Владимир Бумаков - Записки путешествующего провинциала. Вы никогда не запомните свой самый лучший день просмотра телевизора. Путешествуйте…

• Название: Записки путешествующего провинциала. Вы никогда не запомните свой самый лучший день просмотра телевизора. Путешествуйте…
• Автор: Владимир Бумаков
• Жанр: Русское современное

Серия рассказов и размышлений о событиях, путешествиях и мыслях, которые приходят в голову на свежем воздухе. Иногда эти мысли приходят всего один раз.

---

В Сляжево и в Калинково были паровые электростанции. Улицы с темное время освещались. Не во все дома электричество было проведено, а на столбах лампочки должны были гореть обязательно.

Латвийцы, с которыми случалось общаться уже в войну рассказывали, что до войны они смотрели на все эти наши сенокосы под гармошку, освещенные по ночам улицы деревни и завидовали нашему житью. Они думали, что у нас такая жизнь счастливая наступила. А жили мы тяжело и скудно. Что до войны, что после.

Сами же латвийцы на самом деле жили еще хуже нас. Все они в этой местности ездили на заработки в Курляндию. В этих местах заработать было можно только сбором клюквы, грибов. Земля рожала плохо, болота и глина кругом. Трава растет хорошо, но не более.

Перед войной пришел сюда военный строительный отряд и начали на годе в Нескучном они ДОТ строить. Строили только военные, гражданских не было. Но ДОТ они не достроили, бросили. Долго возле него потом куча гравия лежала большая. Еще один недостроенный ДОТ остался в Островских, на поле.

В деревне нашей до войны сельсовет был, почта, телефон. В колхозе нашем было 14 деревень. Назывался колхоз «Пятилетка». Бывшие поместья в Рыково, Абабкино и Нескучном тоже в колхоз входили. За Абабкино стояла лесопилка. Земли все обрабатывались, лесов, как сейчас не было и в помине. Большое болото, что у деревни Островские видно было из нашей деревни, а до него километра три.

Сразу после начала войны через наши места убегали из Латвии евреи. Пограничников уже не было, вот они и ломились через границу. Много их прошло. Заходили в нашу деревню, спрашивали дорогу на Себеж или Опочку. Отец мой и другие мужики деревенские рисовали им схемы дорог, по которым можно было дойти до Себежа, Опочки и как можно было обойти их. Только одним объяснят, как пройти – приходят другие и опять спрашивают дорогу. Так и бежали они – «цепочкой». Никакого добра с собой эти бежавшие евреи не имели. Шли только с тем, что можно было унести в руках.

Когда немцы заняли Зилупе, они всех пойманных евреев расстреливали в низинке, около железнодорожного моста через речку. Они брезентом загородили эту низинку и там пулемет немецкий постоянно «работал». Много евреев они там уничтожили. Сейчас там памятник стоит.

Как только фронт приблизился к нашим местам, пограничники наши очень быстро ушли. Как они уходили и куда, мы не видели. Просто исчезли и все. Мы боялись ходить в сторону застав, т.к. раньше пограничники всегда запрещали приближаться к их казармам. И на наше озеро нам запрещено ходить было без их разрешения.

Когда в 1941 году через нашу деревню отступал отряд нашей регулярной армии, он остановился на отдых в здании бывшей пограничной заставы в Нескучном. И пока наши солдаты отдыхали, на них случайно наскочили два немецких мотоциклиста. Эти немцы ехали по дороге, что из Латвии шла и искали проезд на Себеж. Наши солдаты этих немцев в плен взяли. Одного тут же на месте расстреляли, а второго сожгли во флигеле, что рядом с заставой был.

В войну мы жили в своих домах абсолютно спокойно. Фронт прошел мимо. У нас большаков рядом нет, деревни стояли на отшибе и боев не было здесь. Мы войну не видели. Только когда отступали наши войска, пришли солдаты и говорят – всем уходить, немец близко. И все. Мы собрали всю скотину, а ее много было: и колхозная и своя и погнали. Но до Блонтов дошли, а там местные нам говорят, что дальше идти нельзя – немцы уже взяли Себеж и Опочку. Мы двое суток отстояли в лесу, потом ребят малых послали в нашу деревню посмотреть, что тут да как. Ребята вернулись, говорят, что деревня наша цела, никого там нет. Там мы домой вернулись. Когда стояли в лесу, очень боялись, что наша отступающая часть, которая проходила через нашу деревню сожжет её. Но не тронули, ушли тихо. И весь 1941, 1942 и половину 1943 года жили мы по домам своим. Немцев не видели почти. Они жили в латвийских заставах, которые ранее занимали латвийские пограничники. Это в Клешах, Федорках. На нашей территории рядом с нами немецких гарнизонов не было. И Борисенки и Гаспарово были не заняты немцами. Из Латвии немцы приходили очень редко к нам уже в 1942—43 годах. Приходили обменять свой керосин или спички на яйца, молоко, мясо. Соль приносили, иногда лекарства какие-то. Нас немцы вообще не трогали. Придут, наменяют что им надо и уйдут. И опять мы их не видим долго.

