Дмитрий Яворницкий - История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

• Название: История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1
• Автор: Дмитрий Яворницкий
• Жанр: История
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-227-06620-6

Трехтомная «История запорожских казаков» выдающегося украинского историка, этнографа, фольклориста, археолога, писателя, лексикографа, академика Д.И. Яворницкого – ценнейший памятник отечественной дореволюционной историографии, важный источник по изучению истории украинского казачества.

---

От прошлых времен в Никополе сохранились земляные укрепления, в виде валов и рвов, находящихся близ кладбищенской церкви, верст на пять от Днепра, по направлению к юго-западу. Они начинаются, с южной стороны, у двора крестьянина Никиты Петренко, идут по-над дворами крестьян Павла Сидоренко, затем Семена Гребенника, Федора Вязового и Григория Дорошенко; отсюда до ветряных мельниц имеют пропуск для въезда и потом снова начинаются от ветренки крестьянина Дмитрия Хрипуна, поворачивают к востоку и идут в огород караима Мардохая Бабаджана, далее тянутся через загон Ивана Бабушкина, огород Прокофия Демуры, двор Федора Безридного и ниже его теряются. В общем эти укрепления имеют вид правильного круга и обнимают собой очень большое пространство земли, в 750 сажен длины и 500 сажен ширины, захватывая собой всю базарную площадь Никополя и довольно большое число крестьянских дворов. Трудно сказать с полной точностью, к какому времени относятся данные укрепления; но едва ли они насыпаны жолнерами польского гетмана Потоцкого для наблюдения за действиями казаков во время пребывания их в Микитинской Сечи, как предполагает господин Карелин в «Записках Одесского общества истории и древностей». Это предположение не имеет никакого основания, так как гетман Потоцкий, отправляя за Хмельницким легкий отряд («залогу») в 800 человек к Микитинской Сечи, вовсе не имел целью располагаться лагерем против Сечи, а только изловить беглеца и доставить его в Польшу; Хмельницкий же, узнав о высылке этого отряда, оставил Сечь и спустился ниже к лиману; отряд последовал за ним, но потом, убежденный самим же Хмельницким, перешел на его сторону[246]. Таким образом, здесь не было ни времени, ни возможности гетману Потоцкому сооружать земляные укрепления; да и странно допустить мысль, чтобы запорожские казаки позволили полякам насыпать крепость всего лишь на расстоянии каких-нибудь пяти верст от самой столицы их вольностей, Сечи. Остается согласиться со свидетельством князя Мышецкого, который говорит, что имеющийся у Микитина ретраншемент сделан «от россиян в прежние годы, как хаживали Крым воевать»[247].

От времени запорожских казаков в Никополе уцелело несколько вещественных памятников, в виде построек, вещей церковного и домашнего обихода, письменных документов. Из построек интересны два запорожских домика, один, сооруженный в 1746 году «старанием Максима Калниболотского», – собственность еврея Тиссена; другой, сделанный в 1751 году «рабами Божиими куренным атаманом Онуфрием Назаровичем и Гаврилом Игнатовичем», – собственность Ксении Панченковой; один запорожский курень, с надписью: «Построин курень полтавский, 1763 года июня 6 дня», – собственность Анны Степановны Гончаровой. Домики перенесены в Никополь из села Покровского, где была последняя Сечь, а курень построен был, по преданию, в самом Никополе. Из других вещей запорожских интересны: медная пушка, стоявшая до 1888 года в ограде соборной церкви, и железный крест с той церкви, в которой, по преданию, молился Богдан Хмельницкий; в самой церкви – икона Креста с частицей Животворящего Древа, на котором был распят Спаситель, отделанная серебряной «шатой» в 1747 году коштом кошевого атамана Павла Козелецкого; четыре хоругви с различными изображениями; пять икон, из коих икона Николая, сооруженная казаком Антоном Супой, икона Варвары, написанная трудами Михаила Решетника, иконы Спасителя и Богоматери в серебряных шатах, по семь с половиной четвертей высоты и по пяти ширины, стоявшие на хорах церкви, где существовал особый престол, во имя чудотворца Николая, и бывшие здесь местными иконами; икона с изображением Богоматери, святителя Николая и архангела Михаила и ниже них целой группы молящихся запорожцев с атаманом во главе; последние представлены в их натуральном костюме и при оружии, с открытыми без шапок головами и длинными на головах «оселедцами». По преданию, здесь представлен кошевой атаман Петр Иванович Калнишевский с товариществом, обращающийся с молитвой к Богоматери о защите казаков ввиду грозившей им беды от Москвы, накануне падения Запорожья; оттого из уст атамана к уху Богоматери протянута молитва: «Молимся, покрый нас честным твоим покровом, избави от всякаго зла»; на что Богоматерь, склонивши свое ухо к запорожцам, отвечает: «Избавлю и покрыю люди моя». Далее сохранился небольшой кипарисовый в серебряной оправе напрестольный крест, пожертвованный казаком Лаврином Горбом; великолепное, в серебряном окладе по малиновому бархату, Евангелие, московской печати, весом без трех фунтов два пуда; плащаница из красного по краям и черного посередине бархата, с телом Спасителя, кованого серебра, пожертвованная в 1756 году казаком Тимошевского куреня Иваном Гаркушей, ценностью в 1200 рублей; две ризы, одна из сплошной золотой парчи, кроме серебряного оплечья, с изображением Покрова Богоматери, стоимостью в 1000 рублей; другая из красной парчи, кроме оплечья зеленого бархата с золотым и серебряным шитьем, с изображением Благовещения, стоимостью в 700 рублей; бесподобный, единственный в своем роде и потому бесценный аналой, сделанный из арабского дерева «абонос» (то есть черного дерева), отделанный черепахой, слоновой костью, перламутром, сверху стянутый буйволовой кожей и оканчивающийся на концах вверху двумя змеиными головками; по преданию, он достался запорожцам от цареградскаго патриарха в то время, когда они были под властью турок в период времени от 1709 по 1734 год и когда лишены были, за переход на сторону шведского короля Карла XII, возможности сообщаться с Русской православной церковью и потому получали себе священников из Константинополя. Затем сохранились еще две серебряные вызлощенные кружки, одна вместимостью до четырех стаканов, по преданию принадлежавшая кошевому атаману Ивану Дмитриевичу Сирко, другая, несколько меньше, с шестью саксонскими монетами, 1592–1598 годов, и с именами Христиана, Иоганна, Георга и Августа, добытые, по преданию, запорожскими казаками у саксонского генерал-майора Вейсенбаха в 1746 году, когда запорожцы посланы были в Польшу для поимки гайдамаков. Кроме того, сохранились два портрета, писанные с живых запорожцев, братьев Якова и Ивана Шиянов, бывших после падения Сечи ктиторами в церкви Никополя и до самой смерти ходивших в запорожском одеянии. Наконец, уцелели: золотая медаль, данная за храбрые подвиги в 1788 году при Очакове запорожскому полковнику Коленку; шелковый, зеленого цвета, запорожский пояс, пять с половиной аршин длины; небольшой железный молоток с выбитым на нем 1751 годом и расписка киевского архиепископа Рафаила, 1740 года, о посланной в Сечу, к церкви Покрова Пресвятой Богородицы, церковно-богослужебной книге, служебнике[248].

