Ирина Кошман - Летопись Сатурна

• Название: Летопись Сатурна
• Автор: Ирина Кошман
• Жанр: Триллер

Конец 21 века, человечество испытывает острую нехватку ресурсов, пищи и воды. В некоторых городах уже невозможно выйти на улицу без кислородной маски. Еще хуже дела обстоят с моралью – свободная любовь, разрешенные наркотики, и прочая, прочая, прочая… Казалось бы, что может быть хуже? Но однажды определенная часть людей начинает испытывать ещё и непреодолимую потребность в каннибализме. Причем поедают детей… И тот, кто хоть раз попробовал эту пищу – уже никогда не сможет питаться иначе… Вскоре людоеды захватывают власть во всем мире, а нормальные люди помещены в резервации, чтобы стать донорами пищи каннибалов. Возможен ли хоть какой-нибудь выход из этой ситуации всеобщего безысходного ужаса?..

---

– Не напомнишь мне, чем мы тут занимаемся? – Рико фривольно привалился к стене, стараясь занять Лондон хоть каким-то полезным разговором.

Лондон вздохнула, перебирая в голове нужные фразы. Она прекрасно понимала, что Рико все уже давно знает, но хотела убедить его, что все будет в порядке.

– Женщины, Рико… Мы запихиваем им в матки…

– Да я это знаю, знаю, – Рико взмахнул руками, показывая, что спрашивал он не об этом.

– После введения в хромосомы вещества HSS-ZERO, у плодов начнет выделяться новый гормон. Я назвала его санусит, ты же знаешь. Он позволит блокировать выработку некоторых условных рефлексов, которые абсолютно бесполезны для человека. Они ничем не будут отличаться от остальных детей, Рико. Внешне – точно нет.

Рико прислонился лбом к стене и выдохнул, но не потому, что расслабился, а потому, что начал бояться еще больше.

– Внешне – нет… – повторил Рико.

Лондон резко взяла мужчину за локоть, заставив его взглянуть на себя.

– И внутренне тоже, Рико. По крайней мере, пока им не исполниться по восемь-десять лет.

– А дальше что? – Рико снова попытался изобразить безразличие.

– Рико, – Лондон, как и прежде, широко улыбнулась, – это будут люди, которые не будут страдать зависимостью от внешних обстоятельств. Они не будут страдать от чувства неполноценности, зависти. Стыд им будет не свойствен, тело для них не будет нести эротический элемент, как и должно быть. Они будут обладать естественным сексуальным инстинктом, а не измененным под влиянием общества. В какой бы среде они не находились и не выросли, их врожденная природа всегда будет выше приобретенных рефлексов. Почти как у аборигенов, понимаешь? Только еще лучше.

– Аборигенов, – Рико сморщился. У него в голове все перемешалось и спуталось. Лондон снова тяжело вздохнула. – И они будут ходить голые, – скептически произнес Рико.

– Если климат, в котором они будут жить, позволит, Рико, – она постучала легонько по груди, приводя разбушевавшееся сердце в порядок. – Но у них будет все то, что приносит пользу цивилизованному человеку, мой мальчик. Письменность, например, мебель, обучение, возможно, даже наука. Но они не будут воспринимать естественно то, что будет приносить им вред, понимаешь? Как должное. Как неотъемлемое.

– Хочешь сказать, им не будут угрожать всякие зависимости?…

– Нет! – резко оборвала доктора Рико Лондон, как будто желая поскорее развеять скепсис мужчины. – Санусит, Рико! Санусит!

Рико посмотрел на отбивавшиеся на стене часы, и они показывали уже без пяти восемь вечера. Он хотел поскорее отправиться домой и уложить свою одинокую голову на подушку. Ни о каких закусочных уже не могло идти и речи.

– Как они смогут выжить в этом обществе? – не выдержал Рико. – Где семь миллиардов страдает от жажды и столько же от голода. А большая часть оставшегося населения ходит в респираторах и иногда покрывается язвами. Где в большинстве развитых стран стоят мраморные фаллосы и гру-уди, – он произнес это слово протяжно, как будто вместо него имел в виду что-то другое.

– Именно поэтому я живу на Барбадосе, здесь такого нет в помине, – как будто невзначай вставила Лондон.

– …и люди поклоняются культу своих половых органов… – не заметил комментария Рико.

– Это уже другой вопрос, милый. И это трудный вопрос, – Лондон отвернулась и снова засунула ингалятор в рот. Некоторые вещи не меняются. – Сообщишь мне завтра о своем прибытии в лабораторию. За ними нужно тщательно присматривать несколько дней.

Чуть помолчав и уставившись в пол, Лондон спросила:

– Ты веришь в бога, Рико?

Рико не ожидал сейчас услышать это от Лондон, этой женщины, из уст которой любое упоминание о боге казалось богохульным. Но на сегодня для него это был самый простой вопрос, на который он ответил утвердительно.

– Я преданный католик, – он перекрестился и поцеловал указательный и средний пальцы левой руки, из которых изобразил крест. – Поэтому я против…

Но Лондон махнула рукой, не дав договорить Рико. Но было ощущение, что он дал ей то, чего она хотела.

Не оборачиваясь, она побрела по коридору к выходу своей заторможенной пингвиньей походкой. Все-таки в ней было что-то такое, что нравилось Рико. Наверное, если бы где-то был ее стройный и красивый двойник, он бы обязательно влюбился. Но это была брюзга Лондон с весьма экстравагантными манерами.

