Иллона Александрова - Когда время становится отрицательным

• Название: Когда время становится отрицательным
• Автор: Иллона Александрова
• Жанр: Русское современное

Когда время становится отрицательным… всегда начинается другая жизнь. Начинается что-то не менее важное, чем было до, во время, после…

---

Хотя, я уже знала кто. На должность старосты выбирали девчонок, ленинградок, притом первых по списку в группе – моя фамилия была первой. Я стала старостой, не сменяемой за все 6 лет. Я выскочила на сцену, как ошпаренная. На мне были белые брючки и кожаная, черная куртка – многие и запомнят меня такой. Мне всучили какие-то справки, и я кинулась обратно, через зал. Девчонка, сидевшая рядом со сценой, протянула ко мне руки. Я притормозила. Девочка мне понравилась: очень приятненькая, с шапкой роскошных, черных, как смоль, вьющихся «мелким бесом», волос. Так я впервые увидела Ольгу Кубланову, ставшую мне верной подругой на долгие годы. «Кублашка», как я буду потом ее ласково называть, разделит со мной самые радостные и самые трагические моменты моей жизни, она будет оберегать меня, как мать родная, заботиться, практически нянчить и одновременно участвовать во всех моих безумных затеях.

Потом меня еще кто-то остановил, кажется, Юрка и еще кто-то, теперь уже и не помню. Было слишком много эмоций, уровень адреналина зашкаливал, я просто летала. Мне срочно надо было слить, распирающие меня чувства, иначе дело могло, кончится психозом. Шучу, конечно. Я просто была счастлива, но для полного счастья чего-то не хватало. Чтобы умножить эмоции, в данном случае их надо разделить, парадоксально с математической точки зрения, но факт. И я пошла делиться, пошла в гости к моей самой старинной подружке Катьке Шестаковой, с которой мы дружили с двух лет от роду. Мы о чем-то долго болтали, она рассказала: что, будучи на практике от своего Горного института, познакомилась с каким-то старшекурсником, совершенно непреступным, как скала. Я посмеялась и на спор, решила раскрутить его за один день. Любила я такие штучки. Катя была не довольна, но телефон все же дала. Мы договорились о свидании в семь вечера на станции метро «Проспект Просвещения». Я выиграла спор без проблем, к одиннадцати вечера Витька уже объяснялся мне в любви. Мокрый «Просвет» плыл перед глазами, фонари купались в лужах. Было как-то необычно приятно сидеть на крыльце какого-то магазина, прячась от дождя под его крышей.

Перед этим мы долго гуляли, я выливала на голову несчастного парня потоки пламенных речей. Соблазняла, особо не стараясь соблазнить. Почему-то, именно, когда я не очень стараюсь, то стопроцентно добиваюсь успеха. Я получила признание в любви, и с этого момента мальчик мне стал не особо интересен, как отработанный материал. Он проводил меня домой. Завтра меня ждала новая жизнь – первый институтский зачет по физкультуре. Мне уже не было дела, до влюбленного мальчишки, оставшегося там, где-то посреди «Просвета», обильно поливаемого дождем. Он шел, в лужах также кувыркались фонари, он был счастлив, он еще не знал, что на протяжении последующих трех лет его душа будет корчиться в адских муках первой, неразделенной любви…

Пришло утро 31 августа 1990 года, мы собрались на проспекте Морриса Тореза, в третьей «общаге» нашего института. Я вошла в огромный зал, огляделась, надо было узнать, что делать дальше. Ко мне подбежал тот самый симпатичный паренек, которого я видела на лестнице перед 7 аудиторией. Он спросил: – «Где 122 группа?»

– «Отлично, вот стой здесь и кричи, что мы 122-я!» – я, по-моему, сказала именно так и, забрав с собой Маринку, пошла на второй этаж, где располагались залы поменьше, там нас уже ждали «Кублашка» и Ольга Друженкова. Потом мы пошли бегать на улицу; пробежали стометровку и разошлись. Как поется в одной песне: «Я стою у ресторана, замуж поздно, сдохнуть рано», домой явно было рано, и я снова пошла в гости. Рядом жила моя подружка по Белоострову, где мы когда-то снимали дачу, мы не виделись уже 5 лет, но это вряд ли могло помешать моим планам. Тогда я не считала зазорным ходить в гости без приглашения, и была уверена, что мне везде будут рады. Ленки дома не оказалось, мне открыла дверь ее бабушка Екатерина Николаевна; я прошла в дом и стала ждать Лену. У них была большая псина, эрдельтерьер, она полезла со мной обниматься, а я терпеть не могу собак. Екатерина Николаевна стала оттаскивать собаку от меня, а та взяла и цапнула ее за руку. Кожа сошла, как чулок. Я кое-как перевязала бабушку, и позвонила Ленке. Она где-то отмечала свое поступление в университет. Она даже не успела удивиться тому, откуда я взялась, услышав, что произошло, полетела к нам. Остаток дня мы провели в травмпункте. Когда бабушка была спасена, мы привезли ее обратно на каком-то сумасшедшем, безумно скоростном «Запорожце». А потом Ленка провожала меня домой. Мы шли через Сосновку, вспоминали детство, мечтали о будущем, за одно выгуливая эту «милую собачку», которая чуть не съела свою хозяйку. Мы расстались с Леной и уже больше никогда не встречались. Я думаю, что ни она, ни я об этом нисколько не сожалели. Завтра был новый день, первый день осени 90 года.

