Герман Шелков - Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга вторая

• Название: Хорошо и плохо было жить в СССР. Книга вторая
• Автор: Герман Шелков
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-902845-21-8

Люди, жившие в СССР, каждый по-своему, но с поразительной искренностью рассказывают о советской стране – о дворах, детстве, семье, занятиях, работе, взаимоотношениях и о многом прочем из своей повседневной жизни.

---

Через два месяца к моему приятелю официанту приехала близкая знакомая, хорошенькая девушка Наташа. А он живет в общежитии, у него там только кровать и маленький столик. И я ему уступил на время свою комнату в квартире, а сам перебрался в общежитие. В благодарность он хотел подарить мне пыжиковую шапку, но я отказался. Иногда я ходил с этой парочкой в клуб на кинофильм и в кафе. Мы вместе катались на лыжах. В зимнее время в выходной день половина города вставала на лыжи, в лыжном пункте проката было столпотворение. Но при этом ни одного случая грубости, хамства или наглости! Помню, что грубые слова каким-то образом выпали из нашего лексикона. Если где-то говорили: «Ты, Федя, полный дурак!», то у нас предпочитали говорить: «Чудак ты, Федя!» Это было очень важно. Дети приучались к тому, что сквернословие – это дикость, отсталость и слабость. Даже на какой-нибудь снежной горке, когда случайно сталкивались двое лыжников, вы не услышали бы от них грубости. Перво-наперво они бросались друг перед другом извиняться. Так однажды и вышло на глазах хорошенькой девушки Наташи, и это ее сильно удивило. «Как хорошо и странно, – сказала она. – В наших краях это был бы повод для драки. У нас бы эти двое посчитали бы себя оскорбленными и бросились бы махать кулаками. И разбили бы друг другу лбы и носы». Я увидел, что Наташе очень понравилась атмосфера нашего городка, а через неделю она вдруг захотела остаться у нас навсегда. Устроилась в детский сад воспитательницей.

Мой приятель-официант захотел жениться на Наташе. Они стали это обсуждать, даже наметили какую-то дату. Он по делам поехал домой, в наш родной город, и неожиданно там задержался. А затем Наташа получила от него письмо. Он написал ей, что с ним приключился удивительный случай – ему предложили устроиться буфетчиком на круизный черноморский лайнер. Ему это предложение очень понравилось. Он прямо-таки видел себя буфетчиком в белоснежной форменной куртке, обслуживающим морских пассажиров. И он просил Наташу приехать, потому что он взялся хлопотать по поводу места на том же круизном корабле и для нее. Но Наташа отказалась. Послала ему телеграмму: «Остаюсь здесь навсегда. Выбирай. Подумай. Я или лайнер». Мой приятель, видимо, не мог уже отказать людям, которые сделали ему протекцию, и выбрал корабль. Возможно, он потом долго жалел. А я не пожалел об этом ни на минуту, потому что именно я женился на Наташе.

Ах, как мы зажили в нашем городке, среди сосен и новеньких домов с мозаикой! Это было особенное, счастливое время. Это был настоящий, чистый, сияющий социализм! Только при социализме можно жить так легко и беззаботно, с ощущением почти детской радости, причем с утра и до утра.

Я просыпался утром и включал радио, и как раз к завтраку начиналась всесоюзная радиопередача «С добрым утром!». Как мне нравились эти звонкие, красивые голоса радиоведущих! Они интеллигентно шутили, рассказывали смешные, без малейшей пошлости короткие истории и анекдоты, и мы смеялись, заряжались радостью и оптимизмом, и таковое настроение держалось весь день.

Мы шли на работу по дорожкам между сосен, приветствуя знакомых: «Доброе, утро!», «Как дела, дружище?», «Рады вас видеть!» Работали мы с удовольствием, стремились к высоким показателям, а иначе просто не могли, не умели. Трудиться вяло, без желания и хорошего ритма – это было для нас почти то же, что уронить собственное достоинство. Так мы думали. Это все равно что плюхнуться лицом в грязь, в зловонную жижу, и пускать пузыри. Нет, у нас ко всему относились с большой ответственностью.

Снабжение нашего городка было приличное. Магазины, конечно, не соперничали со столичными, но всего хватало. А если чего-то и не имелось, мы могли легко без этого обойтись. Помню, как мы купили торшер и ковер. Пришли в магазин культурных товаров и весело спрашиваем: «Что вы нам можете предложить для создания уюта? Говорят, сейчас в моде ковры и торшеры. Найдется ли у вас и то, и другое?» Мы говорили и в шутку, и всерьез. То есть мы действительно хотели обустроить нашу комнату, но нам хватило бы кушетки и к ней журнального столика, да еще пары книжных полок. Продавец попался очень хороший. Ответственный человек. И он говорит: «Ковры все проданы, торшеры тоже. Теперь они поступят в продажу только в следующем квартале. Спрос слишком велик! Не успеваем завозить на склад. Но поскольку вы молодая пара, то отказать вам никак нельзя… Зайдите завтра. Я достану вам и ковер, и торшер, и вы останетесь очень довольны». И правда, на следующий день нас ждали оба эти предмета, да еще какие красивые, из какой-то особенной кладовой, из резерва. Мы хотели, было, предложить продавцу вознаграждение, но он запротестовал: «Ну что вы! Выбросьте это из головы. Прошу вас!»

