Юрий Лугин - Отведи всему начало

• Название: Отведи всему начало
• Автор: Юрий Лугин
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 2017

Первые две части по жанру можно отнести к «школьной повести», все в целом – что-то близкое к психологическому роману воспитания и взросления. В определенном смысле, достаточно традиционная «любовная история». Время действия: начало 2000-ых. Место действия: рабочий городок в Свердловской области и Санкт-Петербург. Три ключевых момента жизни подростка, когда он становится взрослым. О герое, который сумел стать Личностью, потому что он – личность. На всех трех этапах повествования: «десятиклассник – выпускник средней школы – студент третьего курса».

---

– Обязательно, – он сумел улыбнуться. – А шампанское, шоколад, фрукты?

– Пренепременно-с! И, главное, ананас не забудь. До скорой встречи, Аркадий Иванович!

Дома от избытка чувств он не находил себе места, являя собой иллюстрацию к известной поговорке «Дурная голова ногам покоя не дает». Голова от неслабого завихрения самых противоречивых мыслей реально гудела. Но даже в запредельно смелых мечтах Виктор не мог поверить в то, во что верить ему очень хотелось. В то, что Галя предложила ему участие в конкурсе не просто так и что совместные репетиции изменят к лучшему ее отношение к нему.

Однако и самого страшного не случилось. Что он герой не ее романа, Галя дала понять сразу, но к этому пока еще он мог относиться спокойно. Чему быть, того не миновать, но это будет не сегодня.

Потом Виктор взялся за «Преступление и наказание». Читал с неожиданным интересом и внезапным волнением, что с ним редко бывало при чтении произведений из школьной программы.

Через полтора часа, отложив книгу, Виктор замер, вытянулся на диване в полный рост, устремив глаза в потолок: «Интересно, а убивал Свидригайлов Марфу Петровну или нет?»

И его внезапно обожгло: «А ведь убил! Не зарезал, не застрелил, не задушил – убил, может, резким словом, упреком. Тем, что, узнав про сплетни о Дуне, на Марфу Петровну в сердцах кулаком замахнулся…»

Во двор Галиного дома он вошел, сутулясь от страха быть увиденным – неважно кем. Осенью, когда быстро темнело и улица Майданова погружалась в непроглядную черноту (из 12-ти расположенных по длине улицы фонарей в лучшем случае горели два-три), Виктор часами стоял напротив Галиных окон, но лишь дважды осмеливался торопливо, опустив накрытую капюшоном голову, пройти через двор мимо ее подъезда. В тот самый, в который, стиснув зубы и сжав кулаки до побеления, вошел сейчас. Медленно поднялся, не отрывая руки от перил, которых наверняка касалась ее рука, на площадку четвертого этажа, замер перед дверью с заветным номером.

(Галин адрес он узнал нечаянно, не осмеливаясь спросить его ни напрямую, ни намеком у общих знакомых. И ему просто повезло. В конце первой четверти, когда у учителей извечная запарка с заполнением классных журналов, на уроке истории Анна Григорьевна попросила Виктора отнести журнал 10-го «А» в учительскую. И он, пока шел по двум рекреациям, успел на последних страницах журнала прочитать данные о Галине Калининой: день рождения, имя-отчество родителей, место жительства…)

Позвонил.

Услышав за дверью шаги, на лице неимоверным волевым усилием вылепил выражение независимое, слегка ироничное.

– Приветик, заходи! – Галина посторонилась, пропуская его в прихожую. Он вошел, всерьез опасаясь, не осыпалась бы штукатурка от биения его сердца.

Чуть легче стало, когда он молча и торжественно протянул Галине средних размеров ананас, купленный в овощном отделе магазина «Меркурий», куда он по наитию завернул по пути.

Галя, взяв в руки подарок, округлила глаза и потеряла дар речи. Правда, ненадолго.

– Вау!!! – сказала она, машинально – или демонстративно с намеком? – пытаясь зеленую метелку ананаса понюхать.

– Как и обещал, – пробурчал с неловкостью Виктор.

Про цветы он думал и даже знал, где можно купить в городе самые свежие и красивые розы, но заявиться с цветами к Гале на этот раз не решился.

– Не стесняйся, будь как дома, но держи себя в руках и контролируй… свои бурные эмоции, господин Свидригайлов! А то знаем мы вас. И про гормональный взрыв наслышаны-с! А я девушка беззащитная, родителей дома нет, на помощь прийти некому…

Галя, не оглядываясь, первой прошла в комнату – домашняя, раскрепощенная, в легких домашних брючках и в обтягивающей тело оранжевой футболке с короткими рукавами; а Виктор, пока расшнуровывал ботинки и пристраивал куртку на гардеробную вешалку, мучительно искал ответ на вопрос: а зачем она это делает, зачем позволяет себе кокетничать, если на самом деле он ей безразличен, и как ему ответить на Галины слова про «беззащитную девушку»? Сообразил и, презирая себя за ернический тон, в комнату входя, выдал:

– Но позвольте, Авдотья Романовна! Ежели мы собираемся репетировать, то я по роли вроде как обязан схватить вас в объятия, обнаруживая явную нескромность и преступную пошлость своих намерений!

