Леонид Нестеров - Прощальные вспышки Родины

• Название: Прощальные вспышки Родины
• Автор: Леонид Нестеров
• Жанр: Русское современное

Я случайно наткнулась на эту рукопись и такой же, как вы, средний человек с улицы, я смеялась здесь и плакала там над ней. Поэтому я думаю, вы будете делать то же самое. Что-то в этой книги для десятилетних детей. Что-то – для любителей мягкого порно. В этой книге есть все – слезы, смех, секс, жестокость, военно-промышленный комплекс, какие-то запредельные вещи, КГБ, «рассказы в рассказах» и немножко стихов.

---

Телескоп на чердаке

Мой дед по материнской линии был незаконный сын знаменитого польского графа (полторы колонки в энциклопели Брокгауза) и неизвестной красавицы-еврейки. Граф дал своему незаконному сыну образование, выстроил в России деревенскую школу, принял на себя текущие расходы и назначил его директором. В 1901г., когда моему деду было сорок, он женился на учительнице из этой школы – моей бабушке. Ей было шестнадцать, и ее фамилия была Нестеова, ее брат еще не стал знаменитым.

Дед с молодой женоц жили на западе России, в Смоленской области – предельной точке, где когда-то (по мнению некоторых историков) Наполеоновская армия еще была уверена в победе.

Там были холодные зимы и жаркие лета и щедрая земля. Мой дед разбил большой сад. В том саду были пруды с зеркальными карпами, и шестьдесят ульев, и двадцать шесть яблонь, и вишни служили забором. Когда все эти деревья цвели, это было прекрасно…

В этом хозяйстве были корова – медалистка, дающая ежедневно по тридцать три литра молока, и лошади, одна из которых случайно убила пятого дедушкиного ребенка. И еще там была уверенность в завтрашнем дне.

В то время еще не исчезли особые люди в России, которые называли себя «Народники». Народники чувствовали свою вину перед народом из-за их собственного хорошего образования и материального благополучия. Они старались загладить эту свою вину. Под народом они понимали только крестьян. Они полагали, что из всех Русских людей только крестьяне не испорчены обществом и только крестьяне сохранили лучшие черты Русского человека. Знаменитый писатель, граф Лев Толстой, был их духовный вождь. Он хотел быть похожим на крестьян и поэтому отказывался есть мясо. В своем огромном имении он ходил босой и, случалось, вставал за плуг. Мой дед переписываался с ним и пропагандировал его идеи.

Он старался помогать крестьянам. Он часто оплачивал их лечение, давал им бесплатное молоко для их детей, саженцы из своего сада и одалживал им своего дорогого жеребца – производителя. На школьном чердаке он поставил телескоп и читал крестьянам лекции по астрономии, с чаем и пирогами. Эти лекции были достаточно интересные и на них всегда присутствовало много народа.

Советская Власть сначала почти не затронула жизнь его семьи, только в школе к портретам Толстого и Менделеева добавились портреты Ленина и Сталина. Все продолжало идти прекрасно до 1937 года, когда один из тех крестьян, кто слушал лекции по астрономии, написал письмо в КГБ (тогда это называлось ГПУ). В письме говорилось, что кто-то в этой школе выколол глаза на портретах Сталина. За такое мрачное преступление мой дед был арестован, объявлен Врагом Народа (был такой официальный термин) и расстрелян в двадцать четыре часа.

Вероятно, можно поднять какие-нибудь специальные архивы и выяснить куда – вверх или вниз – повели его для расстрела, и сколько ступенек было в той лестнице, и какая стена – кирпичная или бетонная – встала позади него, и о птице – свистнула ли она ему напоследок. Но мы никогда не узнаем, о чем он думал в свои последние минуты: вспоминал ли он своих пятерых детей, или своего великого гуру, или крестьян, которых он угощал пирогами на школьном чердаке.

Я не знаю, как мой дед выглядел, но я хорошо помню деталь этого телескопа. Она долго валялась в нашей ленинградской квартире, пока какой-то чудак не выменял ее за кусок хлеба на блокадном черном рынке. В то время мне было жалко отдавать эту деталь, потому что я собирался достроить телескоп, чтобы увидеть моего деда на Луне. Сейчас мне хочется верить, что именно эта штуковина спасла мою маму, бабушку и меня от голодной смерти, хотя я понимаю, что такая идея – скорее поэтическая.

Типичное объявление

Я очень мало знаю о моем отце. Мне известно, что этот высокий блондин с пронзительными голубыми глазами и еврейской фамилией вроде бы родился в черте оседлости под Могилевом в 1908 году. Даже в свои шестнадцать он не умел читать по-русски. В 1924 он приехал в Ленинград с великой надеждой получить работу – любую работу. Так случилось, что он познакомился с двоюродным братом моей бабушки, который работал директором маленькой верфи. Его младший брат был похоронен на Марсовом поле как Герой Революции, поэтому у этого директора, наверное, были какие-то связи. А может быть, никаких связей и не было, потому что его старший брат, который позже стал крестным отцом на моих крестинах, работал официантом в маленькой столовой на Невском.