Мы постелили ковер, пригласили друзей, открыли пару бутылок вина и устроили пир на прямо на ковре. Расселись, как на траве, на пикнике. Все мужчины были в костюмах, при галстуках, женщины – в нарядных платьях. Блестели кулоны, запонки. Комната наполнилась ароматами духов наших дам. Разговор, помню, завели о городах будущего – какая будет архитектура, какие достижения науки и техники.

Мы жили прекрасно. Мы хорошо одевались. Частенько ужинали в ресторане, а уж в кафе ходили чуть ли ни ежедневно. А ведь мы были простые люди, жили и работали в самой что ни на есть тайге! Где, в каком обществе, кроме советского, простой рабочий человек вдалеке от больших городов жил так беззаботно и счастливо? Только в СССР, в самой лучшей, самой прекрасной стране! Мы жили красиво. Мы были людьми высокой культуры.

Я вернулся бы в Советский Союз на любых условиях, преодолев любые трудности, была бы только такая возможность».

Евгений Куш – ко, 1952 года рождения: «После окончания техникума мой дядя предложил мне поступить на промкомбинат. Он работал там на хорошей должности, был человек зажиточный, имел личный автомобиль, гараж, дачу. Мама говорила: «Дядя Коля научит тебя жить». Наверное, у меня все сложилось бы хорошо, но дядя Коля вдруг помер. Как-то раз он вышел после бани на мороз, случайно вдохнул много морозного воздуха, заболел воспалением легких, попал в больницу и неожиданно скончался. Тогда мама сказала, что на промкомбинате мне делать нечего. В самом деле: зарплата небольшая, перспектива получить квартиру далекая. «Никто продвигать тебя не будет, – сказала мамуля. – Везде продвигают только своих».

Один мой приятель как раз работал на этом промкомбинате, в мебельном цехе. Они делали шкафы, стулья для предприятий и учреждений. Работали кое-как. Изнывали от скуки. Бывало, нарочно криво забивали гвозди, косо подгоняли доски. Я и сам помню за собой что-то подобное. На производственной практике в школе и в техникуме мы испытывали к труду отвращение, потому что за работу не платили. Не было никакого смысла трудиться. Мы паясничали, кривлялись, тайком вредили. Портили инструменты. Бросали в стену молотки, чтобы осталась вмятина. Наверное, мы злились оттого, что в труде не было интереса. Мой приятель с промкомбината тоже злился. Зарабатывал мало, разряд был низкий, жил в рабочем общежитии. Рассказывал: «Приходишь на работу, хочется взять и что-нибудь разломать. После обеда клонит в сон, хожу одуревший. Настроения нет, одна глухая злоба. Или равнодушие. Лучше становится только вечером, после кружки пива».

В то время многие говорили о «северной зарплате». Имелись в виду хорошие деньги. Люди любили рассуждать, что где-то далеко, в северных и таежных краях за работу платят «как надо». Нужно ехать туда, где «северная зарплата». Но никто никуда почему-то не ехал. В моем родном городе везде платили мало, обычному человеку больше ста двадцати рублей заработать было почти невозможно. Мама работала учетчицей на автобазе, ей платили сто пять рублей. Она брала аванс, и мы с трудом дотягивали до двадцатого числа, когда выдавали зарплату. Это я, конечно, говорю о том времени, когда я был школьником и не мог принести домой ни рубля. А отца у меня не было. Он нас бросил, когда мне семь лет, а потом и вовсе погиб, утонул на рыбалке. Мы жили очень бедно. В доме, сколько помню, всегда пусто. Шторы, наволочки, пододеяльники, полотенца мама штопала, подгибала, прострачивала, но чтобы появилось что-то новое – это редкий случай. На всех фотографиях того времени я выгляжу как нищий. И все мои приятели тоже. Все мы были одеты очень бедно. И вот что удивительно: у большинства моих приятелей были полные семьи, то есть отец и мать, а жили они не лучше меня. А то и хуже.

Мама годами носила одну и ту же одежду – юбки, платья, кофты. Обувь у моей мамочки была такая, что сейчас, глядя на ее фотографии тех лет, я говорю: «Что ни говори, а социализм – это бедность». И действительно: десятки фотографий, десятки людей, и все одеты плохо, кое-как, безвкусно или вообще невпопад. К тому же мы выглядели старше своих лет. Наверное, потому что питались однообразно. К примеру, у нас в доме редко бывали свежие мясо, рыба и овощи. Эти продукты магазины города предлагали нечасто, вместо них на прилавках лежали мясные, рыбные и овощные консервы. А в школе нам твердили, что наша страна самая могучая, у нее самые большие пастбища и сады, и ее омывает четырнадцать морей. А хорошей еды не было. Хорошая еда стоила дорого. Ее продавали на рынке и в магазинах кооперативной торговли. Но откуда мы взяли бы на нее деньги?