Владимир Кулеба - Жили-были «Дед» и «Баба»

• Название: Жили-были «Дед» и «Баба»
• Автор: Владимир Кулеба
• Жанр: Русское современное
• Год: 2017

«Жили-были «Дед» и «Баба» – роман известного писателя Владимира Кулебы – охватывает большой промежуток времени. Мы знакомимся с его героями в застойные времена, когда они, занимая ответственные посты в аппарате ЦК Компартии, чувствуют себя хозяевами жизни. А расстаемся – на пепелище майдана, который становится для них крушением стереотипов и иллюзий. Автор исследует причины деградации личности не только «Деда» (как звали в аппарате инструктора Валентина Дидуха) и «Бабы» (его коллеги Ивана Бабенко), но и многих других, кто волею судеб попал под каток горбачевской перестройки. Например, руководителя доперестроечной УССР (глава Щербицкий В. В.).

---

– Валя, тебя шеф вызывает, – Иван, наконец, закончил записывать наряды руководства.

Шеф, понятно, интересовался сегодняшним совещанием с литерным составом пилотов и персонала, которые будут обслуживать В.В. – так в аппарате называли Щербицкого – в поездках в Москву и Крым, намеченных на текущий месяц. Просмотрев документы и сделав несколько несущественных замечаний, он спросил:

– Вы кандидатуру на место Марченко подбираете?

– Конечно, три человека нашли, на выбор. Могу доложить завтра, когда справки-объективки будут готовы, есть подходящие кадры…

– Пока отложите эту работу, – шеф выразительно, дольше, чем обычно, посмотрел в глаза Валентину.

Он не спешил возвращаться в кабинет, сквозь открытые двери которого выползало огромное сизое облако дыма и слышался рев Ивана:

– Я вас изнасилую когда-нибудь, Ольга Юрьевна!

Что-то крылось за всем этим, больно странно шеф посмотрел. После сокращения Толи Марченко, который вел автомобильный транспорт, Валентин с Иваном разделили его обязанности, но шеф договорился с секретарем ЦК о кандидатуре еще одного инструктора. «Видимо, где-то, на каком-то этапе, не сработало». Такой пинг-понг процветал в аппарате. Из Москвы, то есть, из ЦК КПСС, присылали директиву о сокращении. В Киеве ее выполняли, в срок докладывали. Через некоторое время запрашивали дополнительную единицу, в Москве делали вид, что ничего не замечают, закрывали глаза, соглашались с предложением ЦК КПУ.

Так было до Горбачева. Сейчас же, после его темпераментных выступлений о необходимости сокращения аппарата, двигавшееся колесо начало притормаживать. «С него, козла, станется, – говорил Иван, – под сокращение попадем, что тогда прикажешь делать?»

Валентин закурил сигарету «Мальборо», первую за день, обычно до обеда держался, несколько раз с наслаждением вдохнул приятный аромат. Вот неудобство: приходится постоянно прятать от Ивана нормальные сигареты. «Стреляет» безбожно, ему ли не все равно, «Беломором» всю жизнь травится! И с вопросами провокационными пристает: «И где ты только их достаешь?» – намекая на то, что на зарплату инструктора – 280 рублей – много таких сигарет не купишь. С утра Валентин обычно не курил, старался дотянуть до обеда, но сегодня не получилось…

– Ты скажи мне, – встретил его вопросом в лоб Иван, – если партия такая плохая, если коммунисты такие тупые, почему же тогда мы войну выиграли? Как за такое короткое время восстановили разрушенное хозяйство? Кто, в конечном итоге, дал право бичевать партию и страну?! – зычный голос Ивана срывался на фальцет, видно, он себя совсем загнал неуемным политиканством.

«Да не помешался ли он совсем? Или – на грани?»

Валентина спасла от ответа и очередной порции отрицательных эмоций стремительно, как всегда, ворвавшаяся в кабинет кассирша Наталья.

– Привет, мужики! – она пожала каждому руки, сначала Ивану, он ближе сидел, потом, немного задержав руку, Валентину.

Он тоже немного задержал прохладную руку и пощекотал пальцами ладонь. Такой у них был ритуал.

Наталья

Пепельные волосы, чуть раскосые глаза цвета спелого миндаля, скуластая, с выразительным ртом, фигура, что называется, в теле – такие нравятся мужчинам. Облегающее платье с глубоким вырезом на груди, чтобы возбуждать их любопытство. Подвижное и сильное тело, выросла в селе, любая работа горит, а готовит как! В кассе колготня каждый день несусветная, потом домой с сумками, гружеными дефицитами из цэковского буфета, на все парадное отоваривается, перепродает соседям, как сама говорит, с партийной наценкой, сын в пятом классе, уроки – откуда только силы берутся! Поначалу Валентин домой к ней приходил, а когда пацан подрос, стали кое-как устраиваться. Мужа выгнала, долго думала, прежде чем решиться, одной ей жить невозможно, потому-то так ненавидела мужицкое племя.

