Живое авторское слово - Квебрахо. Альманах

• Название: Квебрахо. Альманах
• Автор: Живое авторское слово
• Жанр: Поэзия

Мы, участники антологии, именно словесники, а не только любители изящного. Художественное слово заключает в себе всё. В лучших своих проявлениях оно вечно и современно. Ведь поэзия обитает в языке, а язык меняется с ходом времени и вместе с тем остаётся тем же, поскольку несёт в себе культурную память прошлого. Язык связывает эпохи, как телефон связывает взаимно удалённых абонентов. Таинственное исчадие времени, язык, особенно язык поэзии, помогает преодолеть времена и расстояния.

---

– Айкас, брыгадыр, – в каюту зашёл второй постоялец. Он бегло зыркнул на узкую откидную кровать, грязно-мутные иллюминаторы, видавший виды ковёр, поскрёб небритость на квадратном подбородке, кинул в шкаф барсетку и вышел, не удостоив попутчика своим дальнейшим вниманием. Задумавшийся «за жизнь» Изипинович не успел даже представиться в ответ.

– Эх, гулять, так гулять! – отбросил он все тревожные мысли и отправился на поиски бара. Не прошло и часа, как повеселевший и уже довольный жизнью Пинович вернулся в каюту. По дороге он еле разминулся в коридоре с кем-то в морской форме и откровенно поделился с ним радостью: «Отличный с-с-совет мне дали – чтоб… не страдать от морской болезни… надо пить коньяк!» – Пинович упирался в узком проходе руками в противоположные переборки, что скорей всего позволяло ему сохранять не только равновесие, но и членораздельность речи, – «и знаете ли, о-о-чень помогает!» «Конечно, помогает, – ухмыльнулся моряк вечнозелёной флотской бородатости, – тем более, что мы ещё от пирса не отошли». Отодвинув поддавшего туриста, человек в форме пошёл своим путём, а потерявший ориентацию и точку опоры Пинович ещё долго крутился на одном месте, пытаясь понять в какой стороне его каюта.

Её он нашёл, так как очнулся на следующий день в своих апартаментах, лежащим одетым, поперёк койки. Правда это несколько неточно сказано: на кровати лежала на животе лишь верхняя часть тела Изипиновича. Нижняя же часть стояла перед койкой на коленях, как бы замаливая вчерашние грехи верхней. От носатого Айкаса в каюте не было ни слуху, ни духу.

Вернувшись к обеду в человеческий облик, Изя Пинович с ужасом вспомнил, что нынешняя ночь – новогодняя и, следовательно, его организму предстояло выдержать очередную серию возлияний. Новогодний круиз – это «пьяный» круиз, к нему в равной степени готовились как гости, так и экипаж теплохода. Запасы спиртного на борту, по всей видимости, превышали запасы топлива для двигателей. Из многолетнего опыта капитан знал, что для такого путешествия, в принципе, даже нет надобности выходить из порта. Туристам, по большому счёту, было глубоко наплевать, куда их везут и зачем. Многие даже не выходили все дни из каюты. Думаете, они страдали от укачивания? Как бы ни так: их как грузили на борт «подшофе» заботливые руки братков, так и принимали обратно по возвращению, в том же состоянии.

Вырвавшийся на свободу, впервые в жизни оторвавшийся от счетов и накладных, Изопрен буквально ошалел и пустился во все тяжкие. Вернувшись в бар, он принялся дегустировать подряд все напитки на стойке. Бармены только успевали открывать бутылку за бутылкой и пододвигать ему стаканы и рюмки. Градус напитков можно было, как по шкале определять цветовой гаммой лысины Пиновича. Чем ближе бой Курантов, тем больше Изипинович становился похож на Деда Мороза. Его нос горел индикатором веселья, приближавшегося к апогею.

* * *

Всё население небольшого посёлка, каким можно представить корабль в море, бурно провожало уходящий год, обмывало успехи и достижения, пило за грядущие удачу и доходы. В воздухе, пропитанном винными, пивными, коньячными и прочими алкогольными парами, висел плотный, осязаемый всеми органами чувств гам из тостов, разговоров, комплиментов и склок. Публика дошла уже до той кондиции, когда каждый разговаривал и пил сам с собой. Туристы, соревнуясь в скорости поднятия и опрокидывания рюмок, давно перешли от длинного российского «Будем богаты и здоровы!» до простого и короткого украинского «Будьмо!». Каждому было понятно и без преамбулы, за что они пьют. Важен был сам факт.

Среди всего этого бедлама и кутежа растерянно бродил, беспомощно хлопая руками в рукавицах по кафтану, совершенно, как стёклышко, трезвый, грустный Дед Мороз. Его, актёра драматического театра, подрядила в этот рейс туристическая фирма, зафрахтовавшая теплоход.

– Вам особенного ничего и делать не придётся, – мельком проинструктировала артиста перед отправкой бойкая дама в турофисе, – поздравите с Новым годом, расскажете пару анекдотов – и всё!

