Алексей Шепелёв - Maxximum Exxtremum. Новое издание

• Название: Maxximum Exxtremum. Новое издание
• Автор: Алексей Шепелёв
• Жанр: Эротика

«Maxximum Exxtremum» – «максимальный экстрим», совпадение противоположностей: любви и ненависти, высшего и низшего пилотажа экзистенциального бытия героев. Новое издание нашумевшего романа, вошедшего в 2011 г. в рейтинг 12 самых обсуждаемых книг года (журнал «Соль»). В приложении – неопубликованная глава. «…Шепелёв стал самым европейским писателем России». Захар Прилепин «Шепелёв – какой-то чумовой гений, вылупившийся из земляной русской цивилизации, как французский шампиньон». Павел Крусанов

---

Было муторно, всё болело, клонило в сон, но я решил идти. Да не один, а с О. Фроловым. Я встал, расправил ещё немного чайник и поставил его. Разбудить этого сегрегата – дело невыполнимое, но профанка Репа подсобила мне водою, да он ещё не так долго спал, а следовательно, не так далеко ушёл в «сказочные миры» и французскую революцию – или просто не очень много выпили. Репа ощупала ему голову, найдя две шишки, потом зачем-то и мою, найдя несколько седых волос, пообещала что «всё будет», а О’Фролову, пожелавшему большей конкретики, была обещана бутылка пива; она также посоветовала взять с собой «мыльницу».

Вскоре недалеко от нас образовалась группка выпивающих – это вроде были «психи», но видимо с младших курсов, поскольку мы их не знали. Там были три девушки. Я присматривался в полутьме к одной из них – словно непонятно зачем попавшей в эту глухомань француженке – высокой девушке в элегантном светло-розовом или бежевом пальтишке, слыша вульгаризированный смешок, грубоватый вокал, какие-то «не наши» интонации, из-за которых и сами слова не разобрать – и не верил своим глазам и ушам: неужели это она?! Ей дают пластиковый стаканчик, она берёт, ей наливают водки, она опрокидывает, запивая её из полторашки, кажется, с тархуном. Привычная картина – но это же она – Уть-уть?! И не раз…

– Уть-уть, что ль, Лёнь, да? – громко поинтересовалась Репа.

– Кажется, это она, – вздохнул я.

– Мила Йовович, б… ть, – закашлялся ОФ, коверкая ударенье, предвкушая мою реакцию, – шлюха Бессона! Я бы даже сказал: Бессовестная, Без Сна, Без Носа – вспомним Гоголя, хгы-гы!

– Ничего, нормальная чикса, – продолжая комедь, одобрила Репа, – жрёть что твой Санич! – и подтолкнула меня под локоть с бутылкой: – Иди, Лёня, познакомься, что ли – ты ведь тоже жрёшь и к тому же гениален…

Я вскочил, выхлестав четверть баттла из горла, схватил рейку, которые в изобилии валялись рядом, и накинулся на Репу, пару раз протянув её по хребтине. Она тоже схватила палку, вооружился также и О’Фролов, чрезвычайно сильно оскорблённый тем, что я допил последнее – мы стали драться на всю дурачую катушку – били друг друга со всего замаха и чем попало – толстыми рейками с острыми краями и с торчащими гвоздями – они с треском ломались, разлетаясь во все стороны, мы хватали новые – прыгали, крутились, орали, фехтовали так, как будто снимались в кино и невзначай переместились в его героическую реальность или внутрь компьютерной игрушки.

Зрители немного понаблюдали впотьмах, и ушли от греха. (Нам было не до них, но, слава богу, мы скоро закончили: я валялся головой вниз между какими-то огромными валунами, и две острые рейки упирались мне в горло.)

– Сдаюсь! – неподдельно вопил я, – всё, сдаюсь!

– Проси прощения.

– Сыночек, прости! Дядь Саша, прости…

– Говори: «Я педрильня!»

