Елена Раскина - Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице

• Название: Три любви Марины Мнишек. Свет в темнице
• Автор: Елена Раскина
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-906716-66-8

Ее осудили как «воруху и колдунью». Ее проклинают как жену «царей» – самозванцев и виновницу Великой Смуты, залившей кровью Русскую Землю. Марине Мнишек пришлось увидеть гибель всех, кто был ей дорог, – мужей, возлюбленных и малолетнего сына, повешенного за преступления родителей. Она сама обречена умереть в темнице, до дна испив чашу бед, скорби и отчаяния. Но Господь не оставляет раскаявшихся грешников – и, пройдя все круги ада, очистившись в бездне мук и страданий, Марине суждено обрести новую любовь и чудесное спасение…

По официальной версии, «воровская женка Маринка сама собой от тоски померла» в тюремной башне. По легенде – вылетела из-за решетки, обернувшись сорокой. Но на самом деле все было совсем не так. Хотите знать, кто стал последней любовью Марины Мнишек и спас ее от верной смерти? Читайте этот захватывающий и трогательный роман, в котором она впервые изображена не кровавой злодейкой, а несчастной женщиной, ставшей жертвой собственных страстей, жестокой судьбы и беспощадного времени, которая заслуживает не проклятий, а жалости и прощения…

---

Все изменилось, когда царь Феодор Иоаннович через посредничество Годунова обратился к Горсею за помощью: царица Ирина Федоровна, сестра «князя-правителя», уже не раз беременела, но не могла благополучно выносить ребенка. Царь подумал было, что его супругу «опоили» злые люди, и попросил у Горсея совета. Сэр Джером обратился за рекомендациями к лучшим английским медикам из Оксфорда, Кембриджа и Лондона. Ему посоветовали отправить в Московию хорошего английского врача и повивальную бабку, дабы помочь государыне Ирине Феодоровне благополучно разрешиться от бремени.

В марте 1586 года Горсей получил от Елизаветы верительные грамоты и отбыл в Россию в сопровождении королевского медика Роберта Якоби и повивальной бабки. Но и врача, и акушерку не пустили дальше Вологды. Горсею объяснили, что бояре не могли согласиться с тем, чтобы появлению православного царевича на свет помогали «еретики» и «иноверцы». Лучше пусть царица Ирина помрет при родах или разрешится мертвым младенцем – не велика потеря! Главное, чтобы «еретики» и «иноверцы» и близко не подошли к ее постели! Нельзя позволить, чтобы «еретическая дохторица» навела на Ирину Федоровну «порчу».

Горсей подозревал, что дело тут не в Боярской думе, а в тайном желании царского шурина занять трон. Годунов был вторым человеком в государстве после царя Феодора Иоанновича, а некоторые справедливо считали, что и первым. Поговаривали, что Годунов хочет основать новую династию, а потому ему не нужен был наследник Феодора. Сэр Джером не поверил поначалу, что «лорд Борис Федорович» хочет принести в жертву своим непомерным амбициям сестру-царицу. Но, поразмыслив хорошенько, англичанин понял: Ирина давно не в счет, она для Годунова – мелкая разменная монета. Разрешится ли она от бремени мертвым ребенком или сама умрет при родах – неважно! Годунов потому выслал из страны английского врача и повивальную бабку, что давно поставил на жизни и будущем своей сестры большой и жирный крест.

Царский дьяк Щелкалов заявил, что верительные грамоты аглицкого гостя «Еремея Ульянова Горшия» составлены неверно и, стало быть, упомянутый Еремейка является не послом королевы Елизаветы, а всего лишь торговым человеком. Из Москвы Горсея отправили в Ярославль, в резиденцию английской торговой компании. И тогда хитроумный англичанин поменял врагов и друзей – прибился к семейству Нагих и принял сторону малолетнего царевича Димитрия Иоанновича. Теперь он оберегал несчастного ребенка, которому грозила скорая и лихая смерть. У маленького принца, так напоминавшего сэру Джерому юного короля Эдварда, сына тирана Генриха VIII, был лишь один шанс из тысячи достигнуть совершеннолетия и занять московский престол. Но поскольку немощный царь, «князь-правитель» Годунов и Боярская дума стали врагами английской короны и предпочли дружбе с великой королевой Елизаветой плохо прикрытую вражду, Горсей стал другом и тайным защитником царевича Димитрия Иоанновича.

Афанасий Федорович Нагой приехал к Джерому ночью, тайно. Стучать в ворота пришлось долго: Горсей не открывал. Потом из-за ворот послышался недовольный голос слуги Горсея, приехавшего с ним из Англии:

– Сэр Джером has gone… Уехаль…

– Отворяй, тетеря аглицкая, – прикрикнул на слугу Афанасий Федорович, – никакой он не has gone, твой господин… Сидит себе за крепкими затворами, хоронится. Да от друзей-то к чему хорониться? Я – Афанасий Нагой.

– Я не есть аглицкая тетер-ря, я есть скотт. Are you lord Nude?[9] – переспросил слуга. – I say my lord… Wait me…

– Какой я тебе Nude?! – возмутился Нагой. – Свинья ты аглицкая! Думного дворянина голым назвать! То-то я тебе самому заголю задницу да всыплю по ней розгами, как ворота отворят!

Слуга не ответил. Через несколько минут раздался вкрадчивый и любезный голос самого сэра Джерома:

– Я прошу excuse для этот глупый скотт… По-вашему скотина, по-нашему – шотландец. Come in, my friend! Извольте влезть!

