. Нельзя прикрываться бумажками о собственности, приобретенными явно жульническим путем. Вернем Москву москвичам. Её скверы, площади, улицы. Открытые, красивые, любимые38.»

Надо отдать должное райтерам московского мэра. В этих словах и апелляция к общинному сознанию, и указание на аморальность частной собственности, и главное – непризнание правовых актов, включая решения судов, что были приняты при предшественнике нынешнего мэра. Право собственности должно заново подтверждаться при каждой смене людей во власти. То есть правовая стабильность, столь необходимая для гарантий частной собственности и развития рыночной экономики, в России исключена.

В нынешней общественно-политической системе нет ни устойчивых властных институтов, ни политически и экономически самостоятельных социальных общностей. Апелляция к среднему классу вызывает недоумение, поскольку сами апеллирующие не способны определить его состав и отличительные черты. Имущественные характеристики не тождественны социальным, а говорить о миллионах собственников квартир и приусадебных участков – это уж вообще странно.

Главная ценность среднего класса – политическая и экономическая самостоятельность. И здесь мы сталкиваемся с очередным парадоксом – как можно апеллировать к экономически самостоятельной социальной группе, если в течение нескольких лет проводилась политика уничтожения политической самостоятельности населения? Да и следов поощрения самостоятельности экономической, кроме деклараций, не отмечается. Более того, даже если говорить об имущественных характеристиках, то наблюдается поляризация общества.

При этом следует отметить, что и политическая, и экономическая самостоятельность были потеряны российским населением без особого сопротивления. Население ориентировалось на соучастие в дележе нефтедолларов, будь то прямые бюджетные выплаты, или различные виды частного предпринимательства. Инновационный потенциал средних слоев (назовем их так) весьма сомнителен, и объявлять их креативным классом не следует.

Самым разумным будет признать, что среднего класса в России просто нет. Что термин этот, обозначающий некую во вторую очередь имущественную, а в первую – аксиологическую общность, для которой характерны определенные модели социального поведения и целеполагания, а не способы получения доходов и отношение к собственности, неприменим к современной России.

Но с легендой о среднем классе очень трудно расстаться тем, кто считает себя оппозицией и постоянно пытается доказать, что класс этот заинтересован в демократии и свободном рынке. Мол, он единственная опора демократии, потому что она ему выгодна. И он это понимает, а потому…

Фундаментальная ошибка. Демократия, в отличие от тоталитаризма, рационально не утверждается. Ее преимущества не могут быть логически доказаны, потому что их нет. Демократия либо становится частью личностной самоидентификации, а на этой основе – общественной и национальной идентичности, либо нет. И не мной это придумано.

Не мной открыто и другое. Именно по этой причине демократия несет в себе тоталитарный потенциал. Она рационально уязвима на обыденном уровне. И на более высоких уровнях тоже. Что же до среднего класса, то он был опорой Гитлера, Муссолини, Франко, Пиночета. Наблюдаемое сейчас в России говорит о сознательной политике, направленной на сокращение численности населения за счет социально неперспективных групп, снижение образовательного и культурного уровня, обнищание значительной части населения.

Путин делает все это в интересах своего среднего класса. Не придуманного невежественной, но прогрессивной интеллигенцией, а реального, сложившегося за последние пятнадцать лет вокруг трубы, силовых ведомств, в госкорпорациях, на госслужбе, в медиа. Это все путинский средний класс, тоталитарный.

Консумизм и педократия

Неототалитарная, предшествующая нынешней, модель связана с именем Владислава Суркова, занимавшего пост заместителя главы администрации президента, потом переходившего в правительство. Фигура, конечно, демонизированная, интересная, в частности, тем, что персонифицирует континуитет между девяностыми годами и путинским правлением. Неототалитарная модель предполагала общественную консолидацию на основе таких принципов, как суверенная демократия, прагматический патриотизм, карьеризм, консумизм.

Переломным моментом в становлении тоталитарного общества следует считать тот, с которого социальный успех не может более оцениваться исключительно по законам той сферы, где он был достигнут. Извне привносится внешний критерий: а как успех этот соотносится с властью? Служит ей? Одобряется ею? Или же наоборот?

Власть стала апеллировать к той системе ценностей, которая не без ее участия внедрялась в обществе: неважно, хороший ты или плохой, злой или добрый, главное – looser or winner. Это был подлог: looser or winner подразумевает свободную конкуренцию, соревнование по правилам. Но свободной конкуренции ни в политике, ни в экономике власть не допускала, а службу получали единицы.