Андрей Фурсов - Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств

• Название: Вопросы борьбы в русской истории. Логика намерений и логика обстоятельств
• Автор: Андрей Фурсов
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-8041-0871-8

Новая книга Андрея Фурсова посвящена проблемам борьбы в русской истории. Автор рассматривает различные аспекты и периоды этого противостояния от Смуты начала XVII века до наших дней.

Среди проблем, над которыми размышляет А. И. Фурсов, – не только общая логика истории России, но и Смута и коллективизация, опричнина и перестройка. Прогноз, который дает автор на ближайшие годы: Запад попытается в очередной раз преодолеть надвигающийся кризис за счет нашей страны и постарается использовать нарастающие системные проблемы РФ. И уж если суждено разыграться Большой Охоте, то нужно превратить охотника в мишень. При этом нужно помнить, что необходимое условие победы в борьбе – решение наших внутренних проблем.

И в свете этого книга, которую Вы держите в руках, – не только исследование о борьбе, но и оружие для борьбы – против фальсификации русской истории и против ее фальсификаторов, за будущее Великой России.

---

Это хозяйничанье западных чужих и хищников – характерное следствие, послевкусие Смуты. В ограниченном варианте это последствие видно в 1920-е годы – во времена НЭПа, т. е. после второй смуты, и практически в неограниченном – после третьей смуты, когда при попустительстве власти и активном участии пятой колонны западный капитал скупал всё, включая оборонные предприятия.

Геополитическая ситуация после Смуты ухудшилась: мало того, что Россия не могла как следует защитить свои рубежи с юга от крымцев, существенно понизился её статус в системе европейских государств – причём по сравнению не только с первой третью XVI в., но даже со временем после окончания Ливонской войны.

А вот во внутреннем социальном и властном плане главным последствием Смуты стало усиление самодержавно-крепостнического вектора, тех тенденций развития, которые оформились при Иване Грозном (опричнина) и Фёдоре Ивановиче/Борисе Годунове (предварительные шаги, ставшие необходимым, но ещё недостаточным условием закрепощения крестьян). В 1649 г. Соборное уложение зафиксировало победу обоих указанных векторов и завершение генезиса самодержавно-крепостнического строя в его исходном, «модельном» виде, далёком от кошмара петровщины и якобы «золотого» (но кошмарного для 90 % населения) «века Екатерины».

В то же время восстановление грозненского самодержавия произвела династия, избрание родоначальника которой на престол едва ли можно назвать легитимным. Эта династия не была укоренена в русской традиции так, как Рюриковичи, не имела такого исторического веса и значения как Рюриковичи – одна из древнейших династий Европы. Не случайно, уже второй Романов начал ломать русскую религиозную традицию, а четвёртый вообще ломанул русскую жизнь через колено и – небывалый случай – был назван народом Антихристом. Царь-антихрист на троне в православной стране – это ли не закономерный результат воцарения династии, исходно ориентировавшейся (в культурном и политическом плане) на Запад. И здесь мы подходим к вопросу об уроках Смуты.

VII

Первое. Главный урок Смуты конца XVI – начала XVII в. прост: любое ослабление центральной власти в России, её олигархизация ведёт систему к краху, причём не только систему власти, но и социальную систему в целом. Смуты начинают социально нездоровые, ущербные элиты, как правило, не имеющие адекватного представления о собственной стране и мире, лишённые стратегического видения, плохо связанные с национальной традицией и ориентирующиеся на Запад, на чуждую России и русским культурную и политическую традицию. Чтобы избежать лиха, такие «элиты» нужно устранять превентивно.

Второе. Крах системы власти, а затем и социальной системы в России активно используют, в значительной степени подготавливают и в ещё большей степени направляют определённые круги на Западе – достаточно вспомнить слова М. Олбрайт о том, что США в лице Буша-старшего умело руководили процессом разрушения Советской империи. От смуты к смуте эта роль внешней силы растёт, достигнув апогея в третьей смуте и предшествовавших ей событиях 1970–1980-х годов, когда политические и интеллектуальные наднациональные структуры Запада начали активную обработку общественного сознания советского социума, прежде всего определённых сегментов правящего слоя и обслуживающей его части интеллигенции («красненьких» и «зелёненьких» Эрнста Неизвестного).