«Конечно, если б я был нормальным артистом, – с досадой думал удивительный Дед Мороз, – то проблем не было бы. Заложил бы сейчас за воротник со всей честной компанией, растворился, как говорится, в массах – и был таков. Новогодняя кампания прошла бы на „ура“! Так нет же – дёрнул чёрт закодироваться от „зелёного змия“!» Сглотнув слюну, артист сокрушённо покачал головой. Где-то что-то отчётливо хрустнуло, наверное, в шее.

Надо отдать должное служителю Мельпомены – как настоящий профессионал, он старательно и серьёзно подошёл к возложенной миссии: подготовил специальную программу, подобрал игры и конкурсы, запасся призами и подарками…

«Эх, да кому это здесь нужно, пропади оно всё пропадом!» – злополучный Дед Мороз в полной экипировке пробирался по залу, раздвигая посохом хитросплетение ног, рук и человеческих тел. – «Да, нелегко быть абстинентом в пьяном обществе, где питиё определяет сознание!» Такое празднование могло присниться только в дурном сне претендующему на белочку забулдыге.

– Дедушка Мороз! Иди к нам! – то слева, то справа тянулись наполненные рюмки, за полы красного халата пытались уцепиться пьяные пальцы.

– А давай выпьем за компанию, на брум… брюн… ден… шарф! – на шее повисла и запуталась в ватной бороде девица на ватных ногах.

«Если сэкономили на Снегурке, так хоть адвентского Крампуса***-секьюрити дали бы в напарники, – Дед Мороз, прислушиваясь к непонятным щёлкающим звукам, напоминающим ломающийся хворост, позавидовал Санта-Клаусу и Святому Николаю вместе взятым, – Тут есть где разгуляться – демон Рождества быстро навёл бы порядок, отхлестал розгами негодников или уволок их в своей кадке…»

Из вестибюля донеслись крики и брань. Выглянув туда, Дед Мороз увидел капитана, пытавшегося урезонить двух бугаёв, тащивших огромный сундук.

– Что там у вас? – подозрительно спросил офицер, и Дед Мороз, к своему удивлению, понял, что он, оказывается, не единственный трезвый человек на судне.

– Веер-ферк! – с трудом выговорил один из несунов.

Капитан побелел под цвет парохода, но сохранил корректность. Он вызвал матросов, приказал отобрать и спрятать короб.

– Получите его в порту! – тоном, не допускающим возражений, заявил капитан.

– И делайте с ним что хотите, но только на берегу! – добавил он, не обращая внимания на отборную ругань в свой адрес. С верхней палубы донёсся треск и хлопки, и капитан поспешил туда проверить петардно – хлопушечную обстановку.

Инцидент был исчерпан. Дед Мороз глянул на часы и выругался – стрелки вели уже отсчёт наступившего Нового года. Шумная компания, успевшая отметить наступление праздника в нескольких часовых поясах, собственный как-то и не заметила. Пиршество в зале находилось в полном разгаре.

– Интересно, а до американского у них хватит сил и запасов? – процедил сквозь зубы обиженный в лучших своих чувствах невостребованный драматический артист и отправился спать. «Одно хоть преимущество, если не считать бесплатной поездки и гонорара, – думал он на ходу, – это отдельная каюта». Для него одного фирма выделила двухместную каюту, так как культорганизатору полагалось взять с собой карнавальные костюмы и кучу всякого инвентаря и призов для лотерей. Всё это ему перед отправкой сгрузили в апартаменты. Но каюта попалась довольно просторная, коробки реквизита спрятались по углам, а обе койки остались свободными. «И что теперь прикажете делать с этими масками и хлопушками?» – успел подумать новогодний дед перед тем, как забросить в дальний угол, оставшийся полным мешок дармовых подарков, и отдаться объятиям праздничной ночи.

Его разбудили странные звуки. «Старое корыто», – не открывая глаз, прокомментировал сам себе доносившиеся скрипы и скрежет. Казалось, что судно перегибается на волнах, все его швы и стыки вот-вот разойдутся, и оно развалится на несколько частей, как славноизвестный «Титаник». Аудиокартинка складывалась, конечно, жуткая. Но, когда к ней добавились ещё охи и ахи, артист немедленно открыл глаза и в сумеречном свете несовершенномесячной луны, бесстыдно заглядывавшей в иллюминатор, увидел на соседней койке пару в недвусмысленной коленопреклонённой позе. «А это что ещё за чертовщина?» – широко открытыми в темноте глазами несостоявшийся Дед Мороз наблюдал за тем, чего в Советском Союзе ещё совсем недавно официально не было, и быть не могло никогда. Скрип продолжал перемежаться щелчками и стуком. «Вот оно, тлетворное влияние Запада!» – вспомнилась цитата киноклассики. Но судно шло не на Запад, а на Восток. «Вот оно, тлетворное влияние Востока! – творчески переиначил артист. – Прямо Камасутра какая-то!» Он зевнул и прикрыл глаза, а когда их открыл – в иллюминатор било утреннее солнце, и в каюте не было никого постороннего. О ночном происшествии напоминало лишь скомканное на соседней койке постельное бельё. «Это ж надо, такую живую порнуху проспал!» – искренняя досада и отнюдь не наигранное сожаление о пропущенном представлении проступили на лице артиста.