Игорь Горев - Путина, ВБН… Сборник рассказов

• Название: Путина, ВБН… Сборник рассказов
• Автор: Игорь Горев
• Жанр: Русское современное

Среди вымышленных героев, всегда встречается хорошо узнаваемое лицо. И пусть вас не обманывают декорации, на сцене всегда присутствует жизнь не вымышленная.

---

– Чего заскучал, Ёська? Тебя, говорят, искупали в овациях и чуть не на руках вынесли из зала словно небожителя. Тебе ли предаваться мирской тоске, как нам жалким обитателям земных трущоб?

– Тебе ли жаловаться.

– А вот как хочешь, так и понимай. Я уже и завидую тебе, что сам не стал баллотироваться. Тебе все почести отдал.

Влад лукавил.

Среди их «славной тройки мушкетёров» ему досталась честь быть сыном «функционера», а не бедным, но драчливым гасконцем Костей, с которым он сдружился как раз по причине умения держать удар и давать сдачи всякому, без разбору: кто прав, кто виноват? Перефразируя Партоса: я дерусь, потому что всегда прав! Костя был тем молотобойцем, которому доверяют (не особо размышляя) раздробить кости несговорчивому врагу.

Прежние народные корни наградили Влада смекалкой и весёлым характером способным на всякие забавы. Отец был трудоголиком частенько ночующим в кабинете, дед идейным бойцом и крестьянским сыном, да видно, природа, заметив эти щедроты в предках, обделила ими наследника. Влад был просто счастливым потомком тех, кто однажды вкусил власти, и тот сладкий яд передался ему вместе с кровью. Единственное, что оставил себе в наследство Влад, была народная хитринка, позволявшая и крепостным не сгинуть под кнутами несправедливой судьбы и господ. Вот почему здраво поразмыслив с ленцой среди роскоши загородного дама, он решил: пускай Ёська исполняет «семь-сорок» перед толпой, и ветхий завет ему в спину, а мы уж как-нибудь в сторонке, где-нибудь на Карибах.

Иосифу Святославовичу выбирать не приходилось. С предками ему не особенно повезло, как Владу – в прежней стране им не особо давали разгуляться по карьерной лестнице. Кулаками «костедробильщика» Кости он тоже не обладал, да и на жёсткую школу ринга не особо напрашивался – мозги берёг. И правильно делал. Извилины, доставшиеся ему в наследство, помнили всякие времена и славные, и хорошие, и тёмные, ко всем смогли приспособиться, и на каждые вопросы придумали многозначительные ответы, с пунктами и подпунктами, на всякий случай. Влада он не выбирал в друзья, так получилось. Когда садишься в поезд не знаешь, кто будет твоим соседом по купе, если, конечно, намеренно не берёшь билет в СВ, где уже по определению «всякие кататься не будут». С таким расчётом он и вскочил на подножку отходящего в грядущий день вагона.

Когда на совете в закрытом клубе, встал вопрос, кому идти в депутаты ради общего дела, Костя замахал ручищами: «Я нет. И чего я им говорить буду». Ёська стрельнул глазами-телескопами на Влада и решил: вот он шанс, наконец-то, обойти на повороте «выскочку мажора». На том и порешили: каждый остался при своих потаённых соображениях.

В одном Влад не лукавил – он скучал. Праздношатание никогда ещё не способствовало бодрости духа и вдохновенной целеустремлённости. Так, невоздержание вечером приводит утром к одному единственному результату: похмельному синдрому. И так всякий раз, какие бы напитки не испробовал и в любых их сочетаниях, кстати, последнее ещё хуже. Вечерние клубы и всевозможные новомодные «пати», голые девицы и вечерние «покатушки с ветерком», тропические прелести и адреналиновые спуски с заснеженных альпийских вершин – всё набило оскомину. И он с видом жаждущего в пустыне искал «свежака». То есть свежего ветра.

И вот удача. Нет, что не говори, а искуситель неистощим на всякие там придумки. Тут с его гением не сравнится ничто – он непревзойдённый! Убедившись в этом, Влад вошёл в кабинет компаньона, испытывая приятную дрожь во всём теле, предвкушая нечто. Однако виду не подал, изобразив на лице трагическую маску избалованного вниманием принца.

Пока Ёська, не вполне остывший от ораторского запала, с видом бойца разрушал всяческую деспотию и искренне ненавидимую им тиранию, Влад, печальный, сидел напротив, сплетя пальцы рук и положив на них скуластую голову. Мешки под глазами добавляли его образу особую выразительность, и лишь в глазах – на самом дне чёрных зрачков, неустанно плясали чёртики, корчась от предвкушения очередной жертвы.

– Я рад за тебя – вижу ты в теме.

Влад расплёл пальцы рук и прошёл в сторону глобуса.

– Будешь? – не оборачиваясь, спросил он и, не дожидаясь ответа, буркнул, – а я буду. Так, для бодрости духа. Чувствую, до вечера не дотяну.

Ёська пожал плечами, его вольтерьянский дух не смел читать нотации, он уважал свободу личности и выбора. Гибель ближнего воспринималась им с философским спокойствием: желания покойного – закон для меня. Не лупцевать же по морде, в конце концов, от этого проявления деспотии одни синяки да ссадины.

