Гали Манаб - Олигофрен

• Название: Олигофрен
• Автор: Гали Манаб
• Жанр: Русское современное
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-91775-060-6

Автор проводит параллель между двумя социальными слоями населения: пересечение судеб – девочки из обеспеченной, благополучной семьи и мальчика, который был лишен всех человеческих благ с самого рождения.

---

– Посчитай-ка, сынок.

Я посчитал. Там было ровно десять штук. Я обрадовался, если б не десять, я не знал бы, что мне делать, как дальше считать. А дядя Коля спросил:

– Ну и сколько же?

– Десять.

– А всего сколько?

– Десять, – повторил я.

– Горе с тобой, – сказал он. – Каждая бумажка по десять рублей. А все вместе, десять штук по десять рублей, получится сто рублей. Это много.

И он стал объяснять, что сто – это когда одна палочка и два нуля, и это много, больше чем десять. Я был доволен, и мне не терпелось истратить их и понять, на что можно, на что хватит.

Когда меня дядя Коля привез обратно в группу, меня ждал хороший сюрприз, Васю Капустина перевели во взрослый интернат. Мне больше бояться было некого. Я сам был одним из старших на этаже. Я смело подошел к воспитательнице и попросил меня взять на рынок вместе с остальными мальчиками, которые сами получали пенсии. На рынке я купил целую коробку шоколадных конфет, и у меня еще оставалось две бумажные деньги по три рубля. На них я купил жвачки, набил ими карманы. Когда вернулись в группу, я всем раздал по две конфетки, и у меня оставалось еще много конфет. Коробку с остатками конфет я убрал к себе в тумбочку. У меня из тумбочки никто без моего разрешения не мог взять их. Я сам брал оттуда конфеты, забивал себе карманы и ходил в течение дня, ел их. Мне все завидовали. Иногда я угощал маленьких детей. Этих конфет мне хватило на несколько дней. А потом они закончились. Денег больше не было, и конфет тоже.

Мне очень хотелось иметь деньги. Я попросил у дяди Коли. А дядя Коля сказал, что у него тоже деньги закончились. Он меня обманул, я знал, что у него в кармане, в кошельке всегда есть деньги. Я знал, что у всех взрослых всегда есть деньги. Но как мне к ним добраться я не знал.

Однажды, проходя по коридору мимо раздевалки, я увидел, как двое воспитателей с кошельками в руках считали деньги. Денег было много, там были и по 3, и по 10 рублей, и много других цифр, которых я не увидел. У меня глаза загорелись, так захотелось иметь много денег. А воспитатели увидели меня и закрыли дверь прямо перед моим носом.

В ту ночь я никак не мог заснуть. И на следующий день весь день я не находил себе места, жуть, как хотелось поиметь деньги. Теперь решил поступить по-умному, я близко не подходил к раздевалке. Я стоял издали и наблюдал, куда они кладут свои кошельки с деньгами. У кого какая сумка, и в какой шкаф они убирают их. Мне нужно было, во что бы ни стало, своровать деньги. Я еще не знал как я это сделаю. Я даже не предполагал, заимев их, как их буду тратить. Но я был одержим лишь одной мыслью, непременно их заиметь.