Рико вышел из здания лаборатории и сел в свой «Ситроен», чтобы добраться до небольшого дома в пригороде Бриджтауна.

2

В стране восходящего солнца солнце зашло уже примерно восемь часов назад. Лунный свет проникал в едва открытую форточку большой квартиры-студии где-то на западе Иокогамы. Отдаленно был слышен шум время от времени проезжавших по дороге машин. Что-то со свистом пролетело за окном, но не оставило после себя никакого «послания», подобно самолету, который не оставил бы длинного белого «последа» на голубом небе.

Сон Кио был очень тревожным. Еще совсем недавно она разродилась, и до сих пор ей было очень трудно прийти в себя. Да и было-то ей всего шестнадцать. Но учитывая, что возраст совершеннолетия был уже как семнадцать лет назад снижен до пятнадцати (а раньше совершеннолетие наступало в двадцать, надо же!), ее мимолетная связь с сорока пятилетним профессором истории японских технологий была полностью законна. И Кио ни дня своей еще не долгой жизни не пожалела о том, что совершила, принимая все происходящее в своей жизни как должное. К тому же недостатка она не знала. Несмотря на то, что эмансипация наступала уже в пятнадцать, она по-прежнему имела право требовать от родителей полного обеспечения. И раз уж такая возможность была, почему бы ею не воспользоваться.

Легкий прохладный ветерок всколыхнул тончайшую занавеску на огромном окне, из которого открывался вид на город, уже давно переставший быть «спальным». Кио встрепенулась в «коконе» и открыла глаза. И вопреки всем законам физиологии, зрачки ее были не расширены, а сужены, хотя едва ли это был предрассветный час. Ее охватило непонятное, неизведанное доселе ощущение. Это была смесь страха с возбуждением, шедшим из разума, смесь желания с возмущением, смесь чувства теплоты, которое разливалось где-то ниже сердца, но выше желудка, с чувством… голода. Желудок не сводило так, как обычно сводит, когда человек давно не ел, и все его существо требует пищи. Нет. Это была жажда, не соматическая, но психологическая. Кио прикоснулась к стеклянной поверхности «кокона», который защищал жителей больших городов Японии по ночам от вредных выбросов, вязким облаком обволакивавших острова. Крышка автоматически съехала вниз, наполнив постель изменившимся воздухом. Кио попыталась расстегнуть верхнюю пуговицу своей ночной сорочки, но с первого раза ничего не вышло. Удушающее чувство нарастало, но, как ни странно, от него совсем не было плохо. Это был какой-то экстаз, парализующий нервные окончания, но оставляющий здоровым рассудок. С третьей попытки ей, наконец, удалось освободить петельку от пуговицы в виде маленькой божьей коровки. Глубокий глоток воздуха заставил подняться туловище.

Кио была маленькой и хрупкой, но лицо выдавало в ней женщину, которая рано созрела. Из-под ночной сорочки едва выдавалась небольшая грудь, наполненная молоком. Накануне Кио покормила младенца и поэтому железы не томились в болевом ожидании освободиться от наполняющей их жидкости. Черные волосы, оформленные короткой стрижкой до мочек ушей, выглядели вполне аккуратно и даже не выдавали в Кио человека, который только что проснулся.

Некое внутреннее чутье вело Кио к удовлетворению потребности, только что проснувшейся в ней. Как только ее левая ступня коснулась лакированного паркетного пола, холод опалил ее пальцы и поднялся вверх по коже. Но это вовсе не помешало второй ноге последовать за первой. Кио встала с постели, и длинная ночная сорочка мгновенно покрыла ее ноги вплоть до середины голеней. Лихорадка прошла, но глаза все еще оставались стеклянными. Но сознание не покидало ее ни на минуту. Нет. Она все понимала. Она проскользнула, как призрак, мимо большого прикроватного комода (такие делали еще полвека назад, но мода на них не прошла до сих пор). Отражение шестнадцатилетней девушки вспыхнуло и померкло в висящем на стене электронном календаре с технологией «Воздушное прикосновение». Слабый лунный свет, проникавший в комнату, позволил бы с близкого расстояния рассмотреть дату, застывшую на календаре – 25 день «первой луны» 2073 года.

В горле пересохло то ли от жажды, то ли от сильного темпа биения сердца. Кио, словно фигуристка на льду, совершенно бесшумно прошла в комнату, где не было практически никакой мебели. Там стояла только лишь маленькая кроватка и пеленальный столик. В кроватке, тихо посапывая, спало маленькое человеческое существо. Девочке было всего три месяца от роду. Вообще-то Кио не планировала становиться мамочкой в шестнадцать лет: так сложились обстоятельства. Она была влюблена, а это маленькое обстоятельство уже сотни (если не миллионы) тысяч лет заставляет людей размножаться. Кио хотела выйти замуж и продолжить традицию браков (она нормально относилась к сторонникам «свободы», но все же была воспитана в браке мужчины и женщины). Но все вышло несколько иначе. Ее любимый профессор воспользовался правом, принятым в 2038, которое позволяло мужчине, даже если он и приходился биологическим отцом, не поддерживать ни морально, ни материально своих детей. С момента зачатия ребенок целиком и полностью оставался в ответственности матери. Поэтому Кио смирилась со своими положением, возможно, еще и потому, что была слишком молода, чтобы отчаиваться. К тому же безбедную жизнь ей обеспечивали родители.