– Я педрильня! Я! – Они это одобрили смехом.

– Говори: «Уть-уть – сука». – Расслабившись, они отвели палки в сторону, я резко дёрнул за одну – Репа не успела отпустить – свалилась на меня, треснувшись лбом об камень; в этот момент я саданул растерявшемуся Д’О’Фролову по коленной чашечке.

Вырваться мне всё же не удалось, я был подвергнут жестоким избиениям и пыткам – благо, что недолгим – всего-то пришлось несколько раз повторить, что «Уть-уть – сука» и что «Ministry как садо-мазохисты г… о» (фразы были уже опробованы: когда я бывал у Репинки дома и просил её отрезать кусочек колбасы, она даром выдавала только один, очень тонкий, а за последующие, кстати, ничуть не более толстые, требовала говорить нечто пакостное о моих светлых идеалах – на «я-педрильню» я сразу согласился, а вот на «Уть-уть – проститутка» и «Ministry – г… о» ни в какую, и при этом так униженно-настойчиво умолял о колбасе, что Репа решила пойти на компромисс и изобрела некие эвфемизмы), после чего был отпущен.

Мы забрали брошенный на пятачке магнитофончик и пошли в институт.

15

Дискотека была уже в разгаре – мы встали у сортира, курили и неодобрительно смотрели на всё это безобразие – виляя бёдрами и по-восточному вскинув ручки, все образовывали даже некоторый хоровод – это «психи» всё демонстрировали свои кретинические психоштучки на практике – «психологическое единство коллектива» – «хотя мы и хорошо учимся, изучаем сложные науки, например, психолингвистику и гештальтпсихологию, нечто человеческое и нам не чуждо» – короче, «все отдыхаем в кайф»… На наших баб и распоясавшихся, нажравшихся в полнейший сракатан зелёных мы даже и не стали смотреть…

«У вас своя дискотека, у нас своя!» – провозгласила Репинка, и мы двинулись в ближайшую аудиторию – не лекционную, а маленькую – она оказалась открытой. Сдвинули столы, включили «мыльницу», выключили свет…

Обарахтали весь «Californication», громко подпевая и не стесняясь в движениях. Пару раз кто-то совался, видимо, пытаясь уединится, мы орали: «Б… ть, в рот я… ать!» и они исчезали. Лишь только когда закончилась вся кассета «Ред-хотов», хитрая Реподиджейка достала свою кассету, где на одной стороне ремиксы Резнора «Further Down The Spiral» (Коробковец как-то говорит: «Дай послушать это… «Отцовскую спираль»!), а на другой ремиксы с саундтрэка «Спауна»! Ох и расшиблись же мы!..

Мало того – О’Фролов нассал в угол, а потом и мы тоже – каждый в свой. Вообще мы не стесняясь харкались, а также поскидывали с себя свитера и майки, позакатывали штаны, вдобавок каждый, приплясывая, ещё что-то писал огромным комком мела, расшибая его… Это я к тому, что на самом интересном месте нас прервали – зашли и включили свет – это был наш куратор, замдекана по какой-то там культмассовой работе Ирина Борисовна, а с нею уборщица или вахтёрша.

Они увидели многое не очень потребное на филологическом… гм… в том числе и очень крупные, но совсем неразнообразные надписи «Х…» на доске, на стенах, на столе и даже на офроловской куртке… «Мальчики», – начала она…

16

Надо сказать, что за присущую ей не понять чем обусловленную жизнерадостность и мягкость – «мишутковость» – мы так и прозывали её Мишуткой; меня она считала серьёзным насосом, а О’Фролова – ахуительным насосом – поскольку на 1—2 курсах он активно участвовал во всех-всех факультетских мероприятиях: был звездой в КВНе, играл в группе «Большие Надежды», на театре, занимался, стыдно сказать, латино-американскими танцами…

– Щас всё уберём! – развязно, безо всякого намёка на извинения и убедительность сделанного заявления брякнул ОФ – как будто перед ним был не замдекана, а наш родной Дядюшка дед. Да и что с него взять – пьяный, полуголый, красный, с безумным взглядом… Показалось, что я услышал слово «наркотики»… Мы похватали одежду и, кое-как протиснувшись через вошедших, ринулись наутёк и врассыпную.