День, возможно, разделивший мое существование на «до» и «после», или просто рождался еще один новый параллельный мир. Мир, в котором, я буду самой счастливой и самой несчастной. Мне оставалось только войти, сделать шаг, а потом все жизнь искать выход. Утром 1 сентября мы все собрались на главной аллее. Мы очень быстро нашли друг друга, вяло поздоровались, и стали ждать. Я на минутку отошла, встретить маму, а в это время ребята сфотографировались без меня и успели представиться друг другу. Потом на ходу девчонки на перебой рассказывали мне, что вон того красавчика зовут Гриша Алексеев. Да, он действительно сразу приковывал всеобщее внимание: слишком правильные черты лица, умение себя подать. Он был похож скорее на молодого офицера белой гвардии, чем на советского студента. Я не могу сказать, что от него исходило пренебрежение, просто веяло холодом. Мне, почему-то показалось, что флирт с ним может быть занятным. Ольге Друженковой понравился Мишка Пиневский. Она была чуть старше нас, и он ей был ближе по возрасту. Смешно, но тогда, в 18 лет, разница в возрасте в 1 год казалась мне катастрофической, и как видно не только мне. Я помню, когда мы с Маринкой, заглянули в документы Мишки Майзельса в момент распределения по группам и, узнав, что он родился в 1973, мы дружно сказали: – " Фу, какой маленький!“ И еще девчонки назвали имя „Палыч“, вернее даже не имя, а прозвище, производное от фамилии. Я спросила: „А зовут то его как?“ – „Палыч, и все! "– был ответ. Странно подумала я, что можно вот так спокойно, представиться кличкой. Ну, что ж это его проблемы. Палыч, так Палыч…

Нас пригнали в актовый зал ДК им. Карла Маркса, поздравили с поступлением, вручили студенческие билеты, и сказали, что в этом зале мы теперь встретимся через 6 лет, конечно с теми, кто «доживет» до этого светлого часа. Кстати, по пути мне сообщили, что трое наших товарищей уже «парятся» в колхозе. Посмотрев на фотографии в студенческих, мы ужаснулись, ну и лица – просто парад монстров!

Да, и меня опять лишили возможности познакомиться с ребятами поближе, старост посади отдельно, рядом со сценой, а моя группа торчала на галерке. Пока я разбиралась со своими должностными обязанностями, все уже разбежались. И встретились мы уже только в колхозе.

Наши мальчики, почему-то решили, что с нами они еще успеют пообщаться и клеились к другим девчонкам. Нас это задело, но что поделаешь – момент раскола был близок, еще и не узнав друг друга, не попытавшись объединиться, мы уже разбились на два лагеря. Наш малочисленный отряд состоял из Ольги Кублановой, Ольги Друженковой и меня. Маринка заболела и в колхоз с нами не поехала. Парней было больше, они вели себя как старые, хорошие знакомые. Когда мы приехали в лагерь и стали устраиваться, выяснилось, что не хватает посадочных мест и именно нашим мальчишкам. Мы сидели на зеленых скамейках перед лагерными бараками, и ждали решения начальства, играя в карты.

Одну скамейку занимал Алексей Мостовой, он лежал, курил, не принимая участия в игре, и кажется, был поглощен своими мыслями. Я, Ольги и Гришка сидели вместе. На другой скамье, наваливаясь, друг на дружку примостились Мишка Майзельс, Палыч и Юрка Донченко. Рядом вертелся Женька Белжеларский. Где были все остальные – это вопрос. Те трое, с подготовительного отделения, которые приехали раньше нас, наверное, занимались своей работой. Пиневский, как избранный староста бригады, пошел разбираться в ситуации. Мы выдвинули Пиню, так как хотелось везде иметь своих людей и это действительно пригодилось.

А теперь вернемся к картам. Я всегда подозревала, что азартные игры к добру не приведут. Игра, была в самом разгаре, когда я сказала Гришке: – «Выиграешь – поцелую!» И, он выиграл, мы поцеловались. На лице Мостового не отразилось ни каких эмоций. К парням я сидела спиной, и вдруг почувствовала, как чьи-то жгучие глаза впиваются мне в спину. Меня передернуло, мурашки холодные и мерзкие забегали под рубашкой. Кто так смотрел на меня и почему? Мне показалось, что это был Палыч. Он презрительно скривил губы и его маленькие, черные, как угольки глазки сияли не добрым огнем. Я испугалась, кожей ощутила, что сделала оплошность, поцеловав Гришку. Потом будет слишком поздно оправдываться, что это только игра и, что именно так, примитивно, я понимаю свободу.