Алексей Смирнов - Радиус Нестора. Жизнеописание в семи эпизодах

• Название: Радиус Нестора. Жизнеописание в семи эпизодах
• Автор: Алексей Смирнов
• Жанр: Прочий юмор

Семь трагичных и невероятных историй из жизни бесприютного созерцателя Нестора и его окружения. Для широкого круга бытовых философов и солипсистов.

---

Андрей Иванович выразил ему неохотное – такой уж он был строгий человек – одобрение. Он трясся за свое ноу-хау и с некоторых пор вообще полагал, будто сам выдумал всю затею. Он прохаживался возле паровоза и думал, о чем бы еще спросить.

– Мудрец живой? – осведомился он, не придумав ничего лучшего.

– Относительно, – вздохнул Взоров. – Живой, если это жизнь. Мы им подсунули диктофон, кое-что записали. Будем врубать по трансляции отдельные фразы, которые пожутче. Что-нибудь готическое, про бога и привидений. У него такое иногда прорывается.

Андрей Иванович мялся. Видно было, что его гложет нечто сокровенное.

– Может быть, – решился он, – их того… полечить надо? Здоровье-то не бесконечное.

– Согласен, Андрей Иванович, – Взоров сочувственно кивнул. – Конечно, надо. Но это дело долгое, серьезное и, боюсь, бесперспективное. Кто их возьмет? Таких-то. И полиса ни у кого нет.

– Полюса нет, – задумчиво подтвердил Андрей Иванович и посмотрел на часы. По случаю мэра он вырядился в выходной костюм, который сидел на нем, как фабричная упаковка.

– Мы что-нибудь придумаем! – обнадежил его Взоров, и тот, зная, что придумывать собеседник горазд, выкинул из головы гуманные, а потому неизбежно расплывчатые мысли.

Андрей Иванович медленно обошел паровоз, делая это, наверное, в сороковой раз. Он вообразил себе мэра и чуть не растрогался. Мэр обещал быть с многочисленным семейством – спесивой супругой, состоявшей в совете директоров десяти заводов, и тремя даровитыми дочками, которые, как многие знали, – к двенадцати, четырнадцати и шестнадцати годам соответственно – уже освоили маркетинг, веб-дизайн и международное право, приобретя эти знания в Кузнице Кадров.

Андрей Иванович был знаком с мэром лично и жал ему, помнится, руку. В нагрудном кармане пиджака у Андрея Ивановича скопилось восемь отрезков от ленточек, перерезанных при открытии разнообразных строительных объектов. От мэра ему хотелось не столько наград, сколько сопричастности. В глубине души он волновался: что, если градоначальнику захочется выступить с речью? Трибуны-то и нет! Правда, мэр специально предупредил, что речей не будет, а будут сплошные увеселения, но прихоти начальства, и это Андрей Иванович, усвоил давно, непредсказуемы. Все-таки надо было соорудить хоть какой-то помост. Но теперь уже поздно. Или нет?

Направляемый заботой, Андрей Иванович рассеянно пошел от паровоза, углубляясь в зону развлечений, которые еще не проснулись от короткого летнего сна. Лето шло уж вторую неделю, дыша сиренью. В парке душа и взор отдыхали, освободившись на время от пыльных дорог и стоячего зноя. Птицы свистели, утренние улитки уже спешили скрыться в траве и кустах, зная о скором наплыве посетителей. На маленькой площадке, покрытой свежим асфальтом, дремал телевизионный автобус.

Синий купол Пещеры Ужасов, расписанный харями, заставил Андрея Ивановича замедлить шаг. Забыв на минуту про помост и двигаясь на цыпочках, он подошел к шатру и приложил к стене ухо. Внутри царила степенная тишина. Андрей Иванович проделывал это каждое утро, сомневаясь в живучести тех, кто в шатре. Они же исправно доказывали необоснованность его сомнений.

С мэром предстоял очень серьезный разговор. Андрей Иванович подумывал о заграничных гастролях. Идея, разумеется, принадлежала Взорову, которому давно хотелось раздвинуть тесные парковые границы. «Они и не поймут, – насмешничал Взоров. От смеха и предвкушения он съеживался и словно скручивался в жгут, пробираемый алчным ознобом. – Мы им не скажем. Погрузим и свезем. Хотя бы и в цирк продадим, правильно?»

Не доверяя себе, Андрей Иванович вжался покрепче и теперь различил невнятное бормотание. Слов он не разобрал, но это и не входило в его намерения.

Не входило это и в намерения тех, кто скрывался внутри. Малый Радиус спал, и только Нестор, привалившись к Колоде, перебирал заскорузлый блокнот. Под впечатлением от этого предмета он думал вслух:

– Что такое автор? Это Бог. Он, движимый духом, то есть вдохновением, которое он сам, посылает в мир себя же, своего сына, то есть вещь, которая тоже он. Вещь казнят, и автор молчит. Но она, бессмертная, воскресает в каком-нибудь хвалебном обозрении и возносится к Богу обновленной отзывами. Поэтому всякий, кто ищет божества, должен прочесть книгу автора. Да это, может быть, и не я все пишу. Ничего не помню.

