Дмитрий Балашов - Юрий (незаконченный роман)

• Название: Юрий (незаконченный роман)
• Автор: Дмитрий Балашов
• Издательство: АСТ
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-031954-1

Последний незаконченный роман известного современного писателя Д.М. Балашова (1927–2000) завершает серию Государи московские.

---

– Токмо одно выскажу! – решился Сергей. – Не возможет так сотворить, что недостойный правитель, как в Царском городе иные из Палеологов, – начнет расточать земли и города, дарить их правителям чужих земель и приведет в скудность землю отцов своих?

– На то есть церковная власть! – твердо возразил Фотий. – Она должна не позволить набольшему губить страну! Без духовного крещения никакая власть не крепка! – сказал и замолк. И Сергей замолк, думая про себя: «Но ты умрешь и придет иной из земель заморских, и что тогда? Быть может, сейчас, именно теперь – и не далее! – стоило бы отступить от Алексиевых заветов и избрать Юрия? Хотя бы до поры, егда Василий подрастет и возможет править землей!» Подумал так и тотчас понял, что подумал нелепицу. У Юрия сыновья. От власти легко не отрекаются, будет новая замятия!

Фотий, будто услышав эти молчаливые сомнения Сергея, глянул на него искоса. Присовокупил:

– Чернь седни бает одно, завтра другое, как ей на душу ляжет – на чернь полагаться нельзя. Надобно слушать людей смысленных! Надобно глядеть в даль времен! – примолвил, уже не глядя на Сергея, и лицо его осветилось то ли от солнца, наконец-то прорвавшего хмурую преграду туч, то ли внутренней духовной верою, от которой и прежде лик Фотия временами становил светоносным.

– Дак не заратятся нынче? – вопросил Сергея еще раз.

– Не должен! – молвил Сергей.

Попросить о серебре стало совсем неудобно, так и ушел бы без вопрошания, но Фотий заметил, понял, спросил.

– Племянника обокрали! – с неохотою отозвался Сергей. – Соль куплял! Дак купец дал по грамоте, в долг.

– Сколь надобно?

Сергей, краснея, назвал сумму. Фотий ударил в серебряное блюдо, подвешенное на цепях. Вбежал служка. – Казначея ко мне! – приказал Фотий. И, уже отдавая Сергею кошель с серебром, присовокупил:

– Селецкую волость не забудь! Рассчитаешься с казначеем, когда привезешь дань! Дома-то у твоих все хорошо? (О смерти родни Сергеевой Фотий уже знал.)

– Благодарствую! – возразил Сергей, склоняя голову. – А новых смертей пока нету!

– Иди! – разрешил Фотий. – Да запомни, что такого устроенья власти, какое предложил Алексий, нигде более нет!

На крыльце слышнее стал птичий грай, конское ржание и голоса города. Фотий почти убедил Сергея. Почти! И все-таки Юрий был свой, ведомый, надежный – Юрий, а не Софья, и не далекий литвин, уже завоевавший Смоленск и стремящийся теперь охапить Плесков и Новгород в руку свою. Сергей вспомнил, как потрясен был владыка погромом Владимира, и вздохнул. Быть может, там, у них, на Западе, где все католики и не так важно, какой володетель победит которого, – и не стало бы такой крайней нужды в единой – и сильной! – государственной власти, – но на Руси – все иначе! Все по-иному на Руси, и им там, на Западе, нас никогда не понять!

Он прикрыл глаза, вдыхая полною грудью упоительный весенний воздух с запахами воды, тлена, леса и далеких немереных пространств Дикого поля, откуда приплывают по Волге купцы из восточных земель и накатывает раз за разом в глухом топоте десятков тысяч копыт степная беда. Сергей вздохнул. Следовало пройти Кремником к речным воротам, спуститься на Подол, отыскать торговца солью и выкупить у него племянникову грамоту. Орали птицы, шумел торг. И не верилось ни в какую войну, тем паче – своих со своими! Всегда ли люди не могли жить в мире друг с другом? И смогут ли когда-то впредь?

Он начал пробиваться улицей, придерживая монашескую однорядку свою и бережась от брызг тяжелого, перемешанного с грязью весеннего снега из-под копыт проезжающих мимо верхоконных, на мгновение позавидовав тем старцам, что удалялись в леса и жили вдали от людей в скудости, но в свободе от дрязг и трудности мира сего.

Глава 4

Войны в самом деле не началось. Юрий прислал грамоту, предлагая перемирие до Петрова дня, и на Москве согласились – март истекал последними днями, стояла теплынь. Вот-вот вскроются – да уже и вскрывались реки, рушились, становили непроходны пути. Торговые гости ждали чистой воды, крестьяне – протаявшей земли, чтобы тотчас начать пахать под яровое. По местам все не унимался мор. Умирали «железою» (бубонная чума) – словом, пока не до войны было. Своим чередом шли домашние суетные, ежегодно повторяемые дела, ежегодно повторяемые праздники. 8 апреля справили Пасху, затем отмечали Радуницу – целыми семьями ели и пили на могилах, дарили друг друга яйцами. Зажигали и ставили свечи в честь усопших. Нынешние радуницкие поминания были особенно трогательными – столько народу молодого, юного, кому бы только жить да жить, унес мор!

