В. Болоцких - Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное

• Название: Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное
• Автор: В. Болоцких
• Жанр: История

Революционеры в России всегда находили сочувствие готовностью посвятить жизнь делу избавления народа от нищеты и эксплуатации, желанием создать общество всеобщего равенства и справедливости, искренностью и экзальтацией чувств. Но насколько революционные идеалы соответствуют действительности, насколько достижимы эти идеалы и не несут ли они зло, а не благо народу? Не является ли ложным революционное сознание? Не переходит ли экзальтация чувств в фанатизм, ведущий к насилию и несущий зло?

---

Но надежды на Александра I не оправдались. Начинается усиление реакции во внутренней политике – планы реформ забываются, подготовленные проекты конституции и освобождения крестьян лежат без движения. Семёновская история, запрет всех тайных обществ ставят окончательно крест на надеждах на реформаторский путь, совершаемый сверху. Наступает период существования Северного и Южного обществ. Эти организации носят более замкнутый конспиративный (при всей условности этого понятия для декабристских организаций) и более политический характер. Основным средством достижения программных целей – введения представительного правления, установления всеобщего равенства, свободы, ликвидации крепостного права – становится революция. Соответственно ужесточаются организационные принципы.

Но личностные качества декабристов, чувство собственного «Я», моральные принципы, мешали окончательной победе заговорщицкой тактики с формированием соответствующего типа революционера-подпольщика. Это выразилось в неприятии большинством многих идей Пестеля о путях достижения революционных целей и о роли государства в создании новой России. Именно во время дискуссий по предложению Пестеля о слиянии Северного и Южного обществ на основе идей учреждения республиканской формы правления, его проекта разделения земель, истребления императорской семьи, установления диктатуры и создания единой руководящей директории Пестель встретил решительное сопротивление со стороны членов северной Думы. Н. Муравьёв заявил, «что никогда не соглашусь слепо повиноваться большинству голосов, когда решение их будет противно моей совести (выделено мной – авт.), и предоставляю себе право выйти из общества во всяком случае»91.

Невозможность привлечь народ к революции, возглавить народную революцию неизбежно вела к принятию тактики военной революции, использования междуцарствия или насильственного устранения императора, к идее силового навязывания обществу своего проекта конституции, своих представлений о социально-политическом и экономическом устройстве страны.

Для декабризма характерны смешение, переплетение разнородных тенденций, которые в дальнейшем могли очень сильно разойтись. Но тем не менее уже тогда достаточно чётко заметны два основных подхода к пониманию роли личности и государства в мировоззрении декабристов. Эти подходы отразились во взглядах ведущих идеологов и организаторов декабризма – Никиты Муравьёва и Павла Пестеля.

Для них обоих, как и для всех декабристов, было бесспорным, что человек рождён свободным, что свобода несовместима с сословными, кастовыми и прочими социальными перегородками. Это нашло отражение в их проектах конституций – и у Н. Муравьёва, и у Пестеля провозглашается ликвидация всех сословий, разделения граждан по роду занятий (гильдии, ремесленные цеха и т. д.). Но дальше начинаются расхождения. Н. Муравьёва не удовлетворило определение свободы, данное Монтескье в «Духе законов»: «Свобода есть право делать все то, что разрешают законы», и он склоняется к точке зрения физиократов: «Свобода заключается вовсе не в том, чтобы иметь возможность совершать всё дозволенное законами, как полагал Монтескье, а в том, чтобы иметь законы, соответствующие неотчуждаемому праву человека на развитие его сил. Всякий иной закон есть злоупотребление, основанное на силе; но сила никогда не устанавливает и не обосновывает никакого права». Т.е. само содержание закона необходимо оценивать с точки зрения естественного права: «Соединяясь в политические общества, люди никогда не могли и не хотели отчуждать или изменять какое бы то ни было из своих естественных прав или отказываться в какой бы то ни было доле от осуществления этих прав… Они соединены и связаны общественным договором, чтобы свободнее и полезнее трудиться благодаря взаимопомощи и лучше охранять личную безопасность и вещественную собственность путем взаимного содействия»92.

