Хелен Макдональд - «Я» значит «Ястреб»

• Название: «Я» значит «Ястреб»
• Автор: Хелен Макдональд
• Жанр: Зарубежное современное

Смерть любимого отца расколола жизнь Хелен на «до» и «после», однако она нашла необычный способ справиться с горем, взяв на воспитание ястреба-тетеревятника. Страдающая от горечи утраты женщина и крылатый хищник – казалось бы, что общего может быть между ними? Однако с каждым днем они все крепче привязываются друг к другу и все глубже постигают красоту окружающего мира и непреходящее очарование бытия.

---

Итак, я стояла среди «песков-плывунов» Ивлина. Дюны по большей части теперь уже скрыты соснами – лес посадили здесь в 1920-х годах, чтобы у нас была древесина для будущих войн, – и разбойники с большой дороги меня больше не беспокоят. Но все равно есть ощущение опасности, словно что-то притаилось под землей, что-то разрушилось. Я люблю эти края, потому что из всех известных мне мест они кажутся самыми дикими во всей Англии. Но это не та нетронутая дикость, что присуща горным вершинам; это дикость разорения, когда странным образом вступают в сговор люди и земля. Здесь живет ощущение иной истории края; это не только роскошные праздные грезы поместий, но и история промышленности, лесоводства, бедствий, торговли и труда. Лучшего места для встречи с ястребами-тетеревятниками не придумаешь. Эти птицы идеально подходят странному пейзажу Брекландса, потому что их история похожа на историю людей.

И она захватывающая. Когда-то тетеревятники водились лишь за пределами Британских островов. «Существуют разнообразные породы и виды ястребов-тетеревятников, – писал Ричард Блум в 1618 году, – различаемые по своим охотничьим качествам, силе и выносливости в зависимости от тех стран, где они обитают. Но самые лучшие места для их обитания – Московия, Норвегия и север Ирландии, особенно графство Тирон». Впрочем, о способностях ястребов-тетеревятников забыли с началом огораживания, которое ограничило возможности простого люда использовать их для охоты, а также с появлением более меткого огнестрельного оружия, которое ввело в моду охоту с ружьями, а не с ловчими птицами. Ястребы теперь воспринимались как хищники, а не как товарищи по охоте. Их стали истреблять егеря, что было последним ударом для популяции, и без того еле выживающей из-за утраты значительной части естественной среды обитания. К концу XIX века британские ястребы-тетеревятники полностью вымерли. У меня есть фотография чучела одного из последних представителей этого племени, который был застрелен в шотландском поместье; черно-белый снимок птицы, набитой опилками, со вставленными стеклянными глазами. Больше тетеревятников не осталось.

Но в шестидесятых и семидесятых годах двадцатого века любители ястребиной охоты начали потихоньку, неофициально, разрабатывать планы по перевозке этих птиц в Англию. Британский клуб сокольников добился, чтобы за цену покупки и ввоза из других стран Европы одного ястреба-тетеревятника в целях охоты ему разрешалось ввозить вторую птицу и отпускать ее на волю. Одну покупаешь – другую отпускаешь. Это вполне годилось для такого сильного хищника, как ястреб-тетеревятник. Людям нужно было лишь добраться до подходящего леса и открыть ящик. Поддержавшие это начинание сокольники стали так поступать по всей Великобритании. Ястребов ввозили из Швеции, Германии и Финляндии. По большей части это были большие светлые птицы, какие обитают в хвойных лесах. Некоторых отпускали специально, некоторые просто терялись. Но птицы выжили, нашли друг друга и стали создавать пары, тайно и успешно. Сегодня их потомков насчитывается около четырехсот пятидесяти пар. Неуловимые, красивые, обжившиеся на новом месте, эти британские ястребы-тетеревятники наполняют меня счастьем. Само их существование опровергает мысль, что дикая природа – это место, куда человек еще не дотянулся ни руками, ни сердцем. Кое-что в дикой природе вполне может стать результатом человеческой деятельности.

