Валерий Свешников - Былицы

• Название: Былицы
• Автор: Валерий Свешников
• Жанр: Русское современное

Автор рассказывает о приключениях на жизненном пути. Он учился в Вологде, работал на паровозе в Горьком. Армейская служба прошла на Урале. Потом была учеба в Ленинградском университете с интересными событиями, включенными в книгу. Он работал биологом, много плавал и путешествовал по Приморью и описал интересные моменты из того периода. Работает в Ленинграде/Санкт-Петербурге и повествует о любопытных событиях и лицах.

---

Поэтому, может быть, будет более понятно наше ожидание чего-либо хорошего от любого времени года. Так, даже наступающая осень радовала поездками за грибами и ягодами, встречами с друзьями (после летних каникул), а позднее появилась тяга к осенней охоте и к ее радостям.

В конце осени есть период перехода от слякоти и грязи к снегу и чистоте – точнее, к отсутствию распутицы. Случалось это изменение чаще во второй половине ноября. В одну ночь замерзала река, лужи, каменела грязь, и зима вступала в свои права. Снег обычно не выпадал еще почти неделю, и это обстоятельство давало новые ощущения и радости.

Почему-то в это время, как и весной в половодье, мальчишки собирались на берегах реки и на всех водоемах, больших и маленьких. Самые отчаянные из них испытывали прочность льда, но не всегда это любопытство обходилось без последствий. В любом случае, на лед обрушивался град камней, палок и прочих тяжелых предметов. Одни желали проломить лед, а вот другие, как и я, бросали камни на первый лед и вслушивались в те звуки, которые сопровождали скольжение камня по льду. Этот звук чем-то завораживал. Он, во-первых, не повторялся – каждый камень вызывал немного разное звучание. Во-вторых, он почему-то не надоедал, а, наоборот, побуждал к дальнейшему действию – желанию добиться более сильного и долгого звука. Поэтому дня через два-три лед у берегов оказывался засыпанным остатками композиций из «музыкальных инструментов».

В ближайший выходной день – в воскресенье – меня и друзей ожидало удовольствие, ради которого можно было желать наступления зимы. Кстати, в субботу в те годы работали и не помышляли о будущей «халяве» – отдыхе два дня подряд.

В воскресное утро мы спускались к реке, отец проверял крепость льда, и начиналось наше путешествие. Лед обычно был как зеркало. Скорость скольжения на коньках год от года нарастала – мы ведь тоже подрастали. Каждый раз набиралась большая компания: кроме нас троих – отца, Иры и меня, с нами как обычно ехали соседские ребята – мои друзья. Иру брали обязательно. Для этого отец переоборудовал наши санки (салазки). Он вместо полозьев из кровельного железа приспособил полозья из дюралевых трубок. После такой «модернизации» санки просто летели по льду. А Ира восседала на этих санках. На них же мы везли часть нашего одеяния и какую-нибудь вкуснятинку – для перекуса.

Сначала ехали мимо островка до Прилук. Там разворачивались, перекусывали. Иногда ожидали под мостом прохода грузового поезда – это тоже незабываемое впечатление. Надо признать, что отец с уважением относился к паровозам – он же на них работал какое-то время. Нам тоже передалось доброе отношение к этим почти одушевленным машинам.

Потом мы катились обратно до места нашего спуска к реке с Ленинградской улицы. Иногда там тоже делали остановку, а чаще еще проезжали до Красного моста или чуть дальше. Там уже любовались колесными пароходами, стоящими у берегов до весны.

Однажды в тех местах, за Красным мостом, мы чуть не влетели в прорубь, пробитую вдоль борта какого-то парохода. Хорошо, что отец был начеку и мы вовремя успели остановиться.

Кроме обычного катания, отец учил нас пользоваться парусом для движения на коньках. Он показывал, как использовать боковые ветры для движения вперед разными галсами.

Может, этот необычный способ передвижения на коньках по реке, да еще и под парусом, так надолго остался в нашей памяти.

Кирики-Улита

Нам казалось, что путешествие в Кирики-Улиту – это проникновение в какую-то новую страну! Там все другое: горы, деревья; даже воздух казался иным – чистым и вкусным.

Для нас это всегда было настоящим путешествием. Надо было рано встать и еще по утреннему сумраку пройти по городу от нашего дома до начала Пошехонского шоссе. Там мы находили лыжню и довольно долго катили по совхозным полям. Уже за полчаса до подъезда к месту впереди начинал маячить темный хвойный лес. Это и было место и цель нашего путешествия – урочище Кирики-Улита. Прежде там было село и церковь святых Кирика и его жены Улиты. А уже в нашу бытность там оставался один домишко.

Самое главное ощущение от поездки – красота тех мест и великолепные горки, удобные для спусков на лыжах. Сколько там их было переломано! Зато ярких и запоминающихся ощущений было тоже очень много.