Каждый раз речь шла об устранении в лице России конкурента и принципиально иного, чем Запад, культурно-исторического типа, иного, альтернативного Западу, особенно в капиталистической ипостаси последнего, способа освоения пространства и времени, иной религии – православия, по сути – иной цивилизации. Речь шла об уничтожении именно России, а не самодержавия или коммунизма – России с характерным для неё типом власти и религии. Для хозяев Запада не имеет никакого значения тот факт, что православие, как католицизм и протестантизм, – христианская конфессия. И католицизм, и особенно протестантизм суть иудаизированные версии христианства, далеко отошедшие от ортодоксии (православия), в виде которой христианство и распространялось в течение нескольких веков, пока римский епископ по политическим, главным образом, причинам не отщепился от ортодоксального древа. Православие сохранило в себе намного больше от исходного христианства, чем западные ветви (хотя окно уязвимости в виде Ветхого Завета по отношению к иудаизму/талмудизму остаётся, да и последствия реформы Алексея – Никона дают о себе знать). И это сохранение не может не тревожить, если не бесить (в прямом и переносном смысле) «властелинов колец» католицизма и протестантизма. Я уже не говорю о том, насколько проникнуты масонством и даже сатанизмом эти якобы христианские конфессии, постоянно идущие на уступки иудаизму и исламу, но ни в коем случае не православию. Создаётся впечатление, что для католиков и протестантов православные – намного более чужие и чуждые, чем иудеи и мусульмане. История русских смут и роли в них представителей западных конфессий и их пятоколонных подельников подтверждает это впечатление, а потому все попытки православных сблизиться с католиками или протестантами, помимо принципиальной исторической неправильности таких шагов, объективно носят проигрышный для православия характер и работают на его врагов – и на врагов России. Смута и то, что произошло после неё, роль католиков и иезуитов в частности в подготовке реформы Алексея – Никона, которая, по сути, была мощнейшей «идеологической», идейно-духовной провокацией, свидетельствует об этом со всей ясностью.

А раз так, то – третье – только национально-религиозное единство может вывести страну из смуты, из неустроения; при этом, конечно же, одна из наиболее сложных проблем – соотношение классового и национального, противоречие между ними. От смуты к смуте это противоречие обостряется, достигнув исключительной остроты в третьей смуте.

Четвёртое. Один из важнейших уроков смуты, непосредственно связанный с диалектикой национального (государственного) и классового, заключается в жёсткой необходимости изоляции пятой колонны и наказания предателей, особенно предателей из числа правящих слоев – ничего личного, только обеспечение общественной гигиены и социальной справедливости. Иначе – беда, что и произошло в результате действий князя Дмитрия Пожарского. Последний, вместо того, чтобы объявить предателями и отдать под суд (а то и выдать головой победившим земцам и казакам) тех бояр, которые открыли ворота полякам, присягнули Владиславу (среди присягнувших был Михаил Романов) и сидели вместе с поляками в Кремле в осаде, объявил их пленниками поляков. Что автоматически означало прощение. После чего испуг бояр прошёл и они сделали всё, чтобы ненавистный им благородный спаситель России Рюрикович Пожарский не стал царём. Почему Пожарский поступил так, а не иначе? Думаю, прежде всего, из классовой солидарности – не хотел лить кровь бояр. Возможно, рассчитывал на их благодарность, которая принципиально отсутствует в политике. К тому же, как заметил один беспринципный деятель русской истории, принципиальная политика – лучшая политика. Пожарский сморгнул, не решился пойти на принцип и на конфликт с боярами (а шансы князя на успех в таком конфликте были исключительно велики – ненавидимые народом предатели-бояре, скорее всего, даже не посмели бы сопротивляться) – и проиграл. А вместе с ним проиграла Россия, получив Романовых, которых некоторые исследователи считают криптокатоликами, начиная с Фёдора/Филарета, отца Михаила.

Мораль: в ситуациях смут в краткосрочной перспективе национально-государственное, общесоциальное важнее классового. Ещё одна мораль: предателей – к стенке, без всякой жалости: «по законам военного времени и правилам поведения в прифронтовой полосе».

Пятое. О классовой составляющей ни в коем случае нельзя забывать в среднесрочной и тем более долгосрочной перспективе. Из смут социум всегда выходит за чей-то счёт – за счёт той или иной социальной группы или групп. Послесмутное замирение – это всегда компромисс, но всегда неравноправный компромисс: кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Смута была тройной схваткой:

• между боярством и царской властью за тип самодержавия (олигархический или царско-единодержавный);

• между казачеством и дворянством («детьми боярскими») за то, кто будет главным военным сословием державы;

• и – более сложно (как писал дореволюционный историк А. Е. Пресняков) – между казачеством, крестьянством владельческих земель, холопами и низшей прослойкой «детей боярских» (в частности, боевыми холопами), с одной стороны, и среднего дворянства, среднего служилого люда и купечества, с другой. Эти «с другой» были организованы в земства, и как заметил всё тот же Пресняков, разрушение самодержавной системы в результате социальных конфликтов и нашествия чужеземцев грозило им утратой их социального и экономического положения. Потому-то они и выступили за восстановление самодержавного порядка (национально-государственный вектор подкреплён определёнными классовыми интересами), и это восстановление стало поражением тех разрядов населения, которые активно поддерживали обоих самозванцев (среди этих поддерживающих было немало бояр).