Живое авторское слово - Квебрахо. Альманах

• Название: Квебрахо. Альманах
• Автор: Живое авторское слово
• Жанр: Поэзия

Мы, участники антологии, именно словесники, а не только любители изящного. Художественное слово заключает в себе всё. В лучших своих проявлениях оно вечно и современно. Ведь поэзия обитает в языке, а язык меняется с ходом времени и вместе с тем остаётся тем же, поскольку несёт в себе культурную память прошлого. Язык связывает эпохи, как телефон связывает взаимно удалённых абонентов. Таинственное исчадие времени, язык, особенно язык поэзии, помогает преодолеть времена и расстояния.

---

– М-да, неплохо было бы! – мечтательно закатил глаза финансовый работник, убаюканный радио-рекламным гипнозом – Море, белый теплоход, чужие страны, девушки и – никаких бумаг! И – главное – никаких постоянных звонков: Сына, ты где? Когда будешь дома? Обедал? А ты тепло оделся? Не задерживайся…

Но райское наслаждение длилось недолго – за дело вновь принялся бойкий коммивояжер, наполняя радиоэфир дезодорантами, прокладками и прочими наинеобходимейшими именно здесь и сейчас вещами. Терпение бухгалтера подошло к концу. Под стук абака, послав чёрта к его же матери, Изя Пинович в третий раз покинул своё место запасных игроков и, как ледокол, раздвигая архивные заторы на пути, проложил фарватер к ненавистному динамику, маячившему чёрной точкой на далёком белёсом горизонте. Радиоторгаш подавился шоколадным батончиком, так и не успев объяснить, почему тот не тонет…

Дверь в бухгалтерию распахнулась на полную ширину проёма. От косяка до косяка всю площадь входа занял безразмерный малиновый пиджак нувориша местного разлива Парфентия.

– Ну чё, Пино… ккио, всё корпишь? – Парфентий уставился на своего допотопно-старорежимного главбуха. «Давно пора сменить его на что-то более приличное и приятное» – мелькнула шальная мысль – «только кому можно довериться-то нынче? Слишком уж много знать ему доводится».

– И где мои денежки произрастают, на каком поле, не скажешь? – уже вслух продолжил Парфентий. Он любил шикануть своими познаниями. – Одно греет – знаю, где эта Страна дураков!

Парфентий зашёлся в смехе, слезах и слюнях от собственной шутки.

– Ты это, отчёты, квартальный и годовой, как? – наконец смог он выдавить из себя, утираясь платком размером в простыню.

– Всё почти готово, завтра можно будет баланс сдавать… – Пинович поспешил схватить со стола и протянул хозяину несколько папок.

– Да чё ты мне их суёшь! Готово – так готово, молодец, отправляй! Мне бы твои заботы… – хозяин сплюнул в сердцах и повернулся к выходу. Его шарообразно-боулинговая голова с лоснящимся лицом была занята решением новых проблем, свалившихся как снег на неё же.

Недавно официально объявленный и разрешённый политический поворот от социалистического лица к капиталистическому рылу вылился в разгул рыночной, нет, вернее – базарной экономики. Ранее запрещённая спекуляция в свете новых постановлений оказалась очень даже востребованной коммерцией. И стар, и млад ударились в бизнес, ушли в него, что говорится, с головой. Правда многие при этом котелок повредили, а то и вообще потеряли. Парфентий же и его дело росли параллельно, как на дрожжах: торговля ширилась и выходила за рамки родного города, хозяину же всё труднее становилось с каждым днём протискиваться в офис.

В преддверии Нового года Парфентий был озабочен двумя производственными вещами: предстояло поменять входную дверь на двустворчатую, а также – сменить структуру закупок. Дело в том, что эпохе дикого капитализма и накопления первичного капитала была присуща нестабильность правил игры. Каждый день выходили новые законы и акты, порой кардинально переставлявшие всё с ног на голову. Менты, налоговики, санитары, пожарники – кто только не «пасся» на его лужку… «Ясное дело – жрать то всем хочется, чтоб они провалились!» – из ниоткуда донёсся очередной щелчок. Кругом был полный бардак и беспредел: постоянные проверки и ревизии, контроль и отчётность, поборы и взятки – всё это напрягало, доставало и мешало Парфентию, привыкшему жить по понятиям.

Но хуже всего, что государство само не понимало, чего хочет: то одно разрешает – то запрещает, то это можно – то нельзя. И все норовило что-то новое выдумать аккурат к Новому году. Эдакий сюрпризец-подарочек для взрослых под ёлочку, типа перемен в налогово-бухгалтерском законодательстве или новых цен и тарифов для любимого народца от красноносого Президента. Вот и сегодня преподнесли очередное таможенное новшество, блин! Если раньше можно было снарядить за границу одного челнока с баблом за неограниченным количеством товара, то по новому закону вводили с первого января ограничение на стоимость и вес ввозимого одним человеком. Это ж надо было додуматься! У Парфентия срывалась очередная поставка. Теперь, чтоб ввезти всё заказанное, ему предстояло отправить за рубеж с десяток ходоков. Расходы, хрен с ними, не проблема – цены взлетят и всё перекроют. А вот где найти срочно столько гонцов? Не посылать же своих шестёрок, они здесь нужнее для охраны и поддержания порядка. Времена-то ныне крутые и нестабильные – стрелку в любой момент забить могут. Взгляд Парфентия упал на плешь Изопрена, где играли в прятки два с половиной волоска. «А что, удачная находка – прикинул он, – убьём двух.., – Парфентий задумался, кому это он собирается свернуть голову, потом спохватился, – то бишь, будем сочетать полезное с приятным!»