Айгуль

Родилась я в Казахстане, вторым и очень желанным ребенком у родителей. У меня еще есть мой любимый братик Кайрат, который старше меня на два года. И все свое детство прожила в районном поселке под областным городом Тараз. Город раньше имел другое название – Джамбул, а потом его переименовали в Тараз. Мама у нас работала бухгалтером в районном потребсоюзе, а папа работал технологом на мясном комбинате. Все воспоминания моего детства связаны с братом. Мы с ним были очень дружны. А еще мои воспоминания о детстве сводятся, как ни странно, к мясным и колбасным изделиям, которых у нас в детстве было более чем в достатке. Может быть, поэтому я считалась девочкой из материально благополучной семьи. Родители нас баловали. Сказать, что они нас любили, не сказать практически ничего. Они в нас души не чаяли. Мы ни в чем не знали отказа. Любое наше желание исполнялось родителями беспрекословно. Захотели мы, допустим, в какой-нибудь престижный лагерь на лето, пожалуйста. Папа доставал нам путевки, и даже сами родители на машине отвозили нас туда. Захотели, допустим, на зимние каникулы в какой-нибудь детский санаторий в Анапу, пожалуйста, без проблем, папа сделает. А шмотки у нас были сплошь заграничные, привозные. Дядя Серик, папин брат, работал атташе в посольстве Казахстана, и по роду своей деятельности часто бывал в загранкомандировках, и постоянно привозил нам с братиком и моим родителям много всяких заграничных «диковин», которых, пожалуй, в нашей стране нигде не купить было. Дядя Серик – младший брат моего отца, но нами он всегда воспринимался не как дядя, а как старший брат. Может быть, потому, что он был моложе папы, а, может, потому, что, хоть он и женат был, у них не было детей. А жена его, тетя Назым – оперная певица, известная всему Казахстану. Она женщина высоко культурная, творческая, тонкая во всех отношениях, как все люди богемы. В быту совсем не пригодная ни к чему. В хозяйстве она не мыслила ничего. Готовить? Да вы что, тетя Назым и кухня – это вещи несовместимые даже в мыслях. Уборка, стирка? Спросите, знает ли тетя Назым о существовании пылесоса, стиральной машины и прочей земной ерунды? А родить ребенка для тети Назым – это всемирная катастрофа, это конец света.

Зато она очень хорошо разбирается в высоком искусстве, в высокой моде и вообще во всем высоком. Да и вообще ей некогда подумать о «низком», о земном. Ей всегда, в любое время суток, надо быть «в форме»; выглядеть не просто хорошо, а на все 100 – маникюр должен быть обязательно безупречным, лицо должно обязательно выглядеть безупречно свежим, ни в коем случае не заспанным, не уставшим или выражающим недовольство чем-либо вообще. У нее строгий режим, которого она даже под дулом пистолета не нарушит. И самое главное сокровище в ее жизни, ради сохранения которого она пожертвует чем и кем угодно, – это ее голос. Этот драгоценный голос можно в полном объеме услышать только на сцене, когда она поет на концертах, или, если повезет, то на репетиции. А в остальное время она ограничивается очень скудной речью, дабы сберечь его, драгоценного. Телефонные звонки? Да никогда в жизни она не будет отвечать на них. Телефона, как отдельное средство связи, для нее не существует в природе. Для этого есть определенный человек. А на приемах на высшем уровне, на богемных тусовках, которые иногда приходиться ей посещать, она ограничивается милой, кратковременной улыбкой. И то через раз. Кто-то удостаивается этой улыбки, а кто-то и помечтает о ней.

А для родственников ее общество вообще дефицит. За все свое детство, пока я жила с родителями, я лишь один раз видела ее воочию, живьем, не по телевизору. На свадьбе у дяди Марата, еще одного брата отца. Свадьбу справляли в Астане, в каком-то крутом ресторане. Помню, тогда тетю Назым все ждали больше, чем невесту. Она приехала в середине свадьбы, вся блестящая, под ручку с дядей Сериком, в окружении целой свиты из шикарных мужчин, которые несли огромные корзины с великолепными букетами цветов. Заходя в зал, она лишь своим одним видом произвела целый фурор. Она затмила всех дам, присутствующих в зале, не говоря уж о «бедной» невесте из богатой семьи, считающейся не последней красавицей в своем обществе.

Несмотря на все ее великолепие, тетя Назым нам с Кайратом не нравилась. Она была вся какая-то неестественная, не живая, как красивый музейный экспонат. То ли дело наша мама. Она у нас самая красивая, самая настоящая и самая теплая. А как она у нас умеет готовить! Все мое детство мне казалось, что наша мама лучше всех готовит бешбармак. Это наше национальное блюдо, которое состоит из мяса и из мучных пластов, которых отваривают в мясном бульоне и подают вместе с мясом.

У нас с Кайратом было счастливое детство. Мы были настолько дружны, что были всегда вместе. Я не представляла жизни без него. Даже когда пришло время меня отдавать в детский садик, как мне потом рассказывали, я так плакала, что хочу быть вместе с братиком, что родителям пришлось договариваться с заведующей детским садом, чтобы нас не разлучали. И несмотря на разницу в возрасте, весьма заметную в тот период, мы с братиком ходили в одну группу.

