Александр Прохоров - Игры для взрослых. и другие рассказы

• Название: Игры для взрослых. и другие рассказы
• Автор: Александр Прохоров
• Жанр: Русское современное

Свой первый сборник «Лирика прозы жизни» Александр опубликовал почти 15 лет назад. В данную книгу вошла часть рассказов того времени, а также пара десятков новых. Большинство из них посвящены нашим дням – времени, в которое мы вошли очень стремительно, и многое не успели уяснить для самих себя. При этом в центре внимания не внешняя сторона новых явлений, о которых так много написано в детективном жанре, – автор пытается заглянуть в души людей, вовлеченных в повседневный круговорот.

---

Другая культура

Работал я тогда в компании Samsung Aerospace. В основном отвечал за техническую экспертизу, но не только: например, на встречах и переговорах приходилось выступать в качестве переводчика. И хоть я закончил английскую спецшколу и поучился к тому времени за рубежом, практику языковую имел не большую. Техническую авиационную лексику я быстро подтянул, а вот с бытовой были трудности. Примером тому вспоминается такой случай.

Был я в составе корейской делегации с визитом на знаменитый украинский завод «Моторсич». Год девяносто второй, кажется – отношения с украинцами самые теплые, а с корейцами настороженные – только начал с ними работать, прошел испытательный срок, но еще никак не зарекомендовал себя. Я к ним присматриваюсь, они проверяют, насколько я справляюсь со своими обязанностями.

Командировка прошла успешно, в последний день часов в шесть деловые встречи и рабочие переговоры закончились, экскурсии по заводу завершились, и нас повезли в ресторан. А надо сказать, что на заводе в тот день было две делегации такого уровня, на которых должно было отметиться высшее начальство – корейская и итальянская. И если на экскурсиях мы лишь слегка соприкасались с итальянцами, то на ужине всех иностранных гостей было решено усадить за одним столом.

Расселись, тосты, речи, здравицы и два переводчика. Мой коллега переводил с русского на итальянский и обратно, а я, соответственно, с русского на английский и с английского на русский.

Часам к девяти застолье подошло к фазе, когда все комплименты сказаны, выпито уже очень изрядно и банкет переходит в неформальную фазу. Тут вдруг встает итальянец и, пьяно улыбаясь, говорит что-то, а переводчик переводит: «Анекдот про карабинеров». Итальянец, видать, вспомнил про себя этот анекдот и уже смеется, поэтому понять, что он говорит довольно трудно. Но смотреть на него приятно, даже весело – вот он сказал первую фразу и все итальянцы тут же начинают ржать. Переводчик с итальянского переводит: «Сколько раз карабинеры покупают билеты в кинотеатр?» Итальянцы перевод встречают новым взрывом хохота, видимо ожидая, что после перевода этой фразы будут хохотать все остальные. Русские тоже начинают смеяться, но не потому, что услышали что-то смешное, а потому, что не смеяться, глядя на итальянцев, просто невозможно. Корейцы с нетерпением ждут перевода, для того чтобы быть со всеми в одном информационном поле. Соответственно, все смотрят на меня, я перевожу на английский: «Сколько раз карабинеры покупают билеты в кинотеатр?» – к этому моменту смеются все, кроме корейцев. Наконец, рассказчик справляется с собой и выдает вторую часть дурацкого анекдота: «До десяти раз, потому что контролер каждый раз рвет билеты». Итальянцы, видимо, все знают этот анекдот, но услышав концовку, начинают всхлипывать, сучить ногами и сползать под стол. Один итальянец начинает истошно кричать что-то типа «Прекратите, или я умру от смеха!», как мне, по крайне мере, показалось. Переводчик с итальянского повторяет фразу на русском. Наши, дослушав, начинают смеяться сильнее. Я, пытаясь перекричать смех компании, выдаю концовку на английском: «До десяти раз, потому что контролер каждый раз рвет билеты». Корейцы не меняются в лице, но сразу спрашивать, в чем дело, им, видимо, не позволяет бизнес-этика. Я пытаюсь честно выполнить свой долг и объясняю на своем не сильно родном английском, что карабинеры хотят идти в кино с билетом, потому что они полицейские и должны соблюдать правила, а контролер их каждый раз лишает билета, и они поэтому идут покупать новый, и так десять раз подряд, и, конечно, это очень смешно. Корейцы переглядываются, смотрят друг на друга, потом на директора, как он отреагирует. Директор скупо улыбается, после чего примерно такой же вид принимает и вся делегация.

Среди корейской делегации есть мой непосредственный начальник, он глядит на меня очень строго, он подозревает, что я пропустил или нарочно скрыл что-то важное в переводе, из-за чего корейская делегация оказалась не на уровне. Корейцы начинают разговаривать между собой по-корейски, видимо высказывая разные версии, почему все смеются и в чем суть анекдота. Я не успеваю реабилитироваться, как слово берет начальник иностранного отдела с украинской стороны и, как говорится, с места в карьер начинает вещать:

– Встречаются как-то Мыкола и Степан, и у Степана все пальцы на руках в бинтах. Мыкола спрашивает:

– Шо это у тебя, Степан, уси пальцы забинтованы?