С латышами, что жили по ту сторону границы мы после того, как прошел фронт, жили очень дружно. Да и латышей то настоящих на той стороне практически не было: одни русские и белорусы. Это за Лудзой уже латгальцы жили, а тут русские. К тому же, на той стороне у многих родственники были. Мой родной дед на латвийской стороне жил, но я его не застала уже живым, бабушкины сестры тоже на латвийской стороны жили.

Поэтому жили с «латышами» хорошо. Ведь при Советах через границу ходить то совсем нельзя было. Пограничники границу держали очень крепко до самой войны. А при немцах граница открыта оказалась. И приходили из Латвии к нам и родственники и просто люди посторонние. У нас в деревне клуб был хороший, на гармошке на танцах играли каждую субботу.

В первое время оккупации, в 1941 и до конца 1942 года немцы местных у нас практически не трогали, только партизан гоняли. Да и партизан то гоняли не те немцы, которые в латвийских кордонах жили, а специальные команды приезжали. А в кордонах немцы жили те, которые после ранений или старики почти. Они мирные были. Мужики наши в то время свободно ходили на озеро, рыбу сетями ловили. При Советах такого не разрешалось.

После войны одним из основных видов заработка в деревне была добыча клюквы. Болота здесь большие, клюквы на них много. С клюквы, собственно и жили, т.к. колхоз почти ничего не платил. Вообще, заготовка в государстве тогда была поставлена хорошо: цена на клюкву, картошку и прочие продовольственные излишки, которые имелись у крестьян, была твердая и позволяла зарабатывать так необходимую наличность. В село приходила грузовая машина, приезжали заготовители и принимали у людей все, что те хотели сдать. Рассчитывались живыми деньгами сразу на месте.

Когда после войны в деревню вернулись уцелевшие жители, то через несколько лет она насчитывала уже 23 двора.

В Лоховне партизаны появились уже в конце 1942 года. И они не наши были. Там и белорусские были и себежские партизаны. Наши деревенские жили в лесу с другом месте. А в Лоховне партизаны гнали самогонку и пьянствовали. И оттуда самолеты за фронт улетали и увозили девок беременных от партизан.

Организовывать партизанское дело начали поначалу какие-то отдельные люди: то ли их специально оставили, то ли они от фронта отстали, не знал никто. И эти парни жили в деревнях: один в Абабкино, второй в Рыково. И они уговаривали местную молодежь, которую в армию не забрали в начале войны, идти в партизанские отряды. И кто-то немцам донес, что эти парни такую работу ведут здесь. Который в Рыково жил парень, тот куда-то пропал и никто про него больше не слышал. А того, кто в Абабкино жил, пришел из Латвии брать целый отряд немцев вооруженных по самую макушку, человек 20. Вывели немцы этого парня из дома и возле липы расстреляли. И ушли обратно в Латвию.

В урочище Лоховня квартировали не наши, не местные партизаны. Там были мужики из деревень, которые ближе к Себежу расположены. И белорусы еще там были. А наши деревенские партизаны в другой стороне прятались, в болоте на Исаковом острове. Моей маме наши партизаны как-то раз привезли два мешка сахару, чтобы она им самогонки нагнала.

Возле деревни Занавка некоторое время пряталась какая-то группа латвийских партизан. И в один из дней на посту там стоял один молодой парень из Латвии. И немецкий отряд незаметно подошел к этому месту и «снял» этого часового. Что было потом с этими латвийскими партизанами, я не знаю, но этого мальчишку зарезанного немцы там и бросили. А после войны сюда приезжали родственники этого паренька. Они нашли в том месте косточки этого парня и увезли их хоронить в Латвию. Нашего местного паренька – Ваньку Писарева, который в партизанах был и стоял на посту около Исакова острова, немцы тоже на посту убили и подошли к лагерю партизанскому и все землянки закидали гранатами. Всех, кто выскакивал, убивали на месте. Так всех мужиков там и порешили. И лежат они там до сих пор. После войны их не решались доставать, мин боялись. У партизан подходы к лагерям обычно сильно минировались.

Еще один лагерь партизанский был в месте, которое у нас называлось Волосатники. Как-то раз в той же Занавке на посту стоял парень из Рукова, Витя Горбачев. Ему лет 16 было. Немцы на посту его живым взяли и заставили привести в лагерь, где партизаны жили. В этом лагере немцы тоже всех партизан уничтожили. Этим отрядом командовал наш школьный учитель Василий Тимофеевич. И его убили. Мой двоюродный брат в живых остался, он в это время на посту в другом месте стоял и в этом бою не участвовал. Погиб он немного позже, подорвался на своей же мине, когда за водой ходил. Из всех наших местных мужиков, которые в партизанах были, жив остался только один паренек из Рукова. Коля Мельников его звали.