Борис Сударов - Это было недавно, это было давно. Воспоминания о 30-х, 40-х, 50-х

• Название: Это было недавно, это было давно. Воспоминания о 30-х, 40-х, 50-х
• Автор: Борис Сударов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Судьба белорусского городка Мстиславля в годы немецкой оккупации. Здесь был свой Бабий Яр… Судьба еврейского мальчика, которому удалось спастись. Автор описывает события, участником и свидетелем которых он был. В повести, которая является художественным произведением, изменены имена некоторых героев и географические названия. Но в завершающей, документальной части книги «Моя родословная» всё названо своими именами.

---

Он приценивался к очередному возу дров, когда его бесцеремонно ктото оттолкнул в сторону и вскочил на телегу. Отец узнал секретаря райкома, которого часто видел на трибуне в дни первомайских и октябрьских демонстраций; не раз руководитель района приезжал и к ним на спиртзавод.

– Товарищи! Только что по радио объявили: гитлеровская Германия напала на нашу страну! Немецкая авиация бомбила Киев, Минск, Брест, другие наши города… Немедленно разъезжаетесь по домам и готовьтесь к защите Родины!..

Не успел секретарь закончить свою речь, а весь базар уже пришёл в движение. Война! Зашумела, заголосила, загудела базарная площадь, мгновенно превратившись в огромный цыганский табор, по тревоге снимающийся с места. Повсюду слышались громкие голоса, проклятия в адрес Гитлера. Мужики запрягали лошадей, перед дорогой потуже затягивали верёвки, скреплявшие так и непроданные дрова или сено. Женщины, надрываясь, скликали кудато отлучившихся своих детей. Старики ворчали: зноу, стало быть, з германцем ваявать, мать яго пройбу!

Вскоре опустела и притихла базарная площадь. И лишь неубранный конский помёт да повсюду разбросанные пучки сена, лениво перекатывавшиеся на ветру, напоминали о том, что ещё совсем недавно здесь был большой воскресный базар.

Уже через несколько дней Рува впервые услышал слово «беженцы». Женщины и дети, преимущественно еврейские, из западных приграничных областей вдруг стали появляться в городе. Некоторые из них, измученные, голодные, заходили и в дом Вихриных, где находили временный приют. Они рассказывали о том, что пришлось им пережить, о потере близких, о бомбёжках и пожарах. А через пару дней, отдохнув и запасясь коекакими продуктами, беженцы вновь отправлялись в путь, надеясь добраться до Брянска или Смоленска, куда, думали они, немцев уж никак не допустят, и там дождаться конца войны.

Немецкая армия между тем стремительно продвигалась в глубь страны. По сводкам Информбюро, бои шли уже у Могилёва.

Както вечером, когда в доме все уже легли спать, Рува услыхал разговор отца с матерью в спальне. Они говорили тихо, полушёпотом, но всё было слышно.

– Немец скоро может быть здесь, – размышлял отец.

– Надо быстрее уезжать. Многие уже уехали. Хазановы, Брайнины, Гуревичи… – Мать хотела продолжить, но отец недовольно перебил её.

– Как мы можем уехать, если ты со своим радикулитом даже с постели не можешь подняться? К тому же станцию разбомбили, поезда уж несколько дней не ходят.

– Надо както достать лошадь и добраться до Рославля. Пожить неделюдругую у Соломона, а там, смотришь, и война кончится. В случае чего оттуда можно в Москву податься, к Соне с Цилей.

У дяди Соломона, папиного брата, и тёти Фани, папиной сестры в Рославле, Рува и Рика несколько лет тому назад побывали в гостях и очень сдружились тогда со своими двоюродными сёстрами Соней и Ритой. И предстоящая поездка в Рославль Руву очень обрадовала.

– Попробуй, найди сейчас лошадь, – хмуро бросил отец.

– В крайнем случае оставите меня здесь, – продолжала мать. – Лёкса присмотрит за мной. А вам всем надо уходить из города, пешком, но выбираться отсюда.

Старая Лёкса, о которой шла речь, жила рядом с домом Вихриных в полуразвалившейся избёнке. В былые годы она помогала Вихриным по хозяйству, нянчила их детей, чем и кормилась. Мужа её давно не было в живых, а единственная дочь Марфа уехала кудато на заработки, и много лет о ней не было ни слуху, ни духу. Жила Лёкса отшельником, ни с кем не общалась и лишь изредка заходила к Вихриным, чтобы взять в долг рубльдругой, немного хлеба или молока. Долг этот она никогда не возвращала, и о нём никто ей никогда не напоминал.

Чем закончился разговор отца с матерью в тот вечер, Рува так и не узнал, безмятежный детский сон сморил его, и он больше ничего уже не слышал.

Рано утром отец кудато ушёл, и его долго не было. А вернувшись, он объявил:

– Вот что, дети, – немцы не сегоднязавтра могут быть здесь, и мы с мамой решили, что вам надо уходить из города.

– А вы остаётесь, что ли? – с удивлением посмотрела на отца Рита.

