Ника Январёва - И пели ей райские птицы.

• Название: И пели ей райские птицы.
• Автор: Ника Январёва
• Жанр: Русское современное

У повести богатая история. Первая встреча с Лилей, Павлом, Олегом, Светланой состоялась у автора в 12 лет. Потом было ещё несколько вариантов; последний обрел право на существование в виде полноценного произведения. Благодарность художнику Марии Михайловой. Непростая история любви, роковой цыганский глаз, тайны раннего детства, остроумные детские проделки, настоящие чувства и кипящие страсти. В первую очередь книга адресована девушкам «в интересном положении» и молодым мамам, а также влюблённым.

---

Рядом с Лилей, конечно же, Павел – строгий и представительный, в безупречном костюме. В его лице обозначилась некая торжественная значительность: буквально на днях защитил кандидатскую диссертацию. Так что выглядеть теперь обязан был солидно. Впрочем, это ему без труда удавалось: тому немало способствовал резко выделяющийся на фоне чёрных волос седой чуб.

Светланин яркий наряд переливался и мерцал. Олег с откровенным любованием смотрел на неё. Сам был одет довольно просто, но светлая рубашка с коротким рукавом красиво оттеняла его могучую шею и мускулистые руки, с которых не сошёл ещё летний загар.

Оленьку совсем сморило к половине первого. Она успела героически выслушать «Новогоднее обращение» и с восторгом дзынькнуть бокалом с газировкой о фужеры взрослых. Кричала громче телевизора ура, вслед за всеми повторяла традиционные поздравления и пожелания. Бой курантов ещё неделю стоял у неё в ушах, а оживлённые лица родных навсегда остались в памяти как свидетельства одного из самых счастливых моментов детства.

Отправив шестилетнее сокровище спать, взрослые продолжали пить шампанское, подпевать «Голубому огоньку» и танцевать.

Покачивая жену в такт музыке, Олег спросил:

– Знаешь, что я загадал?

Светлана не поняла.

– Ну, «говорят, под Новый год, что ни пожелается, всё всегда произойдёт, всё всегда сбывается», – скороговоркой напомнил детский стишок.

Светлана рассмеялась, блеснув влажными зубами:

– Чудышко, а ты, оказывается, всё в сказки веришь! Двадцать девять скоро стукнет!

Женское любопытство взяло верх над насмешливостью. Светлана затормошила мужа:

– А что же ты всё-таки загадал, а? Олежек!

Но неожиданно обидчивый на этот раз муж уже раздумал делиться сокровенным.

– Не скажу, раз смеёшься, – буркнул он и, оставив жену в лёгком замешательстве, вернулся за стол.

…Олег признался через день. Вернее, через ночь. Ворочался с боку на бок. Светлана в очередной раз натащила на себя одеяло и, наконец, спросила:

– Да что с тобой сегодня?

Муж, похоже, только этого и ждал. Зашептал:

– Светочка, я загадал, что у нас будет маленький! С Олей ведь случайно вышло, я и прочувствовать не успел, как выросла. Да и время для нас было тяжёлое… А сейчас – возраст, что ли, такой подошёл? – прямо тянет с маленьким повозиться. Как растёт, как учится всему, наблюдать. Мне даже снилось два раза: держу бы младенца в одеяле, а знаю, что не Оля.

– А бантик на одеяле был? – неожиданно заинтересовалась Светлана.

– Да, всё, как положено: чепчик, бантик. Красный.

– Эх, гляди, Гладков, напророчишь себе ещё одну девку! Опять «уа-уа» по ночам, горы пелёнок…

– Свет, как на духу: хочу! Пелёнки и всё остальное. А если ты за Олю переживаешь, так я её настрою. Светочка!

– Не обещал бы ты раньше времени…

Не давая ей возразить, Олег перешёл к решительным действиям: припал к губам и прижался… Светлане приятно было чувствовать его страсть, и уже шумело в голове, и так жарко было от мысли, что и на восьмом году семейной жизни она по-прежнему желанна для мужа. Спохватилась было: «Ты ничего не забыл?» Он выдохнул ей в лицо: «Зачем?» И Светлана поняла, что в душе уже согласилась. Пускай, пускай у них будет ещё дочка или сын. На этот раз загаданное и желанное дитя. Но невольно вспоминается ужас, что испытала тогда, в первый раз, поняв: беременна. По своей же глупости. После одной-единственной ночи.

Открытие было сделано в колхозе, куда их, учащихся медучилища, отправили после второго курса. Положение было отчаянное: не поехав с отцом в Сибирь, осталась практически одна, в общежитии, с крошечной стипендией, без перспектив найти работу. С Олегом знакомы были пять месяцев, ни о чём серьёзном разговора у них не было. И предсказать его реакцию не составляло труда – перед глазами не один подобный случай. Подружка, тоже Светка, была в курсе событий, она поддерживала и ободряла, но реально помочь ничем не могла: жили с матерью в «однушке», без изобилий. Однако именно Света заставила её для начала всё рассказать Олегу. Права оказалась. «Как же мне повезло…»

…Казалось, что Олег спал сладким сном человека, на совесть выполнившего свою работу. Но когда Светлана – сама с собой – прошептала: «Ладно уж, согласна я», – муж открыл глаза и расплылся в улыбке:

– Я знал, что ты согласишься.

