Александр Омельянюк - Новый век начался с понедельника

• Название: Новый век начался с понедельника
• Автор: Александр Омельянюк
• Жанр: Политический детектив
• ISBN: 978-5-906858-24-5

Эта книга является первой частью серии «Платон Кочет XXI век» романа-эпопеи «Платон Кочет», действие которого происходит от Древнего Египта Амарнского периода до Москвы наших дней.

В данную серию, помимо этой книги, входят также части «Високосный, 2008 год», «Год Быка 2009-2010 гг.» и уже известная читателям часть «Возвращение блудного сына».

В книге «Новый век начался с понедельника» рассказывается о жизни обыкновенного и в то же время необыкновенного человека – главного героя произведения, уже зрелого Платона Петровича Кочета – возможно даже в какой-то степени и героя уходящего времени.

В этой части романа, написанной по конкретным событиям и с реальных личностей, ведётся неспешное повествование о житие-бытие главного героя и его ближайшего окружения, поднимается вопрос о проблемах взаимоотношений людей, о сбережении нашей культуры и чистоты русского языка.

И здесь автор сохраняет, присущую ему – с иронией, юмором, сарказмом, и стихами – манеру повествования.

Даже лишённая конкретной сюжетной линии, данная часть романа незаметно поглощает читателя, делает его не сторонним наблюдателем событий. А иногда используемый автором в своём произведении разговорный язык создаёт у читателей ощущение доверительности и обеспечивает проникновенность мыслей автора.

«Мир так тесен, а жизнь так коротка! Поэтому люди просто обязаны друг друга уважать, любить, заботиться о ближнем, и помогать друг другу!».

Эти слова главного героя произведения и есть одна из главных идей данной части романа-эпопеи.

Возможные в книге некоторые совпадения образов персонажей с реальными в жизни людьми носят лишь случайный характер.

---

Он, пытаясь хоть как-то поднять свою значимость, компенсировать свою малую полезность, обычно был их инициатором, виновником, подстрекателем, или непосредственным участником.

Поэтому он негласно и считался в коллективе «козлом отпущения», хотя всячески противился этому, пытаясь такую свою общественную обязанность повесить на кого-то другого: Марфу или Платона.

При этом он побаивался остальных двух женщин – его начальниц, и невольно уважал главную ударную силу коллектива – незаменимого Алексея.

Причину этого Платон видел в комплексе переоценности, коим страдал их старший товарищ. В остальном всё было вполне прилично и позитивно.

Большинство из постоянно или часто общающихся с Платоном людей обычно становились умнее, грамотнее, чище в своих планах и помыслах, культурнее в общении, отзывчивее и просто веселее. Они становились даже внешне симпатичнее за счёт доброго, оптимистически весёлого выражения лица. Он заражал их своим юмором, оптимизмом и энергией, придавая им спокойствие, рассудительность и большую уверенность в своих силах.

Пиком дружеского общения в коллективе были регулярно отмечаемые дни рождения сотрудников.

Застолье, как правило, начиналось ближе к завершению рабочего дня, так как по обыкновению все ждали приезда, чрезвычайно загруженного работой Алексея.

Из-за этого с трудом ожидавших начала трапезы сотрудников часто подтачивал червячок голода, толкавший их на тайное дефлорирование заранее подготовленных блюд.

Особенно этим грешили чревоугодницы Инна и Надежда, а также всегда рационально мыслящий и никогда себя беспричинно не обделяющий Платон.

В этом плане положительно от них отличались Иван Гаврилович и Марфа Ивановна. Они, всегда выдержанные, закалённые пережитым военным голодом и по старинке воспитанные к уважению общего стола, терпели до последнего.

Долго державшего себя в рамках разумного приличия Платона на кусочничество, в конце концов, подбила Марфа:

– «Возьми, закуси! Ты, мужик здоровый! Тебе есть хочется! Да и время уже позднее. Что ты скромничаешь и вообще так мало ешь, как дед!» – заботливо смущала она коллегу.

Как правило, застолье происходило в одном из рабочих помещений, приспособленных под столовую. Вдоль стены стоял длинный стол, за которым по дуге с трудом располагались все шестеро.

Они обычно садились в одном и том же порядке, по часовой стрелке: Марфа Ивановна Мышкина, Платон Петрович Кочет, Иван Гаврилович Гудин, Алексей Валентинович Ляпунов, Надежда Сергеевна Павлова, Инна Иосифовна Торопова. Причём с торцов садились по одной женщине, а по длинной стороне – трое мужчин и их начальница. Мужчины, как водится, раскупоривали, разливали и раскладывали.

Стол обычно сервировали хозяева помещения: Марфа или Платон. Но они никогда не могли найти общего языка по этому вопросу.

Поднаторевший на этом деле ещё во времена далёкой молодости, даже детства, Платон, почти с пелёнок вобравший в себя интеллигентный, советский этикет, совершенно не соглашался с сервировкой стола «А ля Марфа», заключавшейся фактически в навале на стол всяческих, без разбору, яств и закусок, без учёта их количества и совместимости. Особенно Платона поражало, когда Марфа ставила приборы для сотрудников как-то косо, без учёта посадочных мест, габаритов сотрудников, часто не в комплекте.

