Генрих Штолль - Классические мифы Греции и Рима

• Название: Классические мифы Греции и Рима
• Автор: Генрих Штолль
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2015
• ISBN: 978-5-85689-097-5

Перевод с немецкого языка древних мифов Генриха Штолля был осуществлен впервые в 1867 г. Затем эта книга долго не переиздавалась. В первом томе этого уникального электронного издания рассказывается о божествах и героях Древней Греции – Прометее, Персее, Дедале, Орфее, Эвридике, Геракле, Тезее, Ясон, аргонавтах и др. Поэтические рассказы о древнегреческих богах и героях изложены простым и понятным языком, рассчитаны на детей, подростков и взрослых читателей, интересующихся древнегреческой мифологией, рассказы снабжены иллюстрациями. Одна из частей книги посвящена метаморфозам, т. е. превращениям людей и богов в животных, созвездия и пр. Содержится трогательная повесть о любви Амура и Психеи (по Апулею), рассказывается о подвигах Геракла и походе Ясона и аргонавтов. Во втором томе книги приведены сказания о Троянской войне и божествах Древнего Рима. Имена героев Троянской войны сделались нарицательными, выражения Гомеровских поэм вошли в поговорку. Не одни поэты, но также историки и философы-моралисты в своих изысканиях и рассуждениях отводили видное место Трое, троянской войне. Художники-ваятели заимствовали из сказаний об этой войне сюжеты для своих произведений, предназначавшихся для украшения храмов, общественных зданий и т. п. Словом, память о Трое проходит красной нитью через всю античную литературу и через все античное искусство, а через них перешло и в наши дни, будучи постоянно оживляемой тем или другим способом.

---

Так говорила Креуза, но смолкла, увидев супруга своего.

Ксуф возвращался в это время от Трофониева оракула[12], что в Беотийской Ливадии, и принес от него благоприятный ответ.

Правда, Трофоний не хотел давать полного ответа прежде, чемь не даст его Аполлон, и возвестил лишь, что Ксуф и Креуза не возвратятся бездетными из дельфийского храма. По наставлению юного Аполлонова служителя, Ксуф вошел во внутреннее святилище храма за ответом Пифии; Креуза же, увенчанная лавровым венком, пошла к отдаленному алтарю Аполлона и взмолилась ему о благоприятном ответе. А в это время юный служитель Аполлона продолжал свое дело в притворе храма.

По вот отворилась дверь святилища, и Ксуф возвратился из него; радостно обнял он приближающегося к нему юношу и назвал его своим сыном. Юноша, сочтя Ксуфа за помешанного, оттолкнул его от себя, но старик не отходил от него.

– Сам бог даровал мне тебя в сыновья, – он возвестил мне, что сына встречу я, выходя из святилища; повинуйся же богу, дитя мое, признай отца своего.

А юноша ему в ответ:

– Не доверять богу грешно, итак приветствую тебя и обнимаю тебя как отца.

И радостно заключили они друг друга в объятия. Не понимали отец и сын, как могло все это случиться, но можно ли не верить Аполлону – богу?

Не желая, чтобы принятие в дом неожиданного для Креузы пасынка не внушило ей каких-нибудь подозрений и не огорчило ее, Ксуф решил сначала ввести Иона – так наименовал он сына – в дом свой, как чужеземца. Впоследствии же, в благоприятное время, когда Креуза полюбит юношу, с ее согласия, он решил признать его сыном и наследником власти.

Ксуф удалился с Ионом из храма, чтобы через глашатая призвать дельфийцев на великий пир, который хотел он устроить в честь своего сына или – как он говорил – гостя.

А в это время Креуза, вместе со старым слугой, возвращалась от алтаря Аполлона, ничего не зная о случившемся.

Прислужницы Креузы, которые, ей на горе, слышали и видели, как Ксуф усыновил Иона, открыли ей тайну, которой, до времени, не должна была знать Креуза и разглашать которую запретил им Ксуф под страхом смерти.

– Муж твой, – говорили они, – тебе на позорь хочет ввести в дом взрослого своего сына – юного стража Аполлона. Здесь, наверное, кроется какой-нибудь злой обман; приемыш этот, наверное, сын Ксуфа, рожденный ему какой-нибудь посторонней. И вот безродный чужеземец наследует со временем трон Эрехфея, а сама дочь Эрехфея, возлюбленная властительница паша, бездетная и презираемая, будет влачить жизнь изгнанницы в своем собственном доме.

Невыносимою казалась такая будущность для прислужниц, еще невыносимее она была для исполненной страха и гнева царицы. Под одною кровлей жить с этим пришельцем казалось ей невозможным. Оскорбленная, не помня себя от печали и гнева, Креуза одобрила даже план старого, преданного царскому дому служителя, который решился отравить юношу на пиру.

В это время Ксуфа уже не было в Дельфах. Он удалился на двойную вершину Парнаса, посвященную Аполлону и Дионису, чтобы там принести богам жертву в благодарность за дарование сына; Ион же в его отсутствие должен был устроить в Дельфах великий пир. На красивых колоннах раскинул он великолепную палатку и украсил ее коврами и пышными тканями. Во множестве пришли дельфийские мужи на пир; длинною вереницей уселись они, увенчанные венками из цветов, за столы, уставленные богатыми золотыми и серебряными сосудами, и с наслаждением вкушали сладкие яства и пили прекрасные вина. Когда, после еды, следовало совершить возлияние богам, вошел в палатку старый слуга и развеселил всех гостей своею услужливостью. Поспешно подавал он гостям воду для омовения рук, зажигал курения и разносил золотые кубки. Когда раздались потом звуки флейты и когда чаши были наполнены вином, смешанным с водою, старый слуга поставил перед гостями большие кубки, чтобы гости скорее предались веселью. Молодому же своему господину поднес он самый красивый кубок, наполненный до краев.