Старшая дочь в семье Вихриных, черноволосая красавица Рита не одному парню в городе вскружила голову, но замуж вышла за чужака. Её воображение пленил Рафик Вольфсон, молодой лейтенант, приехавший летом тридцать восьмого года после окончания танкового училища на побывку к своим родственникам. Вместе и отправились тогда к месту службы лейтенанта под Минск. А в июне сорок первого Рита с двухлетним Лёником приехала на лето к родителям. Тут и застала её война.

– Я сейчас в извозческой артели пытался достать лошадь, – продолжал отец, – но, к сожалению, ничего не получилось. А пешком, вы знаете, мама не сможет. Так что мы с ней останемся. Бог даст – всё обойдётся. А вы собирайтесь, я вас провожу. Доберётесь до Рославля. Там дядя Соломон вам поможет.

– Не представляю, как я с Лёником проделаю такой путь, – засомневалась Рита.

– Ты же не одна будешь, с тобой Рика и Рува пойдут, успокаивал её отец. – Я сейчас приготовлю тележку, на ней и повезёте Лёника и вещи. Сегодня из города многие уйдут, будете держаться вместе.

Не без слёз попрощавшись с матерью, дети вскоре отправились в путь. Отец вывел их за город, но возвращаться не торопился. Вскоре к Вихриным стали присоединяться другие покидавшие город люди – в одиночку и целыми семьями. Они молча шли, изредка перекидываясь двумятремя словами. Во второй половине дня вдруг повеяло свежестью, и впереди засеребрилась река. Толпа людей на берегу ждала парома, который, скрипя канатами, медленно приближался к пристани.

– Папа, тебе пора возвращаться, – напомнила отцу Рита.

– Посажу вас на паром и пойду обратно, – ответил Вихрин.

В это время, откуда ни возьмись, путников накрыл целый пчелиный рой. Люди в панике стали разбегаться в разные стороны, пытаясь спастись от неожиданной напасти. Они яростно размахивали платками, закрыв лицо руками, падали в придорожную канаву. Но пчёлы повсюду настигали их и безжалостно жалили…

– Папа! Лёника прикрой! – бросилась к тележке Рита. Она прижалась к сыну, укрыв его своим телом.

Пчелиный рой так же неожиданно исчез, как и появился. Искусанные, перепуганные, с опухшими лицами люди стали приходить в себя. Дети плакали, взрослые чертыхались.

Паром, наконец, причалил к берегу. Опасаясь, что всех он сразу не возьмёт, люди с узелками, рюкзаками, тележками торопливо устремились на его щербатые, сырые мостки. Ктото вёл под уздцы лошадь, тянувшую за собой гружёный домашним скарбом воз; держась за него, рядом шли старики, женщины, дети.

Прощание Вихриных было коротким и тягостным. Никто не знал, что ждёт каждого из них впереди: когда ещё доведётся им встретиться? Их лица выражали тревогу и смятение, а в глазах были слёзы. Вихрин долго стоял на песчаном откосе, тоскливым взглядом провожая изрядно осевший и медленно удалявшийся паром. И лишь когда тот причалил к берегу и опустел его помост, Вихрин отправился в обратный путь.

Поздним вечером, усталый и голодный, входил он во двор своего дома. И хотя на душе кошки скребли от неизвестности, как всё сложится в дальнейшем, они с женой испытывали чувство облегчения оттого, что дети теперь в безопасности и им, как считали родители, ничего не угрожает. Бог даст, думали они, через несколько дней дети доберутся до Рославля, и Соломон поможет им сесть в поезд на Москву. Там Циля и Соня, они приютят их.

Но Бог решил иначе.

Рано утром, чуть стало светать, Вихрины проснулись от неясного гула, доносившегося откудато издалека, с западной части города.

– Иосиф, слышишь? – с тревогой толкнула в бок спящего мужа Маня. Вихрин проснулся, прислушался. Гул быстро усиливался и вскоре перерос в шум, а затем и в хорошо различимый металлический грохот. Вихрин метнулся к окну, но ничего не увидел. Он быстро оделся и вышел на улицу. Из соседних домов тоже уже выходили встревоженные люди. У всех на лицах был один вопрос: наши или немцы!?

Ответ не заставил себя долго ждать. Через минутудругую на дороге, пересекавшей город с запада на восток, показались мотоциклисты, за ними двигались машины и танки. В город входили немецкие войска.

Хотя в таком исходе дела к тому времени уже мало кто сомневался в городе, тем не менее для всех это было неожиданным и непонятным. Так скоро врага здесь никто не ожидал.

Вихрин стоял и думал: «Как же так, почему без единого выстрела врагу сдали город? Где же наши войска? И что с детьми, успеют ли они добраться хотя бы до Рославля? Там спасительная железная дорога, оттуда можно попасть в Смоленск или в Москву».

Однако на следующий день, в полдень, к величайшему огорчению родителей, на пороге дома появились их дети.

– Что случилось, почему вы вернулись? – отец, мастеривший чтото в столовой, застыл с рубанком в руках. В его голосе и интонации были досада и отчаяние, бессилие и страх.