Александр Георгиев - Беглянки

• Название: Беглянки
• Автор: Александр Георгиев
• Жанр: Попаданцы
• Год: 2017

Вот ведь как бывает – живут люди, работают, даже книги пишут, и все у них нормально… а сердце болит. Стать бы птицей, полететь к морю… Никак. Но однажды обычная девушка Симка попадает в больницу, и серая жизнь рушится. В палату привозят… гостью из другого мира, обыденность превращается в вихрь приключений. Злые маги (их здесь не было, их вообще не…) швыряются оторванными головами. Домовой требует 10 тысяч долларов. Нужно спасать друзей, и Симка отправляется в чужой, волшебный, мир – Пятизерье. Ее ждут погони и перестрелки, клады и чудеса. А навстречу ей, из Пятизерья, в наше земное «сегодня» уже спешат друзья и враги. Они перевернут вверх дном провинциальный город вместе с окрестностями. Кто-то едва не утонет в болоте, кто-то поверит в чудеса, кто-то женится на крысе-оборотне, кто-то отправится на поиски эльфов. Мечты сбудутся. Под свист стрел, под вой полицейских сирен, под градом вопросов, на которые нет ответов – все равно сбудутся.

---

Перед тем, как выскользнуть за дверь, я все же успела спросить Гелию.

– Что это было? Где это?

– Башня Пернатый Лев. На море Делибр, в Пятизерье.

Я вернулась в свою унылую, как барак, палату, хлопнулась на кровать и уставилась в стену. Где-то вдалеке, в параллельном просторанстве, о чем-то злословили соседки; по коридору прокатила, дребезжа, тележка с ужином, дежурная медсестра принесла лекарства. Мое время остановилось. На стенах мышиного цвета я продолжала видеть сказочную башню.

Это действительно – было.

Елена Прекрасная положила журнал на тумбочку, щелкнула выключателем. В темноте шум дождя за стеклами сразу сделался сильней, отдельные капли громко стукали по карнизу, как будто просились войти.

Интересно, как там Гелия? Если она голубя приняла Бог знает за кого, то сейчас, в темноте, запросто решит, что кто-то скребется к ней в окошко. Ерунда, конечно…

По карнизу забарабанило сильнее, и мне вдруг показалось, что это действительно не дождь. Звук был неправильный.

С перепугу спина прилипла к постели, сердце колотилось, как бешеное. Скорей прекратить выдумывать! Еще немного, и я, пожалуй, окажусь опять в боксе, на соседней кровати с Гелией.

Медленно – медленно повернуть к окну голову. Никого.

Тогда я отогнула занавеску и посмотрела. Влажная чернота и ничего больше, только видно, как внизу в свете дворового фонаря мелкими искрами сеется дождь.

За спиной, в душной темноте палаты, всхрапнула Любаня. Вот у кого сон всегда здоровый и крепкий, даже завидно. Дома я бы сейчас зажгла лампу и читала, пока нервы не успокоятся, но здесь это не прокатит. Любаню из пушки не разбудишь, но Елена Прекрасная непременно проснется и начнет возмущаться.

Я накинула халат и прикрыла за собой дверь палаты. Если встречу сестру, скажу, что не спится, можно будет таблетку попросить. А если нет… вдруг повезет и удастся проскользнуть незаметно в бокс, проведать, как там Гелия. Сейчас я верила на всю катушку – ей действительно грозит опасность.

Когда днём Наташа прогнала меня в палату, я не успела об этом подумать. До самого ужина перед глазами стояло то, что я успела увидеть за короткие полминуты.

Башня Пернатый Лев – сказала Гелия. Но ведь так не может быть, не бывает! Гелия обманула меня, это самый натуральный гипноз.

Когда в коридоре забрякала тележка с ужином и санитарка Зинаида выдала мне тарелку вечной рисовой запеканки, облитой бледным столовским киселем, я окончательно утвердилась в этой мысли. Сразу сделалось так плохо и обидно, хоть плачь, и я решила, что знать не знаю никакой Гелии, пусть ее пудрит мозги кому – то другому, только не мне. Ну невозможно поверить в то, чего не бывает!

Но теперь, ночью, в заснувшем отделении – кстати, как странно пуст освещенный лампами коридор, под шелест дождя за окнами…

– Куды наладилась – то, Серафима?

От неожиданности я подпрыгнула и коленкой врезалась в стоящие у стены носилки – каталку.

– Ты что, Ерофеич? Разве можно так пугать, из стен выскакивать? У нас же сердечное отделение!

– А ты меня, Серафима, уму – разуму не учи, я здеся без малого полторы сотни годов порядки блюду! Опять же – ты девка крепкая, Францевич вон давеча баил, процесс твой на ремиссию пошел. Никуды твое сердце не денется.

– Правда? – я сразу забыла сердиться на Ерофеича. Если Анатолий Францевич сказал, значит, я действительно могу поправиться совсем. – Ты точно слышал? Кому это он говорил, заведующей?

Ерофеич кивнул и напыжился, важно заложив шестипалые косматые ладони в карманы полосатой пижамы. Как всякий нормальный домовой, он старается соблюдать униформу родного учреждения, и его запросто можно принять за очень низкорослого пациента.

