Кайркелды Руспаев - Горький аромат фиалок. Роман. Том первый

• Название: Горький аромат фиалок. Роман. Том первый
• Автор: Кайркелды Руспаев
• Жанр: Русское современное

Главные герои моего романа оказались перед выбором – продолжать жить по тем принципам, которые исповедовали всю предыдущую жизнь, или изменить им, чтобы приспособиться к изменившимся условиям. Как поступил каждый из них и что из этого вышло – об этом и повествует эта книга.

---

– Ни в какое болото мы не толкаем тебя! – запротестовала Зайра, – Мы лишь хотим, чтобы ты отбросил устаревшую мораль и реализовал свой ум и способности легально. Не то еще угодишь в тюрьму, а потом будешь винить нас с мамой.

– Да, – поддержала ее Майра, – Никто не толкает тебя на преступление. Есть тысяча способов делать деньги. Нужно просто перестать болтать и взяться за один из них.

– Но из этой тысячи не реализовать ни одного честным путем, – возразил Бекхан, – Да, в тюрьму за это не посадят, но то, чем мне придется заняться, может вызвать тошноту. Сейчас вам невозможно что-либо доказать, это для вас болтовня. Но, возможно, когда-нибудь вы пожалеете об этом разговоре. И может быть, тогда покажется раем наша сегодняшняя жизнь, – пусть бедная, пусть нищая, но, в общем-то, счастливая.

Майра фыркнула. Она уже успокоилась, справилась со своей слабостью.

– Я прямо свечусь от счастья! – сказала она, театрально разведя руки, – Я прямо сияю! До чего может договориться человек, а?! Иди ты! С тобой невозможно говорить.

Майра встала; тяжело ступая грузным телом, переместилась туда, где кипели заокеанские страсти, и улеглась на диван, согнав с него Алихана. Проводив ее глазами, Бекхан обратил взгляд, в котором еще теплилась надежда, на дочь.

– Дочка, подумай над моими словами…

– Может, я чего и не понимаю, папа, но что нашу жизнь никак не назвать счастливой, поймет даже ребенок. И мне кажется, что подумать нужно как раз тебе.

С этими словами Зайра встала и начала прибираться. Она действовала быстро, движения ее были легки и точны. Она ни разу не звякнула посудой. Бекхан следил за передвижениями ее ладной фигурки, любуясь ее высоким лбом и ясными глазами, выказывающими его кровь, и думал: «Почему существует непонимание между близкими людьми? Ладно, Майра, хотя и прожили вместе столько лет, так и осталась чужой. Но Зайра-то, Зайра! Вроде воспитывал с пеленок, старался вложить всю душу, а оказалось, – глухая стена! И что теперь делать? Нужно решаться, на что-то решаться. Не то и впрямь придется перебираться к Володе. По всему видать, Майра настроена решительно. И она чувствует поддержку детей. Как я буду жить без них? Зачем тогда жить? Нет, нужно что-нибудь придумать. Но что? Майра говорит о тысяче способов, но все они сводятся к одному – оттяпать, отнять хитро и нагло то, что есть у других, заставить работать на себя бедолаг вроде себя, вроде Владимира или Заманжола…»

Убрав посуду в буфет, Зайра присоединилась к матери и брату, а Бекхан остался сидеть за столом в тяжелых раздумьях о дальнейшей жизни.

9

Выйдя из машины Заманжола и направляясь в свою комнатушку в общаге, Владимир не мог и помыслить, что скоро произойдут события, которые захватят его в свой водоворот, как отломанную и брошенную кем-то веточку, брошенную, чтобы посмотреть, затянет ее в глубину или она удержится на плаву. Он жил обыденной жизнью, порядочно поднадоевшей в мелькании однообразном дней, наполненных мелочной суетой, не подозревая, что скоро ему придется напрячь все силы, чтобы одолеть неведомых пока врагов.

Душа его томилась от рутины повседневных забот, бессознательно рвалась неизвестно куда, словно чувствуя, что судьба готовит совершенно другую жизнь, неотвратимо надвигающуюся, словно бушующее торнадо, и уже пытающуюся краешком, пока только краешком зацепить безработного «утописта».

Владимир размышлял о серости своего существования, на сумеречном небосклоне которого пока еще сияли его друзья и дочь. Ему казалось, что он оказался за обочиной, в кювете, забитом всяким хламом, выброшенным на ходу из респектабельных иномарок «хозяев жизни», проносящихся мимо по широкому жизненному шоссе. Владимир ясно сознавал, что ему уже ничего не светит в оставшейся жизни. Заводить новую семью поздно, как он считал. Да и что он мог предложить женщине, если бы и нашлась согласная выйти за него? Не говоря уж о детях, которые могут появиться. Он и Алене не смог ничего дать. Учебу ее будет оплачивать теперешний муж Татьяны. Нет, о вторичной женитьбе не может и быть речи. Он не хочет больше экспериментировать.