– Так, Пино… колада, – шеф, разбиравшийся в напитках не хуже, а может и лучше, чем в литературе, на ходу придумал несчастному еврею новую кликуху, – сворачивай своё бумагомарание и готовься к празднику. Я решил тебя наградить за хорошую работу – поедешь в круиз, встретишь новогодние праздники за границей… как человек. А на обратном пути – захватишь товар.

Ошарашенный Изипинович не знал, что и сказать. – Спасибо, конечно, но… У меня мать больная дома, пожилая… Я не могу надолго уезжать… – У Пиновича, считавшего Новый Год самым и исключительно семейным праздником, перед глазами возникло и стало медленно исчезать мамино коронное блюдо – фаршированная рыба-фиш.

– Ничего, это не проблема – мои хлопцы за ней присмотрят! – Парфентий повернулся уходить. – Да и ненадолго это – смотаешься через море к туркам и обратно.

– И я ещё, это, качки** боюсь! – сглотнув слюну, вовремя вспомнил о своих проблемах Изопрен, с детства имевший слабый вестибулярный аппарат, и даже не овладевший из-за этого велосипедом.

– А это тут ещё причём? Совсем оборзел, чудило – уток он боится. Да я тебя!..

– Каких уток? Качка – этого я боюсь!

– Его, что ли? – покосился на дверь Парфентий. – Так он не едет, тут остаётся…

– Да плевал я на твоего качкА! – выпалил в сердцах Изопрен и, в свою очередь, бросив взгляд на дверь, испуганно прикусил язык. – Укачивает меня…

– Ну, ты даёшь – проблему нашёл, – у олигарха отлегло от сердца. – Дёрнешь конины – и вмиг забудешь обо всех неладах!

– У меня и загранпаспорта-то нет, – обречённо сделал последнюю попытку откреститься от хозяйской милости бухгалтер.

– Глод! – гаркнул Парфентий. Дверь приоткрылась и где-то под потолком в контору просунулась небольшая бритая голова братка – Организуй ксиву и тикет на круиз нашему финансисту, – голова исчезла, – а это тебе тринадцатая зарплата, на гульки. Или, может, купишь себе там, наконец, калькулятор, … ретроград! – Парфентий сам удивился, что это за неведомое слово вылетело из его уст. Мотнув головой, как бы желая избавиться от заскочившего в неё чужеродного элемента, он отслюнявил и кинул на стол несколько купюр.

Малиновый пиджак шефа скрылся за дверью. Пинович так и остался стоять в растерянности. Ворох бумаг на столе, заколыхавшихся при открытии двери, напомнил о морских волнах. От одной мысли к горлу подступил ком, и стало дурно.

* * *

Через два дня Изопрен с небольшим картонным чемоданчиком обречённо всходил по трапу на борт белого лайнера. Хотя шальная мысль вырваться из-под опёки матери и отдохнуть в круизе мелькала недавно в его голове, то, что эта несбыточная мечта может воплотиться в реальность, причём так неожиданно быстро – об этом он не мог и помыслить! Пинович не знал, радоваться ему или печалиться. С одной стороны – круиз на шару. С другой – а как традиция встречать Новый год в кругу семьи? Да и переживания за мать, боязнь морской болезни, непонятка с товаром для шефа. Хотя с последним как бы проблем быть не должно: Парфентий предупредил, что расчётами и погрузкой-выгрузкой займётся бригадир. Дело Пиновича – лишь вписать бабки и товар в свою таможенную декларацию. Что за товар, сколько его – об этом пообещали сказать позже.

– Айкас, брыгадыр, – в каюту зашёл второй постоялец. Он бегло зыркнул на узкую откидную кровать, грязно-мутные иллюминаторы, видавший виды ковёр, поскрёб небритость на квадратном подбородке, кинул в шкаф барсетку и вышел, не удостоив попутчика своим дальнейшим вниманием. Задумавшийся «за жизнь» Изипинович не успел даже представиться в ответ.

– Эх, гулять, так гулять! – отбросил он все тревожные мысли и отправился на поиски бара. Не прошло и часа, как повеселевший и уже довольный жизнью Пинович вернулся в каюту. По дороге он еле разминулся в коридоре с кем-то в морской форме и откровенно поделился с ним радостью: «Отличный с-с-совет мне дали – чтоб… не страдать от морской болезни… надо пить коньяк!» – Пинович упирался в узком проходе руками в противоположные переборки, что скорей всего позволяло ему сохранять не только равновесие, но и членораздельность речи, – «и знаете ли, о-о-чень помогает!» «Конечно, помогает, – ухмыльнулся моряк вечнозелёной флотской бородатости, – тем более, что мы ещё от пирса не отошли». Отодвинув поддавшего туриста, человек в форме пошёл своим путём, а потерявший ориентацию и точку опоры Пинович ещё долго крутился на одном месте, пытаясь понять в какой стороне его каюта.