Этот директор полюбил моего отца, принял его к себе на работу и ввел его в свою семью. Мой отец был определенно талантливым человеком, потому что за следующие десять лет он овладел шестью европейскими языками (не считая русского) и закончил институт по истории искусств. Скоро он сделался ответственным работником, которому Советская Власть предоставила автомобиль с шофером – в те дни Советская Власть еще допускал евреев практически на все ключевые посты. Он работал с иностранными делегациями.

Когда в 1934 моя мама приехал в Ленинград изучать иностранные языки, директор верфи познакомил ее с моим отцом. В 1935 они поженились, хотя родители моего отца возражали против этого брака и даже не приехали на свадьбу, наверное, потому что моя мама была русская. В следующем году я родился.

Мой отец любил мою маму, но бывал дома редко. Он часто ездил в командировки по разным европейским странам и из каждой командировки привозил моей маме дорогие

подарки – драгоценности, одежду, хрусталь и фарфор. В то время мало людей выезжало за границу, поэтому иностранные вещи были редкостью.

Летом 1936 мои родители и я жили у моего деда. Было подозрение, что у отца начинается туберкулез, и мой дед лечил его, используя народные средства – мед, растопленный с собачьим салом. Должно быть, эти средства помогли моему отцу, потому что впоследствии он никогда не жаловался на его легкие.

Там были какие-то особенные груши, в саду моего деда. Они были похожи на желтые граненые стаканы. Через них можно было видеть небо и солнце. Они были очень сладкие и сочные и, падая на землю, расплескивались в маленькие ароматные лужицы. Большая ветвь с этими грушами входила прямо в окно спальни моих родителей, и отец шутил, что они живут подобно Адаму и Еве в раю.

Он принял расстрел моего деда очень близко к сердцу, сделался мрачный и задумчивый, а потом отослал мою маму на семь дней в какой-то дом отдыха.

Когда моя мама вернулась из этого дома отдыха, отца не было в квартире, а на столе лежала газета с типичным для того времени объявлением. Я не сохранил газету, поэтому приведу это объявление по памяти. «Я (моего отца фамилия, имя, отчество) прошу считать мой брак с дочерью Врага Народа (имя, отчество и девичья фамилия моей мамы) недействительным. Обязуюсь не иметь никаких сношений с вышеупомянутой дочерью Врага Народа и ее семьей».

Это был способ развода, специально разработанный Советской Властью для подобных случаев. В то время тысячи людей стояли в очереди, чтобы дать подобные объявления, поэтому моему отцу, наверное, пришлось как следует поработать, чтобы успеть опубликовать его к нужному времени, до возвращения моей мамы.

Кроме того, все подарки, которые отец привозил моей маме, исчезли.

Неплохое название для книги

Насколько я знаю, один из друзей Пушкина, аристократ, философ и англоман, Петр Чаадаев, был первым официально признанным русским инакомыслящим. Он сказал о России, что временами Бог создает некоторые народы с единственной целью – показать всем другим народаи – как не надо жить.

Русский царь Николай понимал всех. Он понимал Западников, которые во имя России настаивали на ее сближении с Западом, и он понимал Восточников, которые во имя России требовали ее изоляции от Запада. Он понимал Северное крыло Декабристов, которые во имя России хотели, чтобы он убрался прочь, и он понимал Южное крыло Декабристов, которые во имя России хотели, чтобы он умер задолго до назначенного срока.

Только Петра Чаадаева, который захотел, чтобы во имя всего остального человечества Россия как можно скорее заросла чертополохом и исчезла с лица Земли, он не мог понять.

Николай был гуманист – он не расстрелял Чаадаева и не оставил его гнить в сибирских рудниках. Он только объявил Петра Чаадаева сумасшедшим и посадил его под домашний арест. Тем не менее, его книги не издавались ни при царе, ни, до недавнего времени, при Советской Власти.

Я люблю небо и землю моей Родины и не верю, что она проклята Богом. Однако временами мне хочется крикнуть:

– Люди! Если вы действительно хотите понять Россию, вы должны читать не только Толстого и Достоевского, но и Чаадаева тоже!

К 1937 коммунисты стояли у руля не более чем двадцать лет, и я не думаю, чтобы они смогли развратить так много народа за такой короткий срок. Если бы я писал научную, незаинтересованную книгу по России того времени, я бы назвал ее История Всеобщего Бесчестья». Впрочем, сегодняшняя Россия тоько открыла бы новую главу в этой книге