Ростом Ерофеич не выше больничной тумбочки, и такой же квадратный, а руки у него не по-человечьи длинные, почти до колен. Вдобавок он густо зарос черным волосом, из кудлатой бороды торчит только пупырчатый нос, похожий на сморщенный баклажан, да блестят диковатой зеленью маленькие глазки. Строго говоря, Ерофеич не совсем домовой, он больничный и живет здесь уже сто пятьдесят лет. С тех самых пор, когда городской меценат и вольнодумец граф Стогоцкий вздумал вложить остатки состояния в постройку больницы для купцов, мещан и прочих лиц недворянского сословия.

Все это Ерофеич рассказал мне про себя сам, но не думаю, что много наврал. Разве что слегка приукрасил свою биографию: может, он и не был знаком с самим Стогоцким, а прижился в больнице как – нибудь потом, самостоятельно. Но сути дела это ведь не меняет.

Ерофеич бочком привскочил на каталку.

– Ты мне верь – ежели Францевич сказал, дело верное. Наипервейший доктор, вперед него только Иоганн Августыч был, но уж тот одно слово – профессор! При последнем государе императоре, как в отставку выходил, персональный пенсион получил за заслуги!

С Ерофеичем я познакомилась, когда лежала «на профилактике» на третьем курсе. В конце коридора есть маленькая рекреация, там стоит громадный холодильник, в котором больные хранят колбасу, сыр и прочие фрукты, туда свозят временно ненужные каталки, там, на широкой батарее, пациентки отделения ночами сушат бельишко. Вообще стирать и сушить в отделении не положено, сестра-хозяйка днем зорко следит, чтоб никто не нарушал распорядок, хотя когда-то комната- сушилка на этаже работала. Но сейчас она стабильно заперта, и ключ потерян, говорят, якобы, СЭС запретила частные постирушки, как антигигиеничные.

Я шла взять из холодильника пирожки с капустой, но вместо них обнаружила Ерофеича. Он как раз снимал пробу с чьей-то сметаны.

Так мы и познакомились. Ерофеич тогда страшно обиделся. Домовым не положено знаться с людьми, и вообще, нормальный человек домовых не замечает. Домовые, если их застают врасплох, отводят людям глаза, или прикидываются кем-то другим, например, собакой. Ерофеич обычно притворяется пациентом или тумбочкой, и ни врачи, ни медсестры ничего не подозревают. Может быть некоторые больные, из тех, кто вроде меня, часто лежит в отделении, иногда и начинают видеть Ерофеича, как он есть. Естественно, что они никому про это не говорят.

Даже Кашка Гвоздецкий, когда я ему попыталась однажды рассказать про больничного, поднял меня на смех.

– Ты мне, Серафима, вот чего обскажи. – прогудел Ерофеич, болтая шлепанцами. Я сморгнула, на миг мне померещилось, что на ногах больничного черные сапоги с подковками, – Ежели валюту в рубли перегонять, оно как выйдет?

– У тебя есть валюта?

– Откуль? Так, с мужиками в курилке баили, ну и спор вышел. Прежние-то, царские целковые не в пример дороже стоили. А нонче? Вовсе чудно мне. Ну – ко, сочти – ежели энтих «зеленых» пяток – нашенских сколько выйдет?

Пожав плечами, я ответила.

– Только учти, я говорю примерно, курс доллара меняется!

– Ниче, потянет! Ишь, а я думал, брешут…

Он соскочил с каталки и пошаркал за мной, продолжая бубнить под нос.

– Да, оскудела валюта расейская, то ли дело при государях – императорах! Возьмешь, бывалоча, рупь серебряный, сразу видно – маешь вещь! А ноне че – бумажки!

В конце коридора я затормозила. Мне отчего-то не хотелось, чтоб Ерофеич знал, что я иду в отделение реанимации. Хоть бы он куда – нибудь убрался! Прилип, как банный лист, может, еще чего спросить хочет?

– Ты, Серафима, никак обратно в бокс проситься решила? – спросил Ерофеич, и я опять чуть не подпрыгнула. Откуда он догадался?

– Знаю, знаю, допекли тебя соседушки, – ехидно хихикнул больничный и я перевела дух. Ничего он не знает, просто вредничает.

Я свернула в нишу к холодильнику и нашарила пакет с кефиром. Пить мне не хотелось совершенно.

– Угощайся, Ерофеич.

– И-и, Серафима, я уж сметанки поел, на что мне твой кефир сиротский! В мое время, ежели бы кто такой продукт в лавке выставил, мужики в два счета бока бы намяли!

Больничный состроил мне рожу и пропал в противоположной стенке. Как бы узнать, на самом деле ушел или ошивается где – то рядом, например, за батареей? Я все-таки выпила кефир, прошлась как бы невзначай до дверей бокса и спокойненько двинулась обратно. За дверью слышался голос Анатолия Францевича, он говорил по телефону. Значит не спит, и в отделение незаметно не проникнешь. Но зато и никто другой туда не заберется, Францевич за ночь не один раз своих больных проверяет, он и спит-то вполглаза. На эту ночь Гелия точно в безопасности, и я могу спокойно вернуться в палату. А там – посмотрим.

Утром медсестре Элеоноре пришлось будить меня, чтобы выдать градусник. В больнице, как и положено казенному учреждению, железные правила распорядка. «Лежачий» ты или «ходячий», но температуру меряешь за час до завтрака, капельницы ставят в 11 дня, а снотворное тем, у кого проблемы со сном, положено принимать вечером без четверти десять. Если больной спит – его разбудят, чтобы он мог проглотить таблетку. Конечно, среди медсестер есть разгильдяйки, которые просто кладут лекарство на тумбочку, но Элеонора не из таких. Она твердой рукой потрясла меня за плечо и ткнула мне под мышку градусник.