Он переставлял приборы, как считал нужным, вызывая у Марфы Ивановны явное раздражение:

– «Ну, всё время ты хочешь всё сделать по-своему!» – обиженно ворчала она, как бы этими действиями Платона уличённая в отсутствии вкуса.

Однако со временем, все поняли, что Платон просто необыкновенный мастер не только в сервировке стола, а вообще по любой компоновке.

Имея опыт, любовь и способность к этому, он ещё вдобавок обладал и отменным глазомером, на расстоянии чётко определяя, влезет ли какой-либо предмет в планируемое для него место.

И каково же бывало удивление сослуживцев, когда какая-нибудь коробка, хоть и с небольшим трением, но тютелька в тютельку входила в отведённое ей Платоном место.

Его мнение по размещению предметов и вещей стало почти беспрекословным.

Постепенно и многие сослуживцы стали замечать в себе возникшую, но пока ещё только теплившуюся, способность и даже потребность к оптимальному и со вкусом размещению различных вещей.

В коллективе, как поначалу показалось Платону, исподволь началось даже негласное соревнование в этой сфере.

Оно невольно дополнительно сплачивало сослуживцев, что очень нравилось Платону, как главному инициатору и первому участнику этого, вдохновляя его.

На очередной микро пирушке Платон озвучил своё стихотворение, посвящённое всему коллективу:

В офисе народ гуляет.
Ну и что Вам из того?
С днём рожденья поздравляет
Он коллегу своего!

Вот вначале приз вручают:
То подарок от друзей.
Да на счастье наставляют,
И за стол все поскорей.

Здесь вначале тост поднимут.
Да, за здравие его.
Друг у друга не отнимут.
Каждый скажет тут своё.

Все его здесь поздравляют.
За успехи пьют его.
Счастья в жизни все желают.
Нет желанней ничего!

Коллектив наш дружный, спитый,
В своих стремлениях един.
Ладно, по науке сбитый.
В своём труде все, как один.

Здесь звучат за тостом тосты,
А вино течёт рекой.
И закуски здесь не просты.
На десерт есть торт большой.

Мы картиной этой красной
Любовались бы всегда.
Я в потуге ненапрасной
Написал стих Вам, друзья!

За Вас, коллеги, поднимаю
Налитый до краёв бокал.
И на этом стих кончаю,
И пью, пока не расплескал.

Первый день рождения года символично начинался с Надежды Сергеевны. Но, придуманные демократами себе и олигархам в угоду, чрезвычайно длительные зимние каникулы для взрослых со временем не стали позволять справлять годовщину её рождения день в день. Праздник приходилось теперь переносить на первый рабочий день нового года.

Встретившиеся после невольно длительной новогодней спячки коллеги с видимым удовольствием оживлённо общались друг с другом, пытаясь поделиться своими эмоциями и обменяться забавной информацией.

Это придавало дополнительную праздничность вроде бы будничному мероприятию, позволяя всему коллективу как бы размяться перед новым трудовым годом.

Согласно столовому и производственному этикету первый тост на днях рождения в трудовых коллективах должен был произносить начальник. А здесь как быть? День рождения у начальника, а зама нет. В таких случаях, согласно этикету, первый тост должен оглашать старейшина коллектива.

Но пока старики Марфа Ивановна и Иван Гаврилович маялись в раздумьях, набивая себе цену, всегда тонко чувствовавший ситуацию Платон взял инициативу в свои руки. Ибо он видел, как по лицу Надежды Сергеевны уже пробегала, видимая только его опытному взгляду психолога, лёгкая тень растерянности: кто же, наконец, и когда скажет первый тост при уже налитом спиртном и разложенной закуске?

И только после первой рюмки и хорошего закусона, крепко замачивающих червячка, тосты начинались произноситься один за другим.

Очередь доходила до каждого сотрудника, число коих легко сочеталось не только с количеством естественных, не вымученных тостов, но и с оптимальным количеством выпитых доз алкоголя.

Как правило, Надежда Сергеевна и Инна Иосифовна пили мало и не всё, что было выставлено на столе, оставляя недопитое после предыдущего тоста.

Платон Петрович и Алексей Валентинович пили всё подряд и в любых сочетаниях, но в разумных количествах. Марфа Ивановна и Иван Гаврилович тоже от них не отставали, но, в силу своих возрастных возможностей и массовых характеристик, пьянели быстрее. По этой причине Иван Гаврилович, всегда старавшийся при любом удобном случае выставить себя героем бутылки, старался оттянуть следующий тост медленным поеданием закуски и сопутствующими застолью разговорами. И чем дальше, тем он становился говорливее.

Заплетающимся за вставные зубы языком он начинал острить, иногда к месту, а иногда и нет, невпопад, пытаясь задеть Платона или Марфу.

Платона – чтобы опередить его возможные остроты. А Марфу – как свой антипод.

Поэтому Платону приходилось невольно часто отвечать Гудину тем же, парируя его нападки на себя.

Не отставала от него и Марфа Ивановна, чей тихий голосок становился всё громче, мысли свободнее, а язык развязнее:

– «Гаврилыч! А Вы, какого рода будете? Какое у Вас гинекологическое дерево?» – искренне как-то раз поинтересовалась она.

– «Да он такого рода, у которого не бывает гинекологического дерева!» – глубокомысленно вмешался Платон.

– «Как это он без роду, без племени? Сирота что ли?» – не поняв объяснения, уточнила Марфа.