Валентин, когда оставались вдвоем, то ли в шутку, то ли всерьез называл ее гейзером. Познакомились на дне рождения, в стилизованном деревянном ресторане, на берегу Святошинского озера, где она помогала официанткой. Он сразу на нее глаз положил, наблюдая, как быстро и ловко у нее все получалось: порхала по залу, там посуду поменяет, там принесет, незаметно в рюмки нальет и уже опять куда-то спешит. Пригласил ее на водный велосипед, тогда только появились, она согласилась.

Что-то подсказало Валентину не начинать, не спешить, не приставать, когда катались. По опыту знал: иногда бывает полезно пересилить себя, выдержать паузу, взять не напором – хитростью, пойти в обход. Потом окупится сторицей, будет оправдано, с горки покатится. Так и получилось.

На берегу, когда вернулись в компанию, она пристально на него посмотрела. «Вы чего с такими счастливыми глазами?» – спросил кто-то. Сами не знали, так получилось, искра проскочила – и зажгло, закружило, завертело, сама себе уже не принадлежишь! Начали встречаться, в этой же гостинице, при ресторане. У нее администраторша в подругах, ключи давала – по восемь часов из номера не выползали, набрасывались друг на друга, как с голодухи, как последний раз, до истощения себя доводили. Тогда Валентин и стал называть ее гейзером – про себя, конечно. Постоянно фонтанирующий, мощный и теплый поток, без которого неделю не прожить, не дотерпеть, умом тронуться недолго.

Устроил ее на курсы стюардесс. Мама, еще живая, за сыном присмотреть могла. Само собою пришло понимание – без постели ничего не добьешься, платить мужикам надо, не ею заведено, не ей и отменять. И на курсах, и в экипаже, во внутренних линиях, постигала науку жить.

Подруги учили: не получаешь удовольствия – сопи в две дырки, ничего просить не вздумай, сами дадут, если заслужишь. Короче, хоть и не в парандже, а мыть им ноги надо обязательно. Позже, в международном экипаже, эта наука здорово пригодилась. Старалась не высовываться, незаметной мышкой проскользнуть, почти не красилась, юбки и платья – миди, да чтоб не в обтяжку, туфли на среднем каблуке, все в платок куталась, никаких выкрутасов бабьих, а все равно командир заметил. Было в ней что-то – притягивала мужиков, особенно, когда поначалу тянула резину, колебалась, будто отказывала, они тянулись, как гвозди на магнит. Про это, кстати, ей командир ночью однажды сказал, а он толк в бабах знал, ни одной новенькой не пропускал в аэропорту.

А потом и Валентин появился, Валентин Иванович, которого все боялись, даже командир. Чуть что – в ЦК на ковер, стружку снимать. От его слова многое зависело. Помочь практически ничем не мог, а вот навредить – запросто, и по-крупному. В общем, отпустил командир к нему. Поначалу с двумя была, но у летчиков какая жизнь – сегодня здесь, а завтра в Индии какой. Да и молодняк ее заменил, так что расстались по-людски.

Новую, цековскую науку преподавал Валентин. И как одеться, и как вести себя, по телефону с кем пошутить, а с кем – сдержанно, официально. Без него, понятно, ничего не предпринимать, никакой инициативы и самодеятельности. Когда немного в курс вошла, осмотрелась – поняла, какая ей хлебная должность досталась. Да ни один инструктор или консультант, которые ЦК брали своим горбом и головой, не имели того, что она и те, кто их обслуживали, – авиа и железнодорожные билеты выписывали, в буфете, на хозяйственном дворе, в ателье, в квартирном отделе – во всем управлении делами ЦК. Хотя и считались низшей расой, техническими работниками, «техрабами», в отличие от тех, кого называли ответственными. Но это – на бумаге, в реальной жизни, в той, в которую ее ввел Валентин, все наоборот. Имея доступ ко всем благам и льготам, что полагались работникам ЦК, они пользовались ими гораздо чаще и в больших объемах.

Тогда как, скажем, инструктору положено в ателье пошить пару сапог раз в два года, Наталья, раззнакомившись с девушками и обеспечивая их железнодорожными билетами, могла шить сколько душе угодно. Фокус заключался в том, что, скажем, зимние сапоги пошива цэковского ателье обходились максимум в сто рублей, по себестоимости, как здесь говорили. А Наталья их спокойно сдавала по 220, и то еще пусть спасибо скажут. И никаких усилий дополнительных, нервов – девушки к ней сами приходили знакомиться в кассу – в отпуск надо ехать, и не только им, но и родственникам, и их знакомым, и знакомым знакомых. А сколько людей приезжало к каждому в гости, и каждому – уезжать надо. Взять без очереди билет на поезд или самолет, да еще не простой, а бронированный, лучший – об этом можно было только мечтать. Толпы возбужденного народа осаждали вокзальные кассы. А здесь – пожалуйста, бери – не хочу!

Или книжный киоск, где Мила стоит. Книги, как и билеты, в жутком дефиците, по четвергам, в день завоза, очередь, почти как к ней в кассу. Да и знать надо, какая книга ходовая, это не шмотку тебе купить. Наталья чтивом никогда не болела, но случай помог. Как-то в киоске, в неурочное время, а она старалась приходить так, чтобы народу поменьше, да и выбрать можно спокойно, она встретила Димку, с которым когда-то по молодости водила шуры-муры. Не виделись лет пятнадцать, расцеловались.