За Микитинской следовала Чертомлыцкая, или так называемая Старая Сечь, находившаяся на Чертомлыцком роге, или мысе, и оттого получившая свое название. По-видимому, об этой самой Сечи распространяется словоохотливый, но не всегда точный и правдивый Боплан (1620–1647). «Несколько ниже речки Чертомлыка, – говорит он, – почти на середине Днепра, находится довольно большой остров с древними развалинами, окруженный со всех сторон более нежели 10 000 островов, которые разбросаны неправильно… Сии-то многочисленные острова служат притоном для казаков, которые называют их войсковой скарбницей, то есть казной»[249]. Что касается такого количества островов – то это совершенная нелепица: в Днепре на всем его протяжении в пределах Запорожья насчитывается только 265 островов. Князь Мышецкий, перечисляя все запорожские сечи, во второй главе своей истории говорит: «Старая Сечь, которая состоит близ Днепра, на речке Чертомлыке. Оная Сечь начатие свое имеет, как еще запорожцы за поляками были» [250]. Чертомлыцкая Сечь основана в 1652 году при кошевом атамане Лутае, как в этом убеждает нас следующий акт: «Город Сечь, земляной вал, стоял в устьях у Чертомлыка и Прогною над рекой Скарбной; в вышину тот вал шесть сажен; с поля, от Сумской стороны и от Базавлука, в валу устроены пали и бойницы, и с другой стороны, от устья Чертомлыка и от реки Скарбной до валу, сделаны копии деревянные и насыпаны землей. А в этом городе башня с поля, мерой кругом 20 сажен, а в нем окна для пушечной стрельбы. А для ходу по воду сделано на Чертомлык и на Скарбную восемь форток («пролазов»), и над теми фортками бойница, а шириной те фортки – только одному человеку пройти с водой. А мерой тот городок Сечь с поля от речки Прогною до речки Чертомлыка сто ж сажен, да с правой стороны речка Прогной, а с левой стороны речка Чертомлык, и впали те речки в речку Скарбную, которая течет позади города. А мерой весь Сечь-город будет кругом с 900 сажен. А строили этот город Сечь кошевой атаман Лутай с казаками 20 лет тому назад»[251].

К этому, весьма обстоятельному внешнему описанию Чертомлыцкой Сечи, нужно прибавить лишь то, что внутри Сечи устроены были курени с окнами на площадь и «квартирками» в окнах, а вне Сечи, за городом, стояла так называемая греческая изба, может быть, для помещения иностранных послов, приезжавших к запорожцам[252]. Кроме того, акты 1659, 1664 и 1673 годов свидетельствуют, что на Чертомлыцкой Сечи существовала церковь во имя Покрова Пресвятой Богородицы; в 1664 году кошевой Иван Щербина писал гетману Ивану Брюховецкому, что церковь эта внезапно сгорела, так что духовенство не успело из нее выхватить и церковной утвари, оттого кошевой просил гетмана прислать в сечевую церковь триодь постную, апостол и кадильницу, в противном случае в наставший пост невозможно будет и службу божественную править. В 1673 году в новую церковь Чертомлыцкой Сечи, на имя кошевого Лукьяна Андреева, или Лукаша, присланы были от царя Алексея Михайловича 12 книг Четь-Миней[253]. В 1672 году в этой Сечи показывалось 100 человек кузнецов, «беспрестанно в ней живущих»[254]. Как кажется, одно время эта самая Сечь переносилась с Чертомлыцкого острова в открытую степь; по крайней мере, в 1663 году об ней писалось в «Актах Южной и Западной России»: «А Сечь и ныне у них на поле, и крепости никакой нет»[255].