Когда Ион приготовился вместе с другими совершить богам возлияние, у одного раба случайно вырвалось богохульное слово.

Ион, выросший в храме, среди гадателей, увидел в том не добрый знак, вылил вино на землю и предложил гостям последовать его примеру и наполнить кубки свежим вином.

Гости, в молчании, последовали совету Иона. В это время прилетела целая стая священных голубей, которых держали неподалеку от Аполлонова храма. Голуби стали летать по обширной палатке. Томимые жаждой, слетелись они к пролитому вину и утоляли жажду. Все голуби оставались невредимы, лишь одна голубка, та, что ближе всех подлетела к Иону, как только испила вина, пролитого из Ионова кубка, задрожала, закружилась, стала издавать странные, пронзительные звуки.

Все изумились, видя мучения голубки. Не долго металась и трепетала бедняжка: скоро протянула она пурпурные ножки свои и испустила дыхание. Вскочил тогда Ионе со своего места, разорвал на себе одежду и воскликнул:

– Какой смертный замышляет мне смерть? Говори, старик, – из твоих рук принял я кубок!

Перед пыткой сознался раб, что в вино подмешал он яду и что Креуза знала об этом.

Ион перед старейшинами дельфийскими обвинил Креузу в покушении на убийство. Судьи единогласно решили, что чужестранка, дочь Эрехфея, покушавшаяся на жизнь человека, посвященного богу, и осмелившаяся исполнить свое намерение близ святилища Аполлона, должна быть побита камнями.

Все дельфийцы принялись искать преступницу. Креуза скрылась у одного алтаря перед Аполлоновым святилищем, и там Ион нашел ее. Уже готов был юноша поразить Креузу, как из храма показалась воспитательница его, Пифия, которую чтил он как мать, и остановила его. Жрице нужно было видеть Иона, чтобы вручить ему ту корзинку, в которой он найден был когда-то у порога дельфийского храма; эту мысль внушил ей бог Аполлон.

– До сей поры, говорила жрица, – Аполлону было угодно, чтобы ты был служителем в его храме, а потому я держала корзинку у себя. Теперь, когда Аполлон указал, кто твой отец, когда настало для тебя время покинуть храм и отправиться вместе с отцом в Афины, я должна возвратить тебе ее, как средство найти мать.

Полный светлых надежд, Ион взял убранную венками и лентами корзинку из рук своей воспитательницы, но скоро овладели им грустные мысли: Пифия напомнила ему о матери, которая безжалостно его покинула, не вскормила своей грудью; припомнил Ион и то, как рос он, безыменный ребенок, не видя материнских ласк. «Не лучше ли, думал он, забыть мне мать свою, чем искать встречи с нею? Но нет, ни одному смертному не избегнуть своей участи, – не буду и я противиться милости бога, который вознамерился возвратить мне мать. Возьму же я лучше корзинку и открою ее».

Креуза, все это время не отходившая от алтаря, видела все, расслышала разговор и узнала корзинку, в которую когда-то положила своего милого ребенка. Быстро сошла Креуза со ступеней алтаря и бросилась к своему сыну.

– Хватайте, вяжите ее, она хочет бежать! – воскликнул Ион; но Креуза уже заключила его в свои объятия. – Что за чудо! Она меня ловит!

– Нет, ты не понял меня: я нашла любимого сына. Ты – сын мой, сокровище мое!

– Лживая, неужели ты надеешься обмануть меня и избежать казни?

– Эта корзинка будет говорит за меня; спроси, и я скажу тебе, что в ней. Разверни ткань, я сама ее вышивала: в средине на ней вышито изображение горгоны, еще не оконченное, – это была только проба, – вокруг горгоны вышиты змеи.

Юноша нашел все это.

– Что еще в корзинке?

– Два маленьких золотых дракона, старинный дар Афины-Паллады, – это шейный убор для новорожденного малютки. Здесь же найдешь венок из ветвей оливы, растущей на скалистых высотах Паллады, на Афинском Акрополе: им я увенчала тебя. Если ветви еще целы, то зелень их свежа: Oни были отломаны от неувядающей оливы Афины-Паллады.

И в самом деле, не поблекший венок лежал на дне корзинки.

– О, дорогая моя, о, мать моя! – воскликнул юноша и вне себя от восторга, бросился в объятия счастливой матери.

Так нашла мать своего сына, которого, думала она, давно нет на свете. Когда Ион пожелал видеть Ксуфа, отца своего, чтобы с ним разделить свою радость, Креуза открыла юноше, что отец его не Ксуф, а сам Аполлон.

– Аполлон дал тебя, сына своего, другому отцу, супругу твоей матери, чтобы властвовать тебе над Афинами.

Так прекрасный сын Аполлона, усыновленный Ксуфом, прибыл в Афины и, как потомок Эрехефея, восстановил славный, уже угасавший царственный род Эрехфидов. От внука Эрехфеева Иона получило имя далеко распространенное племя ионян.

19. Прокрида и Кефал

(из „Метамофоз" Овидия)

Прокрида, дочь афинского царя Эрехфея, была прекраснее всех сестер своих. Нежно любила она прекрасного юношу Кефала, сына Гермеса и Герсы, и им была нежно любима. Охотно исполнил отец желание обоих, сочетал их браком, и были Прокрида и Кефал счастливейшею в мире четой. Счастье их не продолжалось однако и двух месяцев. Как-то рано утром Кефал охотился на оленей на цветистых высотах Гиметта.