Было ровно восемь тридцать. Я разглядывала маленький росток магонии, высунувшийся из земли, его розоватые листочки напоминали свиную кожу. Потом я подняла глаза к небу. И увидела своих ястребов. Там, в вышине. Пара кружила над лесными кронами в быстро согревающемся воздухе. Сзади на шею мне легла жаркая ровная рука солнца, но когда я смотрела на парящих ястребов-тетеревятников, нос чуял холодок. Я ощущала запах льда, папоротника и сосновой смолы. Ястребиный коктейль. А они парили. В воздухе тетеревятники приобретают очень сложный оттенок серого. Это не грифельный и не голубиный серый. Скорее, это цвет дождевой тучи, и, несмотря на расстояние, я могла различить большую пуховку белых перьев, раскрывшихся веером под их плотными и короткими хвостами, и тот великолепный изгиб и поворот второстепенных маховых перьев крыла парящего ястреба-тетеревятника, которые делают его так непохожим на ястреба-перепелятника. К паре приставали вороны, но ястребы не обращали на них особого внимания, как будто говорили: «Вам что, делать нечего?» Ворона на полной скорости нападала сверху на самца, но он лишь чуть приподнимал крыло, чтобы она пролетела мимо, его не задев. И ворона, птица неглупая, понимала, что под ястребом долго задерживаться не стоит. Брачный танец тетеревятников был не такой уж замысловатый: я не увидела никакого пикирования вниз, о котором читала в книгах. Но им нравилось наслаждаться пространством вокруг себя, прорезывая на разные лады великолепными хордами очерченные в полете концентрические круги. Пара взмахов – и самец оказывается над самкой, потом отходит в сторону, севернее, но вдруг скользит вниз, быстро, словно режет ножом, и начинает мягко выписывать свою каллиграфию под самкой, и тогда она спускается чуть ниже, а потом оба вновь взмывают в вышину. Они кружились вон там, над посадками сосен. И вдруг исчезли. Одну минуту пара моих ястребов чертила в небе линии из учебника физики – и неожиданно все пропало. Не помню, чтобы я переводила взгляд вниз или в сторону. Может, я моргнула. Может, всего лишь это. И за такой ничтожный черный пробел, который даже не фиксирует мозг, они скрылись в лесу.

Я села, усталая и удовлетворенная. Ястребы улетели, в небе было пусто. Время шло. Длина световой волны вокруг меня сократилась. День вступил в свои права. Ястреб-перепелятник, легкий, как игрушка, сделанная из пробковой древесины и салфеток с ароматическими добавками, промелькнул на уровне моих коленей, поднялся в воздух над ежевичным пригорком и скрылся среди деревьев. Я следила за ним, погрузившись в воспоминания. Картины прошлого засияли так ярко, что от них некуда было деться. В лесу пахло сосновой смолой и смолистым уксусом рыжих лесных муравьев. Я чувствовала, что мои пальцы, как в детстве, вцепились в забор из проволочной сетки, а на шее висит тяжелый цейсовский бинокль, произведенный в Восточной Германии. Я скучала. Мне было девять лет. Рядом стоял папа. Мы высматривали ястребов-перепелятников. Они гнездились неподалеку, и в тот июльский день мы надеялись, что они устроят представление, которое нам уже не раз приходилось наблюдать: по верхушкам сосен пробегала рябь, как на море при движении субмарины, и над лесом быстро проносилась птица, мелькал желтый глаз, на мгновение на фоне ожившей сосновой хвои появлялась полосатая грудка, или на суррейском небе вдруг отпечатывался черный силуэт. Какое-то время было интересно вглядываться в темноту между деревьями, в красновато-оранжевые и черные пятна в тех местах, где солнце отбрасывало на сосны свои немыслимые тени. Но когда тебе девять лет, ждать очень трудно. Я пинала основание забора ногами в резиновых сапогах. Ерзала и елозила. Потом вздохнула. Повисла на заборе. И тогда папа посмотрел на меня – сердито и в то же время удивленно – и кое-что мне объяснил. Он объяснил, что такое терпение. Он сказал, что это надо обязательно запомнить: если ты очень чего-нибудь хочешь, то иногда приходится стоять тихо на одном месте, все время помнить, как сильно ты этого хочешь, и быть терпеливой. «На работе, когда я делаю фотографии для газеты, – сказал он, – мне приходится иногда сидеть в машине часами, чтобы снять то, что мне нужно. Я не могу встать, чтобы выпить чашечку чая или даже сходить в туалет. Приходится быть терпеливым. Если хочешь увидеть ястребов, ты тоже должна быть терпеливой». Отец говорил серьезно и убедительно, вовсе не раздраженно. Он пытался внушить мне истину из мира взрослых, но я, угрюмо кивнув, уставилась в землю. Его слова были похожи на нотацию, а не на совет, и до меня не доходил их смысл.

Однако человеку свойственно учиться. «Сегодня, – подумала я, – мне не скучно, и я уже не девятилетняя девочка. Я терпеливо ждала, и ястребы прилетели». Я поднялась медленно – ноги слегка затекли из-за того, что так долго не двигались, – и заметила, что держу в руке небольшой клочок ягеля, маленький кусочек ветвистого, бледного, зелено-серого лишайника, который может выдержать практически все, что ему уготовит судьба. Вот это настоящее терпение. Хочешь – положи ягель в темное место, хочешь – заморозь, хочешь – высуши так, что он начнет рассыпаться, мох все равно не погибнет. Он заснет и будет ждать, когда ситуация улучшится. Это впечатляет. У меня на ладони лежал маленький ветвистый шарик. Он почти ничего не весил. Повинуясь внезапному порыву, я положила это украденное крошечное напоминание о дне, когда я видела ястребов, во внутренний карман куртки и поехала домой. Через три недели, когда я смотрела на этот самый клочок, позвонила мама и сказала, что папа умер.