В полумраке смутно виднелись колбасно-сосудистые изделия, сплошь покрывавшие колоду: пустые сосуды и ошметки неправдоподобной колбасы.

– Че ты сипишь, – простонал с пола Гагарин, и ему вторил ворчаньем Натоптыш, который так и сидел, все больше похожий на языческое изваяние.

Нестор взялся за голову и сдавил ее с северо-востока на юго-запад.

– Не хочешь – не слушай меня, – произнес он с досадой: не от обиды, но раздраженный вмешательством в свои мысли. И его воображение мгновенно разрешилось образом Царя, который читает послание Иеремии и швыряет в огонь кусочек за кусочком.

Отождествившись с Иеремией, Нестор плавно повалился на бок.

Он чувствовал себя неважно.

Все чаще случалось, что Нестор посещал свой собственный аттракцион, тогда как мелкие бесы, мелкие же ангелы и обрывки разложившихся сущностей тоже, вероятно, занимались своими обыденными делами, но Нестор пугался, проходя через их строй и пытаясь иных уловить – при том, что потустороннее общество, в которое он попадал, нисколько не желало ему зла и даже не подозревало о его присутствии, обосновавшись в Малом Радиусе его головы близ Колоды, именуемой мозговым стволом. А иногда сквозь его голову тоже проносились веселые поезда с теми же ошметками душ, которые, конечно, не удостоились Света, но и в нижние пределы пока не отправились, и вообще заслуживали некоторого снисхождения – а значит, имели право время от времени развлекаться. Этих не успевал рассмотреть сам Нестор; они же, пронзая слои сознания, отчасти влияли на его странные и пока не познанные аспекты. Бывало, что он вдруг вскакивал и судорожно хватался за вещи, которые всегда презирал, то есть за самую обыденную реальность: стены, ту же Колоду, кирпичи; однако реальность-то его и подводила. Она оборачивалась вероломной каруселью, и Нестор падал.

Внешний и внутренний Радиусы все чаще и все прочнее накладывались один на другой. Это происходило не только с Нестором. Незваные экскурсанты с воем и визгом съезжали с извилин его сослуживцев, принимая мозговые выпуклости за ледяные горы.

Однако Нестору, в отличие от остальных, не чуждо было детское любопытство. И за прошедшие месяцы в нем исподволь вызрело желание разобраться.

С усилием поднявшись, он взялся, наконец, осуществить свой план – мирный, безобидный, изначально доброжелательный к неизвестным сущностям, которым Нестор не желал вреда, но лишь хотел включить их в систему своих философских координат.

Он приковылял к Натоптышу, который смотрел прямо перед собой и улыбался. Попытки вступить с Натоптышем в разговор закончились неудачей. Ею же закончились усилия, приложенные Нестором, чтобы сдвинуть его с места и пересадить на рельсы. Натоптыш сидел, как влитой; Нестор повел носом, боясь учуять запах разложения, но этот запах, если и был, бесследно терялся в других, сильнейших.

Тогда внимание Нестора переключилось на Олега. Олег спала близ путей; Нестору не составило особого труда подтащить ее к выходу и положить на рельсы. Этого, как он предполагал, было достаточно, чтобы штука, ежедневно проносившаяся через Малый Радиус, притормозила и сделалась доступной предварительному осмотру.

Гагарин прекратил свои метания и остановился, следя за манипуляциями Нестора. Тот крякнул, выпрямился и пошел обратно к Колоде, чтобы занять место. Устроившись, он взболтнул содержимое стаканчика, оставшееся с ночи, понюхал и проглотил.

– Печь испытывает крепость лезвия закалкою; так вино испытывает сердца гордых – пьянством, – сказал Нестор сдавленным голосом. – Книга Сирах.

– Откуда там вино? – подозрительно спросил Гагарин.

– Вино есть аллегория, – объяснил Нестор. – Боярышник – это тоже вино.

– Рехнулся ты совсем, – махнул рукой тот. – Какое же это вино.

И Гагарин замолчал, привлеченный какими-то событиями, что творились по углам и были недоступны непосвященным. Нестор, легко перевалившийся в Малый Радиус сознания, спроецировал внутреннюю картину вовне, и все в очередной раз смешалось – так, что уже было не разобрать, где наружное, тварное, а где сокровенное, вечное.

Олег лежала кулем, проседая на шпалы корпусом. Нестор ждал. Его созерцательный интерес настойчиво продирался сквозь напластования странных картин: так пробивается цветок, подозревающий, что душный асфальт не бесконечен, и будет солнце.

Наконец, послышалась праздничная музыка, донеслись какие-то голоса. Нестор слышал их словно через подушку. В нем мелькнуло желание выбраться наружу и посмотреть, но оно тут же сменилось чем-то другим – может быть, мыслью, а может быть, чувством. «Что внутри, то и снаружи», – подумал вскоре Нестор, приспосабливая к современности древний постулат. Он чуть напрягся, потому что расслышал лязг и стук. Подавшись вперед, он стал всматриваться в проем, завешенный шторками. Неожиданно вспыхнули лампочки, зашипели динамики, а стены вспыхнули зеленоватым светом аквариума.