Александр Пешков - Таежная вечерня (сборник)

• Название: Таежная вечерня (сборник)
• Автор: Александр Пешков
• Жанр: Русское современное

Повесть «Таежная вечерня» написана на основе реальных событий. Бывший детдомовец однажды в тайге увидел гибель двух медвежат от рук браконьеров, похоронил зверят, построил часовню на их могиле и остался жить рядом. Это повесть о сложных отношениях главного героя с полуприрученной медведицей, с пришедшими из монастыря священниками для освящения часовни, с туристами и праздными людьми, с девушкой Катей, искавшей в нем защиту.

Повесть «Первое имя» – о неожиданном повороте в любовной истории двадцатилетнего парня, приехавшего в деревню работать в доме-музее поэта Серебряного века, жившего здесь в ссылке. Главный герой находит дневники ссыльного поэта, он пытается понять его судьбу и сравнивает чувства, описанные много лет назад в дневнике, со своей влюбленностью.

Шесть рассказов посвящены природе и людям Сибири. Их герои – охотники и рыбаки, художники и бродяги – люди, попавшие в сложные жизненные ситуации.

Знак информационной продукции 12+

---

Она накинула на круглое плечо потертую лямку, обняла баян руками, будто согревая его, и задумалась. Она словно превратилась в хрупкую девочку, сидящую на концертном стуле, упираясь острым подбородком в холодную планку баяна и чуть отталкиваясь носками белых туфель от пола.

– Детская восточная песенка про цыплят! – сказала Катя громко и запела: – Гип-гип, джу-джа-ляри!..

Там, где кнопки не выдавали нужный звук, она нетерпеливо хлопала пальцами по перламутровой планке:

– Гип-гип, джу-джа-ляри! Гип-гип, – Катя запнулась. – Короче, песня про то, как цыплята клюют зернышки!

Красные всполохи от печи плясали на бревенчатой стене, наполняя дом искрами детского праздника.

– А с десяти лет я на свадьбах играла! Нас с мамой приглашали…

Снег валил и валил, за окном был слышен его нескончаемый шорох. В такие вечера им казалось, что они оторваны от всех людей на сотню верст, а от прошлой жизни – на сотню лет.

– Когда же он кончится? – тоскливо смотрела гостья в окно. – Придется на лыжах идти!

12

Освещенные утренними лучами облака были белее снега, который казался серым, еще дремавшим меж заметенных пихт. От ветра или пролетевшей птицы снежинки слетали с ветвей с особой морозной сухостью.

Саня встал на лыжи и пошел за поваленными осинами, пока их окончательно не скрыло снегом.

Морозец был слабый.

Ноябрьское солнце только к полудню проняло тайгу. Подтаявший на пихтах снег слегка парил, сочился каплями, а то и вовсе соскальзывал влажной плюхой вниз, заставляя качнуться освободившуюся ветку и вызывая тем беспокойство у мелких птах.

Желтый солнечный луч зацепился за лыжный след позади Сани и покатился вниз до замерзающей реки, превратившейся уже в темный ручей.

На белых склонах виднелись свежие заячьи следы. Вчерашняя лыжня была взбуровлена напрочь их ночными бегами.

Пройдя соседний лог, Саня почувствовал какую-то вялость. Лыжи утопали в рыхлом снегу, идти было трудно. Поднявшись еще немного по гриве, он совсем запыхался и решил вернуться. В тайге нельзя метаться или идти против воли. Если нет дороги в одну сторону, значит, нужно идти в обратную.

В это время дома Катя стирала белье, на печке в кастрюле грелась вода. Вдруг под окном заскрипел снег. С морозным грохотом упали чужие лыжи возле крыльца.

Слышно было пьяное сопение:

– Соловей, выходи!

– А, черт, крепление примерзло!..

Катя убрала с полки начатые иконы, оставив только Деву с медвежонком, и в дом ввалились два мужика. Видимо, туристы:

– А где хозяин?

– В тайге, – продолжала она шоркать в тазике.

– А ты что, прачка у него? – засмеялся краснолицый парень, его рыжие жесткие усы были облеплены мутными ледышками.

Это был Паша-Буча, в красной ветровке, с красным лицом и крупным мясистым носом. Однажды зимой он колол дрова и, сняв свою норковую шапку, разрубил ее на макушке. Спросили: зачем? Буча ответил: жарко!

Гости раскрыли свои рюкзаки, достали бутылку водки и колбасу. При этом они роняли носки, ложки и парафиновые свечки.

– Стаканы дашь? – спросил другой парень. На его бледно-желтом лице выступила испарина. Он обшарил Катю взглядом: и грудь, и бедра, и косу. Одна из туристок, ходившая с ним в походы, сказала, что он будто шмель, – от цветка к цветку, – обирает пыльцу надежд. Так и закрепилось за ним это прозвище – Шмель. К тому же и внешне он был похож: лобастый, большеголовый, с сильными волосатыми руками и тонкими цепкими пальцами.

– Своих-то нет? – спокойно поинтересовалась Катя.

– Пусть Соловей капли оближет! – насмешливо распорядился краснолицый Буча.

Они скинули куртки, оставшись в потных майках.

Катя поставила перед ними два стакана.

– А себе? – спросил Буча, слизывая катышки с усов.

– Я с незнакомыми не пью!

Буча сделал вид, что удивился, но лишь для того, чтобы проорать хриплым голосом:

– О как! Да нас вся тайга знает!.. Мы и Соловья помним, – он подрезал ладонью воздух ниже стола, – еще вот таким!

– Мы уже три избы спалили! – подтвердил Шмель, почти ласково, потом засмеялся. – Не бойся, твою не тронем!