В отношении Влада и его пристрастий он имел особое мнение: нас троё у кормила. И зная о вкусах товарища, следил за тем, чтобы в глобусе всегда стояла полная бутылка «Балантини» или Скотча, которым отдавал предпочтение его компаньон.

– Ты вечером чем занят?

– Посижу тут у себя. Завтра у меня две встречи с избирателями. Нужно подготовиться.

– Да? Ну что ж, остаётся пожелать тебе творческих успехов в борьбе со всякими там тираниями. Тут ты сел на своего конька. Слушай, – Влад изобразил недоумение на лице, – а чего он тебе лично сделал плохого, этот Сталин? Вроде у тебя никого нет в роду репрессированных? Или я ошибаюсь?

– Или.

– Так-так, ты у нас, к тому же, ещё и идейный. Так. Всё интересней. А на моего деда зла не держишь? Он у меня коммунист со стажем. Жёсткий дед был в вопросах классовой борьбы. Никому спуску не давал и себе тоже, к слову. Думаю, будь он здесь сейчас, ох, и досталось бы нам, оттягал бы за уши.

– И к стенке поставил бы?

Влад отпил, вопросительно поглядывая на Ёську. Помолчал, смакуя, пожал плечами и вздохнул, тяжело так:

– Думаю, никакой жалости – всё честно, как на духу. Не нам с тобой чета.

– Он идейный, так и мы свои идеалы не предаём. Никогда на дух не переносил всякое посягательство на чью-либо волю.

Влад криво ухмыльнулся.

– Воля воле рознь. Одних прёт, другие скромно к стене жмутся. Вот меня прёт. А дед мой между стоял, за справедливость значит. Ох, и всыпал бы он мне. Да помер, не увидал позора.

Уже в дверях Влад бросил через плечо:

– Вот кто не скучал, так это мой дед. Отец бывал нудным. А я… Зачем я заходил к тебе, Ёська? Запамятовал. Ах, да! Я сегодня к отцу заглядывал, на Барвиху. Так он мне шепнул по секрету: ждите перемен. Такие дела дружище. Голова кругом.

Ах, если бы Влад мог проникнуть за чёрную завесу Ёськиных зрачков. Он бы открыл целую энциклопедию посвящённую самому себе и другим, от А до Я. И был бы чрезвычайно удивлён, что в той премудрой книги жизни о самом Ёське мало чего сказано. Какая скромность, – восхитился бы Влад, – аскет духа, боец за справедливость. И укорил бы себя: не то что некоторые спивающиеся деградирующие личности, паразитирующие на достижениях славных предков. И чем дальше он листал бы ту книгу, тем больше преклонялся. Так на коровьей лепёхе восхищаются пробившимся цветком: его силой и красотой среди всеобщего разложения и пошлости. Однако Влад книг не читал, народная смекалка ему подсказывала: книга, как книга – самая обыкновенная, там про всех нас такого начитаешься. Одно плохо: краснобай себя высечь забывает, тельце холённое бережёт.

Влад хлопнул дверью. Иосиф восславил своё одиночество, блаженно откинувшись на спинку угодливого кресла. С Владом его связывало одна на двоих улица детства да хриплый голос земляка из магнитофона, чей дом был по соседству как идти в сторону Рижского вокзала. Ни голос, ни, тем более, «блатата» не прельщали его молодое сердце, слушал и восхищался, так, за компанию, из желания сойти за своего. Позже он открыл поэта в полном сборнике, но для друзей певец так и остался «третьим в компании», той самой душой, что способна была своим душераздирающим голосом разбередить сердечные трясины, откуда полезет всякая нечисть и от того ещё гаже и как-то не так всё… Самой крепкой пуповиной связывающей двух друзей был отец Влада, через неё и питалась та дружба. И пока её не разрезали.

Всё чаще, пристально приглядываясь к Владу, Ёська задумывался о будущем, так пассажир решает сойти раньше, с тревогой прислушиваясь к металлическому скрежету саморазрушения колёсных пар. И сейчас, в связи выборами и открывающимися перспективами, Ёська презрительно, глазами, вытолкал друга в дверь. Лишь Святославович в нём, пытался искать оправдание и прощал: «Это не большой грех, так – грешок». Но Иосиф был твёрд: «С малого начинается большое. Хочешь быть успешным – будь последовательным и целеустремлённым».

Он крутанул кресло, и перед ним предстала широкая панорама Москвы. Серые ноябрьские тучи морозно укрывали город, потускневший город кутался верхними этажами и… замерзал. Ёська поёжился, бросив взгляд на Кутузовский, представляя слякоть под ногами и хляби над головой. Что там Влад заикнулся об отце? Перемены? Иосиф отрешённым взглядом обозревал столицу, чьи окраины терялись в мареве. Чтобы этот каменный столп, слепленный и сцементированный из тысячи домов и миллионов судеб, сдвинуть с места – сила нужна, нечеловеческая. Сила дикая, неуправляемая, а у нас, как ни как, и слава Богу, – цивилизация. Вид каменной крепости успокаивал беспокойные мысли, растревоженные беспутным Владом.