Когда Кайрату исполнилось 7 лет, его отдали в школу. И я помню, как я закатила истерику родителям, чтобы мне тоже вместе с братиком ходить в школу. К 5 годам я знала почти все буквы, умела считать до 10 и обратно, как требовалось для ребенка, идущего в первый класс. Еще бы, я же ходила в подготовительную группу вместе с братиком, во всем ему подражала и старалась не отставать от него ни в чем. Родители меня звали «скороспелкой».

Когда я подросла, как-то с мамой у нас состоялся доверительной женский разговор. Оказывается, у мамы по молодости были проблемы чисто женского плана. Выйдя замуж за папу, мама долгое время не могла родить. Вернее, беременеть она беременела, но у нее бывали постоянные, как в медицине это называется, привычные выкидыши. У нее, как считали медики, матка была слабая, и предполагалось, что она вообще не способна доносить плод до положенного срока. Причиной такому обстоятельству, по словам медиков, служило то, что мать в молодости занималась художественной гимнастикой.

А родители, конечно же, мечтали о ребенке. Для папы пол ребенка не имел значения. А мама тайно мечтала только о дочери. Папа возил мать по всему Союзу по светилам медицины. Она долгое время лечилась во всесоюзном центре матери и ребенка в Москве, и, наконец, на шестом году семейной жизни, в свои немалые 30 лет матери удалось сохранить пятую по счету беременность, и родился долгожданный их первенец, мой братик Кайрат. Родители были от счастья на седьмом небе. Врачи не советовали матери больше рожать. А как же несбывшаяся мечта о дочери, о маленькой «принцессочке Будур»? Мама тайно продолжала мечтать о рождении дочери. Она интуитивно чувствовала, что она обязательно родит дочку, порой сама пугаясь одержимости своей тайной мечтой. И время поджимало, возраст. Забеременев в очередной раз чуть больше, чем через год, мать решилась попробовать оставить все как есть, т. е. попытаться сохранить свое «интересное» положение. Она не обратилась к врачам, даже отцу не говорила о своем положении, боясь, что отец не разрешит ей рисковать своим здоровьем. Шестая по счету беременность вопреки всему протекала хорошо. И кризисный период привычного выкидыша прошел. Лишь на пятом месяце беременности она осмелилась поставить отца в известность. Отец воспринял эту новость с величайшим восторгом, но маминых взглядов насчет игнорирования врачей не разделял, и мама была вынуждена обратиться к медикам. Медики, страховщики, прогнозировали возможность неблагоприятного исхода, предлагали срочно госпитализироваться. Но мать, прислушиваясь к женской интуиции, посчитала, что больничная обстановка угнетающе подействует на ее психическое состояние и, уповая на одного всевышнего, как она выразилась, отказалась. И осталась в кругу любимой семьи ждать желанную свою «принцессу Будур». Ровно в 26 недель у мамы начались преждевременные роды. Едва ее успели довезти до роддома, в приемном покое, не дожидаясь пока роженицу поднимут в родильное отделение, на свет появилась я. С маленьким весом, глубоко недоношенная. У меня, оказывается, как мать с ужасом восприняла тогда эту информацию, даже легкие еще не полностью раскрытые были и еще не способные выполнять свою функцию. Т. е. родившийся ребенок считался еще плодом, потому что не способен был самостоятельно дышать. Помимо этого неразвит был еще и глотательный рефлекс. И еще куча соответствующих недоразвитий. И требовалось специальное оборудование для дальнейшего развития плода. Мама была сначала в шоке от всего этого, а затем у нее развилась послеродовая депрессия. Находясь в тяжелом психическом состоянии, она с ужасом ожидала вести о том, что ее недоношенный ребенок, возможно, уже погиб. Вся родня собралась возле мамы и всячески поддерживала ее. По словам матери, получи она в тот момент такое известие, возможно, она больше никогда бы не оправилась от такого состояния. Но вопреки всему я «хваталась за жизнь зубами».