Катя взяла тряпку:

– Погодите, я протру!

– Да ладно, нам не спать на нем, – медленно произнес Буча, доставая из кармана трубку.

13

Подходя к дому, Саня заметил отчаянный рывок дыма, будто он прочищал закопченное горло трубы. Возле крыльца стояли лыжи, валялись рюкзаки: темные пятна от пота уже подернулись инеем.

– Вот и хозяин! – приветствовал его Шмель.

Раньше он никогда не называл Соловья хозяином: ни уважительно, ни насмешливо. А Буча налил водки и протянул ему, будто эстафетную палочку:

– Такую кралю отхватил, Саня!

Катя улыбалась, но гостям была не рада. Она стояла возле них с какой-то странной покорностью.

– Смотри-ка, – Буча кивнул на березовые топорища с изящным загибом. – Соловей даже вырезать стал фигуристее!

– Говорят, ты ее выменял? – спросил Шмель. – На медведицу свою: баш на баш!

– Соловей может, – подтвердил его друг. Он смотрел на Саню так, будто хотел сказать: дуракам везет.

Саня бочком прошел мимо них, повесил варежки над печкой, подобрал упавший со штанины снежный катышек и бросил в ведро. Катя смотрела на него, и ей хотелось, чтобы он перекрестился сейчас на свою икону.

– Изменился ты, Соловьюша! – похвалил Буча, шумно высасывая из трубки дым. – Похорошел!

– А он линяет два раза в год! – засмеялся Шмель, глядя на девушку. – Посмотрим на него весной, если Катюха не сбежит! А, Катя? Останешься у него?

Обычно туристы не интересовались Саниной жизнью, но сегодня вели себя по-другому, и причиной тому была Катя. Это перед ней Буча лениво выгибал спинку:

– Хорошо, что медведица сейчас спит!

– Страшно было идти? – Катя поставила чайник на печь.

– Нет. Потому что теперь можно консервы оставлять в своей избушке!..

– А раньше?

– Летом спрятали на чердаке, пришли – банки разбросаны, а сгущенка съедена! Санина подружка нашла!

– Точно она?

– Она! Тут другое непонятно, – нарочито долго пожал Буча крепкими полными плечами, – как отличила тушенку от сгущенки? Ведь банки одинаковые и без оберток! Сгущенку съела, а тушенку не тронула!

От нетерпения Катя стряхнула капли воды с ладоней:

– Ну, как?

– Она номера знала на крышках! – сказал Буча так тихо, что если бы кто не расслышал и повторил вопрос, то обрушил бы на себя волну смеха. А так смеялись все поровну!..

– А вы приносите сгущенку к нам! – предложила вдруг Катя.

– Так Саня съест! – воскликнул Шмель.

– Нет, я не дам!

– Ну, точно! – будто невзначай, Шмель задел девушку рукой и даже пощупал ее плечо, – сменял одну медведиху на другую!

Отдохнув пару часов, туристы собрались идти дальше. Когда они уже встали на лыжи и надели рюкзаки, Катя окликнула Бучу:

– Зажигалку забыл, – и добавила, будто дразнила: – Золотую, с красным фонариком!

– Дарю!

– Вообще-то она моя! – подмигнул девушке Шмель. – А ему жена спички положила. Она у него заботливая!

– Ага, она положит! – рассердился вдруг Буча и даже с какой-то злостью посмотрел на Соловья. – Всегда стоит возле рюкзака и смотрит, будто я чего лишнего унесу!..

Катя спрятала зажигалку в кулаке:

– Приходите еще!..

– Жди, Катюха, придем!

Два огромных рюкзака скрылись на тропе. Шли ребята неровно, видно было, как вздрагивали кроны деревьев на их пути, обрушиваясь снежными комьями.

– Метель начинается, а они пьяные! – забеспокоилась Катя. – Еще потеряются!

Но Соловей только махнул рукой:

– Теряются те, кого ждут!..

Весь день Саня держал в памяти: «приходите еще», узнавая в голосе девушки те же самые нотки, когда окликнула она его на окраине Салагира. С какой-то мгновенной ясностью он ощутил прежнюю бездомность, что была в нем в тот осенний вечер. Будто то была окраина его жизни. И после он только возвращался к себе, открывая заново свою душу и свою веру.

– А зачем ты иконы скрыла?

– Не знаю, – пожала плечами. – Они не защищают тебя! – Катя пощелкала зажигалкой. – Даже хуже, могут тебе несчастье принести!..

Она не рвалась больше уйти, но, как чувствовал Саня, ждала случая по-другому устроить свою жизнь…

Прошел месяц.

Катя отмыла и выскребла коричневую накипь в чайнике и в кружках, вытряхнула пыль из одеял и матрасов, обтерла книги от сажи. Каждый вечер она умывалась при свече, стирала что-то и вешала сушиться в своей комнатке. При этом строго предупреждала: «Ко мне не входить!»

Однажды Саня признался ей, что все детство мечтал о пирожках с картошкой.

– А ты меня научишь петли ставить? – как бы взамен предложила Катя. Но была в ее голосе какая-то другая просьба.

– Зачем тебе?

– Хочу попробовать.

– Да я сам не умею, – признался Саня с досадой, будто речь шла о чем-то или ком-то другом. Была у него характерная черта: признаваясь в чем-то совсем пустяковом, он поневоле приоткрывал более сложную тайну своей натуры. Саня давно заметил, что Катя боится его. Особенно когда она ходит в баню и жалуется на то, что пол скрипит как-то странно, будто кто-то подкрадывается к ней. Умел он петли ставить! Знал, как подловить зайца: где он разгоняется с горы, когда бежит к воде. Но стыдился, будто это было нечестно.