Меж тем чинили упряжь, готовили сохи. В апреле уже начинали пахать.

Сашок не доедал, не досыпал. За хлопотами нет-нет и позабывалось давешнее горестное возвращение из Москвы с солью. Соль он довез-таки, но обнаружил, что весь господский скот угнан неизвестно кем, хлева пусты. Староста разводил руками, глумливо лыбился. Сашка никто на деревне взаправдашним хозяином не считал, слухи о том, что он внебрачный сын московской бабы-калачницы, дошли сюда тотчас по приезде Сашка в деревню. И тут, когда, как казалось ему, совершив героический подвиг, довезя соль в деревню и обнаружив вместо благодарности селян очищенные хлева, Сашок не выдержал.

Татарчонок Збыслав-Филимон, намеривший навестить двоюродника – или какая уж там родня ему Сашок! – вовремя прискакал в Островов. Сашок сидел на крыльце заднего двора и горько плакал, решив в сердце своем бросить это нелегкое боярское дело и возвернуться в Москву, где заняться прежним делом – благо рабочих рук, по случаю мора, не хватало всюду.

– Ты што?! – удивился Филимон, соскакивая с седла и татарской косолапой походкой подойдя к Сашку. – Али занедужил чем? – Выслушав, сплюнул, отмахнул, как муху, решение уйти в город. Примолвил строго: – Родителев не обидь! Думашь, умерли, и все? Нет! Они и с того света глядят на нас! А ну – прежде поснидаем с тобою, я дюже оголодал. Потом старосту твоего призовем! Кто в доме-то? Одна Акулька осталась? Ну, с бабы какой спрос! Пошли!

Староста явился не вдруг и сперва даже не взглянул на татарчонка – мало ли? И не ответил даже, когда тот вопросил о скотине.

– Ты-то кто таков? Подь отсюдова, и весь сказ!.. – начал было и получил ременною плетью поперек лица. Взревев, медведем кинулся было на Филимона, но тот увернулся, подставил подножку, и могучий мужик рухнул ничком, пропахав грязный снег и прошлогоднюю траву, вскочил, ринулся снова, мало что соображая. – Сашко, помогай! – высоким режущим голосом выкликнул Филимон, и опомнившийся Сашок, подхватив кстати подвернувшуюся оглоблю, махнул старосту по ногам. Скоро бой перешел в побоище – братья колотили старосту почем попадя, а тот уже не кидался встреч, стоял на четвереньках под градом сыплющихся ударов и только прикрывал голову. Сашок, давеча ливший слезы, озверел совсем, вымещая на наглом мужике всю свою давешнюю бесталанность и только повторяя в забытьи: – Соль, соль им привез! Соль привез! Слышишь, ты – падло!

– Эй, хозяин! – донеслось из-за плетня. – Охолонь! Убьешь-то мужика!

Сашок и Збыслав-Филимон оглянулись разом – невеликая кучка мужиков и баб столпилась за оградою.

– А скот твой даве в Марфино займище угнали, тамо и ищи! – продолжал тот же мужик, что остановил избиение старосты. И когда Сашок, откинув ослоп, подошел к ограде, вопросил негромко: – Старосту менять будешь, али как?

– «Али как» не выйдет! – отверг Сашок, которого впервые назвали наконец хозяином. – Вечером соберем сход! Надобно иного избрать! – промолвил твердо.

– Ан добро! – повеселел мужик, пояснив: – Ето ведь он и надумал со скотиной-то твоей. Свяк у ево тамотка. А мы бабу твою Наталью Никитишну помним! Добрый порядок при ней был! И тебе спасибо за соль! Слыхали, как тя обчистили на Москве! Как же! Иной бы пустым и возвернулся!

Тут заговорили многие, уже не обращая внимания на избитого старосту, что, все еще не вставая с колен, размазывал кровь по лицу и зверовато поглядывал то на хозяина, то на собравшихся мужиков.

– А ентот-то хто у тя? – вопрошали крестьяне.

– А брат! – легко отвечал Сашок, радуясь перемене к себе селян и прикидывая уже – не предложить ли сходу избрать старостой давешнего говоруна? (Еще не знал, то далеко не всякий, кто мастер красно говорить, может дельно управлять хозяйством. Впрочем, сход решал сам и порешил мудро, избрав новым старостой немногословного, в полседой бороды мужика с дальней заимки, которого Сашок совсем не знал, но который оказался дельным и въедливым старостой, премного облегчившим жизнь Сашку.)

Скот отыскался к вечеру того же дня, а через двое суток разыскали и вора. Филимон, порешивший не уезжать из деревни, пока не закончит дело со скотиною, первым молча ударил похитителя по уху. Вдосталь избитого похитителя мужики свели в лес, застегнув на все костяные пуговицы его свитку и продев в рукава крепкую жердь. Так, с распяленными руками, и оставили в чащобе, заведя руки за дерева.