Накатавшись, точнее, укатавшись, мы на закате подъезжали к городу. Снятые лыжи после долгой езды придавали какую-то легкость ногам. Поэтому запомнилось это странное чувство – от движения пешком по дороге после целого дня, проведенного на лыжах. Казалось, ноги как бы сами поднимаются. Но все равно до дома мы добирались уже в состоянии, что называется, «язык на плече».

Эти поездки – настоящий зимний лыжный ритуал вологжан.

Кирики-Улита летом

22 июня 1951 года я был там с сослуживцами отца. Эти военные люди вспоминали Войну, свои пути-дороги и говорили о погибших.

Потом началась «неофициальная часть» – потребление «крепкого, крепленого и слегка разбавленного».

А я в это время бродил вокруг и изучал окрестности. Нашел пруд близ полуразрушенной церкви. В этой церкви, как потом узнал, венчался Сергей Есенин с Зинаидой Райх.

В пруду, мелковатом и грязном, купались местные ребята. Я их пожалел – в реке Вологде купаться много лучше.

В ручье (в Шограше) обнаружил много новых, до сих мною не виданных животных. Самым ярким впечатлением был «конский волос» – волосатик. Его необычный внешний вид и способ передвижения вызывал оторопь. Легенды о последствиях встречи с ним часто были пострашнее, чем о любых других животных. Естественно, хотелось что-то узнать о нем. Похоже, что давно во мне просыпался интерес к изучению разной живности, а причиной были эти необычные встречи.

Свобода, овеянная ветром

Ве́лик – это мечта каждого мальчишки в те далекие времена. Это абсолютно новые ощущения и новая степень свободы! Однако новый велосипед был довольно дорог для многих семей. А там, где не было кормильца, просто отчаянно нуждались. Пожалуй, самыми обездоленными оказывались семьи, где мужчина не погиб на фронте, а пропал без вести. Им государство не помогало, да еще и ставило клеймо отверженных. Кроме того, после войны времена были еще и голодные, а многие товары были в дефиците, в том числе и велосипеды. Но особенно в дефиците были деньги.

Не знаю, где отец приобрел дамский трофейный велосипед (тогда уже говорили «достал»), но почти целый год ушел на то, чтобы приспособить советские шины и камеры к его колесам немного большего размера. Другой проблемой стало седло. Его «взрослая» высота не позволяла мне ездить на велике – ноги не доставали до педалей.

Кстати, на взрослом мужском велосипеде любой парнишка умел ездить. Позднее я тоже научился такому искусству. Для этого надо было хитро изогнуться, чтобы просунуть одну ногу сквозь раму и затем крутить педали. В таком скрюченном положении далеко не уедешь, но час-другой покататься можно.

Отец проявил инженерную смекалку, чтобы «русифицировать» велосипед: разрубив корд на шинах, подогнал их размер под советские обода. Он, кроме того, заказал знакомому сварщику металлическую основу седла, прикрепляющегося к раме нашего дамского велосипеда. Почти два года, пока не подрос, я ездил на этом седле. А потом и сестра Ира им пользовалась.

Однако научиться ездить на велосипеде было делом нелегким. Мы это знали и ждали, когда будет готов наш велик, чтобы наконец освоить это искусство.

И вот, как-то летним вечером мы пошли учиться езде на велосипеде на бульвар, идущий вдоль улицы Ленинградской, вдоль будущего стадиона пединститута. Народу там почти нет, и больших жертв не предвиделось.

Отец посадил меня на велосипед и, как полагается, проинструктировал меня, как следует на нем ехать – в какую сторону падаешь, туда и руль поворачивай и прочее. Я кивал, но, возможно, от возбуждения мало что запоминал. Посадили меня на велосипед и пустили в путь-дорогу. Отец придерживал велосипед, чтобы я не грохнулся сразу. А я взял, да и сразу поехал, да так, что отец отстал – скорость-то на велосипеде все-таки побольше, чем у бегуна. Хорошо, что мне объяснили, как надо тормозить. Я в конце бульвара (перед улицей Клары Цеткин, а теперь снова Благовещенской) остановился. Смотрю, а отец бежит ко мне с большим изумлением на лице. Подбежал и спрашивает: «Что же ты не сказал, что умеешь ездить на велосипеде?» А я: «Да не знал я, что умею». Отец: «Так не бывает – сразу на велосипеде никто не может ехать – надо хоть немного, но поучиться. Это уменье, как обучение плаванью, дается после многих попыток и долгих упражнений».

Стали других мальчишек обучать и между делом установили, откуда взялось мое уменье. Вспомнили, что года два назад были мы в Л-де в гостях у тети Клавы. С большим трудом разыскали самокаты в продаже в универмаге, близ «Гиганта». Помню, что в магазин на Кондратьевский проезд мы добирались на трамвае, а обратно уже я учился ездить на самокате, а взрослые шли пешочком. Я пытался освоить самокат, и уже при подходе к дому тети Клавы, что на Гагаринской улице, неплохо на нем катался. Вот тогда и произошло обучение езде на велосипеде, то есть я перенес его с самоката на велосипед.