Слово «намерений» он произнес с ударением на третьем слоге, что, как ему казалось, соответствовало 19-му веку.

– Размечтался!

– А что ты сделаешь? «Так значит, выстрелишь, зверок хорошенький?»

– Мы уже репетируем? Проходи, садись, я сейчас, – она вышла, а Виктор перевел дух и огляделся: «Покажи мне, как ты живешь, и я скажу, какая ты…»

Комната и все, что ее заполняло, вызывали у него болезненный интерес: в девичий дортуар он попал впервые.

Книжный шкаф в углу, содержимое которого возбудило в нем чувство зависти, как и компьютер с пузатым монитором на столе у окна. (Компьютеры в их городке, несмотря на то, что весь мир уже второй год проживал в двадцать первом веке, были редкостью и все еще считались символом достатка). Музыкальный центр рядом с диваном, гитара и плакат с Виктором Цоем на стене… Фотографии за стеклом на полках в книжном шкафу, одну из которых, где Галя была запечатлена в легком летнем платьице, ему нестерпимо захотелось украсть…

Галя вошла, церемонно вкатывая сервировочный столик с двумя чашечками дымящегося кофе и тарелочкой домашнего печенья.

– Угощайся!

– Роскошь! Блаженство! Тронут! Весьма!

Галя пояснила:

– Гостей, прежде чем говорить о деле, принято поить чаем или кофе. Говорят, это позволяет создать легкую непринужденную обстановку. И учти… Судя по содержанию твоей записки… – договаривать она не стала.

Ее слова были намеренно обидными в расчете на то, чтобы он не смел сокращать ту дистанцию, которую она между ними определила и которая ее вполне устраивала. И вопрос, а почему она позволяет себе слегка кокетничать с ним, для Виктора разъяснился окончательно: а просто так! По привычке.

Странное дело, из-за невысказанного Галей, но легко угадываемого по поводу его записки, Виктор пожалел, что у него не хватило смелости вместо одной строчки написать все четыре:

Я сам не знаю, что со мною,
Попавшим в плен несбыточной мечты;
Но счастлив я, что встретился с тобою,
И счастлив тем, что есть на свете ты.

Вслух же на недосказанное Галей он ответил:

– Понял. Кстати, у Льва Гаврилина есть забавная миниатюра: «Приглашал кот соловья в гости: «Прилетай запросто: может, и споешь… Если успеешь!»

Галя улыбнулась, взяла чашку, кивком приглашая Виктора угощаться, села рядом.

Виктор, смущаясь, кофе пригубил, отломил кусочек печенья…

Его трясло от ее присутствия, отнюдь не образно обдавало жаром. И он, наверное, умер бы, догадайся она, что именно он чувствует. Но в то же время Виктор испытывал непередаваемое блаженство, о котором и мечтать не осмеливался еще несколько часов назад.

Галина между тем – не врут люди про женскую интуицию! – о его переживаниях догадывалась.

– Кушай печеньице, Витенька, не стесняйся! Сама, между прочим, готовила!

– Из твоих рук, милая, я готов выпить даже яд, – пробормотал Виктор, не переставая про себя удивляться: и с чего его вдруг понесло игривым тоном озвучивать всякую фигню?

Галя всплеснула руками:

– Ну вот! Гадюкой обозвал! – и легонько ударила его кулачком в бок.

На несколько секунд Виктора замкнуло – точно так же, как в начале октября, когда на субботнике по очистке школьной территории расшалившийся Валерка Карасик нечаянно толкнул Галину в его сторону.

Потом он с удивлением подумал: «Фигня фигней, а действует!» – и почти расслабился.

Он пытался шутить. Вернее, не в силах преодолеть смущение, утрировал его, якобы юмористически смущение изображая:

– Да что ты, Галя! Гадюки – они, хотя и красивые, но маленькие. Я сравнил бы тебя с анакондой, которая душит жертву, обнимая.

Галя с наигранным испугом отодвинулась от него в угол дивана, черные, с антрацитовым блеском глаза ее с прыгающими в глубине веселыми бесенятами выразительно сощурились.

– Про «обнимая» не по сюжету. С вами все ясненько, Виктор Свидригайлович, – она обличительно погрозила пальчиком. – Потаскун! Кто про что, а вшивый все про баню!

– Неправда ваша, – Виктор «обиженно надул губы». – И не вшивый я вовсе.

– Ага! Значит, насчет потаскуна не против?

– А чё сразу потаскун? Вполне здоровая реакция, между прочим, юношеского организма на присутствие очаровательной девушки, – Виктор, чем дальше, тем больше обалдевал от того, что способен говорить с Галей в привычной ему насмешливой манере, которую давно уже выработал для общения с другими девчонками и которую озверело ненавидел, потому что не мог не презирать девчонок, позволявших разговаривать с ними в подобном тоне.

– Та-а-ак… Еще слово на эту тему, и мы услышим звук пощечин!