Услышав русско-украинскую речь и видя подавляемый восторг, с которыми наш украинский коллега предвкушает неизбежно приближающуюся кульминацию анекдота, итальянцы, не дожидаясь перевода, вновь начинают ржать и сучить ногами. Наши все-таки ждут продолжения, корейцы начинают тяготиться чужим праздником.

Поскольку английский язык международный, итальянцы дают знак своему переводчику, что они все понимают по-английски и что, мол, с русского на итальянский можно не переводить. Я становлюсь центром притяжения всех взглядов за столом и все глубже осознаю, как я влип.

И тут начальник иностранного отдела завершает свой предательский анекдот:

– Жена мышеловки расставила в кладовке, а попал в них я!

– Та як же ты умудрился?

– Да она, зараза, их на сало ловит!!!

Не буду подробно рассказывать, как я пытался объяснить корейцам, что Мыкола любит «свиной жир» больше, чем мыши. Чем дольше я говорил, тем озабоченнее становились мои корейские коллеги. Моя карьера переводчика была на грани фола, и тут вдруг мне на помощь пришел умница руководитель нашей корейской делегации. Он сказал моему начальнику и всему корейскому крылу: «Do not worry – different culture!»

2017

Свалка, звезды, рок-н-ролл

Будильник звонил в один и тот же час, вернее, в пять часов, и каждый раз в это время Петрович проклинал все на свете. Он надеялся, что организм привыкнет к такому режиму, а организм, видимо, рассчитывал на то, что сам Петрович перестроится на другой.

Особенно было обидно просыпаться в понедельник.

А почему? – рассуждал Петрович.

Да потому, что в субботу, воскресенье люди расслабились, поспали до обеда, выпили, культурно посидели, а тут – бац, все снова-здорово. Петрович был семейным человеком, но семья жила несколько в другом ритме, а потому пересекался он с ней нечасто. Да и интересы у всех были разные: у него – мужские, у жены – женские, у сына с дочерью – подростковые.

Петрович по утрам командовал на кухне, курил в форточку, заваривал чай, вынимал из холодильника «сухой паек» (обычно кусок колбасы и плавленого сыра), который жена с вечера клала в отдельный пакет. После завтрака ехал на завод и вкалывал до обеда, потом шел вместе со всеми в столовую – это был приятный момент в его жизни. Во-первых, всегда было интересно, что дадут на обед, а потом вообще – коллективное мероприятие.

Пообедал – считай, и день прошел. Как в армии когда-то говорили: в обед масло съел – считай, еще день кончился. Служил Петрович давно. Как из армии вернулся – женился, пошел работать, родился сын, следом дочка, от завода дали квартиру. Вот, кажется, и вся биография.

После обеда Петрович еще вкалывал, затем втискивался рабочим плечом в автобус, потом опускал жетон в метро, проходил как сквозь строй через толпу спекулянтов, покупал пачку сигарет, закуривал на ветру, вот, глядишь, и дом стоит – куда ж ему деться.

Дома была жена. Жену звали Клавой. Клава подняла на ноги детей, везла на себе дом, и с этим, кажется, уже ничего нельзя было поделать. В самом начале их совместной жизни Петрович вбегал домой и Клава висла у него на шее – это быстро кончилось, затем был долгий период, когда Клава ждала его и просто встречала, потом еще долго было так, что он любил приходить домой просто потому, что там находилась Клава. С годами и это прошло. Были времена – Клава наряжалась к приходу его друзей, ставила на стол бутылку. Однажды с женой ездили в Воронеж и там ходили на танцы. А как-то раз сильно болела дочка и они всю ночь вместе простояли под окнами больницы; наутро дочери полегчало. Петрович нес дочку, завернутую в одеяло, а жена шагала рядом. Вроде много чего между ними было, и все куда-то подевалось. Отношения складывались не простые. Главное, он не мог понять, чего не хватает Клаве: то ли ей не хватало нежности от Петровича, то ли Петрович ей казался чересчур нежным. Он не мог объяснить, с чего Клава становилась вдруг иногда доброй: сидит на кухне и в окно глядит или кота гладит. И подходи к ней в этот момент, проси чего хочешь – последнюю поллитру вытащит из такого закутка, в котором сам ее не найдешь даже в период жестокого похмелья. В такие дни Петрович раскисал, много говорил и, видимо, портил все дело. Эти периоды он не мог ни предугадать, ни связать со своим поведением, ни вывести из женской физиологии, в силу отсутствия в них какой бы то ни было периодичности.