Н. М. Дружинин совершенно справедливо оценивает эти слова декабриста как выражение приоритета личности над обществом, преимущества индивидуальных прав над правами общественного союза, запрета государству посягать на первоначальные и неотъемлемые права отдельных индивидуальностей. В этом Н. Муравьёв был согласен с физиократами и Б. Констаном: «Масса людей может сделаться тираном так же, как и отдельное лицо; закон может быть притеснительным, и, однако, никто, даже государственный орган, не имеет право притеснять кого бы то ни было». Критерием для оценки положительных законов является: «Если они благоприятны для свободы, собственности и безопасности, они хороши. Если они противодействуют им, то они плохи». Единственное ограничение для личной свободы – чтобы действия человека не вредили другому. Гарантия против насилия – неотъемлемое право сопротивления93. В своём проекте конституции Н. Муравьёв даже записал: «Никакое нарушение Закона не может быть оправдано повелением начальства. Сперва наказывается нарушитель Закона, потом подписавшие противузаконное повеление»94.

Н. Муравьёв достаточно подробно разработал в своём проекте монархической конституции систему представительных органов власти снизу доверху, от уездного тысяцкого до Народного веча95. В своём конституционном творчестве Н. Муравьёв, несмотря на переход от республики к монархии, развивался в сторону всё большей защиты прав личности и ограничения всевластия чиновничества. Так, в «пущинском» варианте конституции (более позднем) появляется норма, гарантирующая право объединения граждан в общества без чьего-либо разрешения, «лишь только б действия оных не были противузаконными». Эти общества получали право «делать себе постановления, лишь бы оные не были противны сему Уставу и законам общественным»96. Каждому гражданину гарантировалось право излагать свои мысли и чувства «невозбранно», запретить какие-либо книги можно было только через суд присяжных97.

Совершенно другой подход к этим проблемам у Пестеля. Констатируя, что цель государственного устройства должна заключаться в «возможном благоденствии всех и каждого», провозглашая, что благоденствие должно согласовываться с духовными и естественными законами, Пестель устанавливает, что «все государственные постановления должны стремиться единственно к благоденствию гражданского общества, причём всякое действие, сему благоденствию противное или ему вредящее, признаваемо быть должно преступлением». Но «благоденствие общественное должно считаться важнее благоденствия частного, и ежели оные находятся в противуборстве, то первое должно получать перевес» и «благоденствием общественным признаваемо быть должно благоденствие совокупности народа, из чего следует, что истинная цель государственного устройства должна непременно быть – возможно большее благоденствие многочисленнейшего числа людей в государстве, почему и должны всегда выгоды части или одного нераздельного уступать выгодам целого, признавая целым совокупность, или массу народа»98.

Пестель совершенно не задавался вопросом, как определить, в чём благоденствие «совокупности народа», кто будет это определять, почему интересы меньшинства можно ущемлять? Более того, не доверяя народу, о котором он так хотел заботиться, Пестель считал необходимым учреждение Временного правления на переходный период для постепенного введения «нового государственного порядка», «а народ обязан (выделено мной – авт.) сему ведению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению усердно всеми силами содействовать и неуместным нетерпением (именно так! – авт.) не вредить преуспеванию народного возрождения и государственного переобразования»99. Чтобы государство было сильным и крепким (а иначе оно не выполнит своего предназначения, по Пестелю), оно должно иметь одни и те же законы и один и тот же образ управления на всём своём пространстве. Правда, Пестель сам сомневался, «может ли сиё единообразие существовать»100.

Пестель не только не предусматривал никаких гарантий против произвола чиновников, как Н. Муравьёв, но и был убеждён, что «истинную постепенность в государстве образует чиноначальство, состоящее из тех чиновников, которые в службе находятся», «ибо в чиновнике нужны способности, знания и добродетели, могущие быть найдены во всех сословиях и не составляющие принадлежности которого-либо из них в особенности». Под «постепенностью» здесь понимается политическое пространство между народной массой и верховной властью, которое при феодализме занимают сословия с разным правовым статусом. Феодальные сословия, таким образом, заменяются Пестелем не народным представительством на различных уровнях, а чиновнической иерархией101.