Нагой, чертыхаясь, вступил в эту тщательно охраняемую крепость. Во дворе он узрел того самого «глупого скотта», то бишь шотландца, здоровенного рыжеволосого детину в бабьей клетчатой юбчонке, не доходившей даже до колен.

– Ишь ты, – возмутился Нагой, – а еще меня голым звал… А сам-то! Бабью юбку напялил, срам едва прикрыл!

– Это не есть юбка, – оскорбился слуга, – это есть наш Scottish килт!

– Чего-чего? Какой такой скотский килт? Для скотов, что ли?

Слуга побагровел, схватился за здоровенный тесак, висевший у него на боку, с явным намерением броситься на Афанасия.

Горсей проворно встал между ними.

– Stop it! – крикнул он. – James, get lost! Immediately![10]

Шотландец громко и с явным неудовольствием выругался, спрятал тесак и пошел вслед за хозяином.

– Stend to the gates![11] – велел ему Горсей.

Верзила Джеймс остался во дворе, а Нагой вошел в дом вслед за Горсеем.

В доме оказалось неожиданно уютно. Полы устланы коврами, пахнет только что зажаренным мясом и еще чем-то вкусным и сдобным («Булки пекли, верно… – подумал Нагой. – Кто ж ему печет?»).

В качестве ответа на незаданный вслух вопрос перед ночным гостем появилась прехорошенькая бабенка в длинной ночной рубахе и накинутом на плечи платке. Волосы у нее были светлые, вьющиеся, глаза – серые, как осеннее, набухшее дождем, небо, улыбка ласковая, почти девическая. Эта неожиданно появившаяся женщина – стройная, даже тоненькая, едва успевшая прикрыть платком точеные плечи, смотрела на Афанасия Федоровича с явным испугом.

– Elisabeth, my dear, have no fear… – объяснил ей Горсей. – Это есть наш друг… friend. Return to your quarters, please…[12]

Женщина присела в причудливом полупоклоне, потом кивнула Нагому, сказала «My lord» и скрылась в одной из комнат.

– Да ты, Джером, я вижу – малый не промах! – хохотнул Нагой. – С бабой живешь, она тебе пироги печет… Из своей земли ее привез?

– Это не есть мой баба, – объяснил Горсей. – Это есть мой… эконом! До-мо-у-пра-вьи-тель-ни-тса. Fuck that bloogy language!!! Она правит мой дом. Ее зовут Элизабет, как my queen… Но что случилось, my lord? Почему вы приходил ко мне посередине ночи?

– Посоветоваться я пришел, друг Джером, но тайно. Пойдем к тебе в горницу, что ли…

– У меня есть добрый английский эль… Good! Можно пить. Велеть принести?

– Валяй, Джеромка!

Сэр Джером провел своего гостя в одну из больших, просторных комнат, где обнаружился длинный дубовый стол и стулья с высокими резными спинками. Вообще в доме у Горсея было немало чудных предметов: огромное чрево земное, которое англичанин назвал «глобусом», какие-то мудреные, непонятные Нагому карты, занимавшие в одних комнатах полстены, а в других и всю стену, странные «снасти», разложенные на столах, и всюду книги, много книг. Ни в одном боярском или дворянском доме боярин Нагой не видел столько книг – и зачем они только Джеромке?! И без того гость аглицкий мудрен да хитер, второго такого не сыщешь!

Горсей предложил своему гостю один из жестких и неудобных стульев, а сам отправился отдавать приказания. Пришел верзила Джеймс, принес добрый эль в серебряных кружках. Нагому аглицкое зелье не слишком понравилось, но отказываться он не стал: еще обидится Джеромка! Рассказывать о своей беде сразу не стал, сначала выпил, уж больно любопытно было. И только когда проклятое зелье ударило в голову и вещи стали терять четкие и приятные глазу очертания, Афанасий Федорович, чертыхаясь, поведал своему другу все – и про приезд дьяка Битяговского с челядью, и про то, что дьяка прислали из Москвы, чтобы сжить маленького царевича со свету, и про то, что они, Нагие, ума не приложат, как спасти царевича от лихой беды.

– Это есть очень плохо, my lord… – задумчиво сказал Горсей. – Говорят, злодзей Бориска Федорович – великий знаток ядов. Он велит злодзейски человиек Битяговский отравить принца, как сам отравлял его отца, mad old tsar Иван.

– Что же делать, друг Джером? Научи…

– Только одно, my lord. Если злодзейски человиек Битяговский want to kill – пусть kill. Пусть убивает!

– Что? – взревел Афанасий Федорович. – Что мелешь, башка ты аглицкая? Как так – пусть убивает?!

Но сэр Джером нимало не испугался гнева Нагого и спокойно продолжил:

– Надо давать ему убивать другой малшик – вместо царевича. Показать им того ребенка – его зовут Ванья… так? Сажать его за стол вместо prince… А prince – прятать в дальний quarters… покой! Пусть на глазах у злодзейски человиек Битяговский будет другой малшик, каждый день! Одеть тот малшик в богатый одежда… Когда во двор идет Битяговский – выводить к нему тот малшик, а prince прятать. Когда Битяговский ушел – вернуть prince, тот малшик прятать – менять, менять! Всегда менять! На ваш terrible язык это будет – двой-ниш-ки! Двойники.

– А нянька с кормилицей как же? Они про подмену Битяговскому донесут… Как пить дать, донесут…

– Пить дать? – удивился сэр Джером. – Зачем пить дать? Вашим людям нельзя дать слишком много пить! Они от этого делаются совсем crazy! Надо дать им money, денги… Много money! Будут молчать!