Да, он строил планы об организации рабочего движения. Но пока не нашел ни одного единомышленника. Что уж говорить о других, когда даже друзья убеждены, что идеи его – несбыточная утопия.

Иногда ему казалось, что он тонет в трясине и барахтанья его тщетны – болото жизни неминуемо засосет; и только неистребимый инстинкт самосохранения заставляет держаться на поверхности. Но, рано или поздно, он обязательно будет поглощен вонючей пучиной, – разве что чудо вытащит его оттуда. И мысли о никчемности своего существования, о целесообразности одним ударом покончить счеты с жизнью все чаще одолевали его, особенно, когда он оставался один, или когда в муторные часы глубокого похмелья его терзали когти жестокого сплина. Возможно, поэтому он круто повернул у самого подъезда и направился к своему бывшему дому, надеясь, что Алена дома, не ушла на дискотеку или еще куда-нибудь – как девушке усидеть дома в такие часы?

Ему пришлось порядочно пройти по ночному городу. Во дворах играла музыка, слышались голоса и смех молодежи, заглушаемые порой ревом въезжающих и выезжающих машин и их разнообразных сигналов – то мелодичных, как квартирные звонки, то похожих на звук сирены полицейской машины, а то пронзительных и мощных, как свисток локомотива. Владимир автоматически ориентировался в темных закоулках, направляясь наикратчайшим путем к дому, где прожил столько счастливых лет.

Вот и сам дом, вот знакомый всеми настенными росписями подъезд, пара лестничных маршей и дверь. Владимир остановился перед ней, переводя дух, и к нему подкрались сомнения. Дома ли Алена, и одна ли она? А вдруг столкнется с Татьяной? В какой-то момент Владимир готов был развернуться и уйти, но взял себя в руки и позвонил.

Дверь неожиданно быстро открылась, как будто там только и ждали звонка. За порогом стоял незнакомый пожилой мужчина с лысой головой и в очках с толстенными линзами, которые сильно увеличивали глаза, так, что они казались глазами какого-то фантастического существа, впервые встретившегося с человеком, отчего так внимательно рассматривают его. Зрелище этих гигантских глаз так заворожило Владимира, что он забыл поздороваться. Незнакомец догадался, кто перед ним, и без расспросов посторонился, давая пройти.

– Здравствуйте, – поздоровался он и представился, – Семен Игнатьевич Марков. А вы, значит, Владимир Михайлович Павлов?

Семен Игнатьевич с ходу не понравился Владимиру, но он пожал его пухлую руку и ответил на приветствие. Затем представился:

– Владимир, просто Владимир.

В прихожую выглянула Татьяна. Она была, как всегда, когда ходила в доме, в халате, но только в новом, более роскошном и дорогом. Весь ее вид отличался от прежнего – сиял лоском, в движениях и осанке появилась степенность. В глазах – высокомерие.

– А-а, ты? Чего надо? – неприязненно справилась она.

– Что, нельзя переступить порог собственной квартиры? – вызывающе взглянул на нее Владимир.

– Она давно уже не твоя, – отрезала Татьяна.

– Давайте не будем ссориться, – покровительственным тоном произнес Семен Игнатьевич и гостеприимно пригласил Владимира в гостиную. Татьяна, поджав губы, уплыла на кухню. Семен Игнатьевич жестом предложил Владимиру расположиться в кресле, усаживаясь сам в другом. Он убрал звук телевизора, и человек в белом халате на экране зашевелил губами беззвучно.

Марков ждал, что скажет гость, пока Владимир с интересом рассматривал изменившуюся обстановку квартиры. Вернулась Татьяна и демонстративно присела на подлокотник, положив руку на плечо своего теперешнего мужа. Владимир усмехнулся.

– Где Алена? – спросил он.

Татьяна презрительно фыркнула и отвела глаза. Ответил Семен Игнатьевич, раздражая своим тоном.

– Вы не беспокойтесь, она сейчас придет. Вы курите? – и он пододвинул к Владимиру пачку дорогих сигарет по столику, стоявшему между креслами.

– Спасибо, у меня свои, – сухо отказался Владимир. Потом задал первый пришедший на ум вопрос:

– Вы работаете?

Татьяна вновь фыркнула над глупым, по ее мнению, вопросом.

– У меня свой магазин, супермаркет «Идиллия», – не без гордости сообщил Семен Игнатьевич, – Наверное, бывали?

– Нет, даже не слыхал о таком, – специально соврал Владимир и посмеялся про себя реакции Татьяны, прошедшейся по нему уничтожающим взглядом.

– Вы не беспокойтесь, я не собираюсь здесь жить, – продолжал Семен Игнатьевич, – У меня своя квартира в центре. Четырехкомнатная. Мы с Татьяной решили оставить эту квартиру Алене.

– Вот как! Очень любезно с вашей стороны, – вложив всю иронию, на какую был способен, весь сарказм в эти слова, Владимир встал и поклонился, – Благодарю за доброту!