Встретились у ди-джеев их дискотеки, встретили, наконец, «своих». Нам налили вина, а потом Репа втеребила в эфир сборничек «Мразь» – «Песни три нам хватит, – сказала она чуваку в наушниках, – только не обрубайте! Можете с Prodigy начать – для разминки». Хе-хе! Подскочили два никаких курсанта и тоже потребовали Prodigy – на третьем альбоме (если не считать «Android») оно стало популярно даже здесь! – «Ну, Саша, погнали, – говорю я ОФ, вытягивая этого мегаандроида за рукав в гущу народа, завидев направляющихся к нам Мишуточку и уборщицу (интересно: а где Уть-уть? кажется, я видел её в этом психохороводике…), – как говорят у нас в дерёвне – танцуем как можем!!»

Полилось осторожное начало «Smack My Bitch Up» – народ вроде несколько задвигался, а мы уже невзирая на пиполь ходили гоголем по всему периметру филфаковского коридора, предвкушая и остроумно удирая от Мишуточки… И тут – понеслась! – мы как выскочили, как выпрыгнули, полетели клочки по закоулочкам, полезли зрачки по лбам, поскакали козлом по чужим ботинкам, полетела одежда в толпу зрителей, порвались штаны от широчайшей походки, не понадобились больше припасённые на вечер планы…

Мы забарахтывали во весь свой дурачий брутальный большой мешочек – как будто у себя дома – на филфаке мы ещё себе такого не позволяли – даже не планировали! К концу композиции с нами осталось лишь несколько особо дурачих курсантов – остальные сторонились, с различными эмоциями глядя на бесноватых. Что, интересно, подумали Ирина Борисовна и уборщица? Видела ли Уть-уть? Впрочем, нам было не до них – началась ещё более «оптимистичная» музыка – мы всячески прыгали, то подпрыгивая, то приседая, судорожно извиваясь, дёргаясь, бросаясь куда попало, терзая друг друга, ударяя в колонны рукой, ногой, головой, пытаясь взбежать по ним вверх…

На лестнице была кровь, и никто нас не преследовал – оказалось, что пока мы забарахтывали, произошли ещё более важные инциденты, затмившие наши маленькие шалости: во-первых, дурачило О. Седых, играя в сортире с филфаковской братвой в набирающий популярность «сортирбол» (несколько дебилов отбивают руками и пинают по кругу бумажный комок, стараясь удержать его в воздухе), уебал пинком по раковине, она, выскочив, отбила ему ползуба, из коего почему-то вытекло немыслимое количество крови, а сама, конечно, разбилась, что, конечно, не понравилось двум вышедшим из очка курсачам, конечно же, пьянищим в дюпель, и призванным как бы в отсутствие прочей мужской руки поддерживать порядок – тогда, во-вторых, товарищи (наши, изучавшие др. греческий и латынь!) Бешеный и Фельетон взяли их и запустили мордой по бетонной лестнице, на которой (включая и подошедшего Седыха) образовалось довольно много крови, и, в-третьих, когда они спустились вниз, покидая здание, их (по второй лестнице) настигли человек восемь зелёных, лицами четверых из которых тов. Фельетон, Бешеный, Седых и Валера Синяк выбили все четыре стеклянных двери с названиями двух «дамских» факультетов, что опять же дало несколько крови… Да, такого давно не было! Мы выходили по стёклам и по крови, внизу стояли Мишуточка с уборщицей, Фельетоном и подполом – они равнодушно провожали нас озабоченными взглядами…