Глава 12. Дневник

Этот надоедливый дождь! Разбудил так рано, барабаня по крыше. И уже не уснёшь. И раздражённо возишься в широкой постели. Уж лучше подняться и запустить стиральную машину. Белья накопилось достаточно, и равномерное гудение перебьёт нестерпимую дробь за окном. А пока надо смахнуть пыль и, может, протереть пол. Вечером, после работы, заниматься этим уж точно не захочется. Вечером – скорее бы в душистую ванну, а потом – в мягкое кресло, к телевизору.

Лиля ополоснула прохладной водой лицо, сделала несколько энергичных упражнений и принялась за уборку. Обмахивая «стенку», задела одну из нижних дверец. Сразу посыпались фотографии из конфетной коробки. И что спорила с Павлом, когда он предлагал купить альбом? Чертыхнувшись, стала собирать и складывать. Мелькали знакомые кадры: это она в садике, это – в школе, вдвоём с Олегом, это Олечка – карапуз в ползунках. А вот Павел. Застыла, вглядываясь. Здесь ему шестнадцать. Уже тогда серьёзный и строгий, несмотря на чуть взлохмаченный чуб. Тогда ещё, конечно, весь чёрный.

В душе толкнулось возмущение: ну почему им всё время приходится расставаться? Сейчас вот Павел на конференции, она третий день одна. Спохватилась: пора выключать машину. Фотографию непроизвольно опустила в карман. Расправившись с бельём, вернулась в комнату. Быстро собрала оставшиеся снимки. Так, где же стояла коробка? Кругом тетради, тетради. Листнула верхнюю – конечно, конспекты по психологии, кто б сомневался! Кое-как удалось внедрить между ними коробку, но тут откуда-то снизу выскользнула потрёпанная серая тетрадка и шлёпнулась на пол, раскрывшись посередине. Неожиданно мелькнуло её имя, и Лиля невольно побежала глазами по строкам. Почерк мужа был тороплив и почти небрежен, некоторые слова читались с трудом.

«…Иногда закрадывается предательская мысль: а что если всё-таки не получится? И все труды пойдут прахом, и Лиля останется (несколько неразборчивых слов). Тогда иду к ней, сажусь на коврик. Её несчастная оболваненная головка лежит у меня на коленях, я перебираю пепельные волосёнки (всё, что осталось от роскошной косы) и шаманствую – внушаю ей и себе: „Ты милая-милая, ты умная-разумная…“ Смотрю в её задумчивое личико, и становится легче. И понимаю: надо продолжать! И ещё: мне без неё – никуда…»

Так вот откуда эта ласка! Правда, теперь Павел гладит её молча. И Лиле, наконец, становится ясно, почему она при этом испытывает странные чувства: приятно, но с горьковатым привкусом, почти на грани слёз. А что-то более откровенное и чувственное до сих пор вызывает у неё панический протест…

Лиля давно забыла об уборке, с жадностью глотая страницу за страницей: здесь было её прошлое, о котором не помнила почти ничего…

Перевернув последний лист, случайно взглянула на часы и вскочила: половина десятого, она опаздывает! Метаясь по комнате, быстро натянула что попало, подмахнула губы и ресницы. Схватила сумочку, захлопнула дверь. Запоздало спохватилась: ключи-то! К счастью, оказались на месте.

И на остановке, и толкаясь в автобусе, Лиля думала о прочитанном. В повседневной жизни ей то и дело приходилось сталкиваться с мелкими несуразностями. Так, в Олиных игрушках она как-то наткнулась на открытку, которую посылала брату в армию. Но, если бы не подпись, ни за что бы не догадалась, что когда-то писала таким почерком – нет никакого сходства с нынешним, округлым и разборчивым. Узнала теперь: учили заново. И понятным стало недоумение от обрывков странных воспоминаний: игрушки и яркие, в картинках, стены комнаты, которых точно не было в детстве, но через призму наивности и словно бы давности.

Выдавая детям книжки, разбираясь по каталогу с новым поступлением журналов, прихлёбывая в обед чай с вчерашним бутербродом (хорошо, не выложила дома), Лиля всё думала о тех днях… С Павлом они никогда о том не говорили: какое-то семейное табу. Знала, что и теперь не решится его ни о чём расспрашивать. А значит, надо поискать: наверняка есть и другие тетради. А ещё можно попытаться разговорить Олега. Пора ей до всего докопаться, чтобы соединить «до» и «после» своей жизни. Чтобы ушло, наконец, чувство раздвоенности, странное и пугающее, о котором ни с кем не говорила. Это казалось абсурдом: не помнила, как вышла замуж, долго удивлялась, рассматривая штамп в паспорте.

Смеркалось. Лиля сдала заведующей ключи от книгохранилища, попрощалась. На сегодня работа закончена. Зашла в магазин, купила торт.